Владимир Бушин - Во дни торжеств. Острые вопросы в юбилей Победы Страница 20

А то вздумал еще блеснуть знанием немецкого, но вместо die Sоwietuniou лихо выдал Soviet Union. Другой раз для понту вставил в текст известную английскую поговорку My home is my castl (Мой дом — моя крепость). Похвально. Только англичане, которые настоящие, предпочитают в таких случаях говорить не home, a haus. В другой раз ввернул nach der Heimat (домой, на родину). Весьма интеллигентно. Но немцы, которые вполне грамотные, говорят в этом случае не nach der, а in die. Или nach Hause, heim. Словом, дикое невежество на любой вкус, в том числе на иностранный! И при всем при этом он еще гневно и презрительно восклицал: «Безграмотная эпоха!». А спустя двадцать с лишним лет предал гласности тот ужаснувший его факт, что какой‑то инспектор райпо в Казахстане в какой‑то ведомственной бумаге написал не «ботинки», а «батинки». Да он, вероятно, и не русским был.

Что же все это означает? Мало того, что человек имел полтора высших образования, но Наталья Решетовская, первая жена сочинителя, вспоминала, что муж был очень аккуратен, дотошен, делал бесконечные выписки из прочитанных книг и мечтал, чтобы в доме стояла ваза с карточками, на которых разного рода цитаты и даты, а он, проходя мимо, запускал бы руку в вазу, вытаскивал несколько карточек и проверял себя. Голубая мечта зубрилы…

Но ведь дело не только в столь загадочной орфографической безграмотности. В этой великой книге мы на каждом шагу встречаем еще и великое множество нелепостей совсем иного рода — исторических, географических, житейско‑бытовых и т. д.

Вот один из ее персонажей говорит, что в 1812 году из‑за лесов и болот «Наполеон не нашел Москвы». Ну, этот персонаж, может быть, дурак дураком, но его словам никто же не удивляется, никто не возражает, не переспрашивает, принимают как само собой разумеющееся. Выходит, что и автор, и все другие персонажи этой сцены согласны, что не было ни Бородинской битвы, ни пожара Москвы, ни Березины, ни гибели 600‑тысячной армии двунадесяти языков, а наткнулся Наполеон на болота, повернулся и пошагал домой, где его ждала красавица Жозефина. И Ватерлоо не было, и русской армии в Париже не было. Интересная история… Замечу, что эту дичь, как и многое другое, столь же высококачественное, вдова писателя, не шибко превосходящая его на поприще знаний, в помянутом екатеринбургском издании 2007 года, которое редактировала лично своею любящей рукой, — эту дичь оставила в неприкосновенности (том 1, с. 356).

А вот мы читаем, что после революции и Гражданской войны население у нас было 180 миллионов. Это супруга милосердно поправила: 150. Может, вспомнила поэму Маяковского, так и называвшуюся «150 миллионов» (1919). В другом месте читаем, что в 1941 году население у нас было 150 миллионов, а на самом деле, как известно, около 195 млн. Иначе говоря, в одном случае ему в лживых и клеветнических целях захотелось уменьшить цифру на 45 млн., в другом в тех же целях — увеличить на 30 млн., и он без колебания в обоих случаях манипулирует цифрой населения родины либо действительно не знает ее. Писал также, что за каждым из руководителей Беломорканала числится тысяч по 30 загубленных душ. Вдове показалось мало, добавила 10: по 40 тысяч (2007, с. 79). Все, что он писал о Беломорканале, великой стройке первой пятилетки, имевшей огромное народнохозяйственное и военное значение, — первоклассная туфта. Кстати, как нам пригодился Беломорканал в 1941 году!..

Есть в этом сочинении и о кошмарах в какой‑то Михневской области, и атаман Платонов, и Кипр вместо Крита, и подарил он Марксу книгу Энгельса «О положении рабочего класса в Англии», которую тот написал еще до знакомства с Марксом… Вот это очень примечательно. Ведь Солженицын до тех пор, пока не сделался «мечем Божьим», считал себя завзятым марксистом, намерен был написать книгу «Люби революцию», считал, что Сталин отступает от марксизма, и негодовал по этому поводу, писал жене с фронта, чтобы она закупала марксистскую литературу, т. к. опасался, что она исчезнет — и вот, пожалуйста, путает Маркса с Энгельсом! Вдове надо бы поправить, да она и не знает, кто это такие, так и печатает лажу (т. 2, с. 221).

Ну, ладно, он приписывает Бернсу стихи, которые тот никогда не писал, но как цитирует любимого Пастернака, его «Лейтенанта Шмидта»! Шмидт у него говорит на суде:

Я тридцать лет вынашивалЛюбовь к родному краю,И снисхожденья вашегоНе жду и не теряю!

Как это — не теряю? Чтобы потерять, надо иметь. Бессмыслица же! И это сталинский стипендиат? У Пастернака, конечно же, — «и не желаю».

Я уж не говорю о таких приступах слабоумия, как байки о целом составе, в каждое вагонное купе которого, рассчитанное на четверых, запихивали, мол, по 36 заключенных, т. е. в 9 раз больше, чем полагается, и три недели зачем‑то везли с Камчатки в Москву; или о камерах на 20 человек, в которых‑де отбывали срок 323 заключенных, т. е. в 16 раз больше; или о тюрьмах, рассчитанных, дескать, на 500 человек, а в них сидело 10 тысяч, т. е. в 20 раз больше. Слышите, анархист, — врет в двадцатикратном размере! Да уж не был ли и он анархистом?

Кому этого мало, может прочитать и такое: «Роту заключенных около ста человек ЗА НЕВЫПОЛНЕНИЕ ДНЕВНОЙ НОРМЫ ЗАГНАЛИ НА КОСТЕР — И СОЖГЛИ» (выделено им). В другой раз за то же самое заморозили в лесу 150 человек. Итак, истребили 250 человек. А кто за них будет завтра выполнять план? Ведь за план‑то начальство взыщет! Кто будет выполнять? Да, видно, сам Солженицын, его жена, сыновья да вот этот самодельный анархист. Но это что! А еще был случай, говорит, когда просто так от нечего делать, просто патроны были лишние, взяли и за три дня расстреляли 950 человек. Вот так же писатель Ч., ныне покойный, уверял, что маршал Жуков на Ленинградском фронте «батальонами расстреливал». Я ему говорил: «Ну, допустим, расстрелял два‑три батальона. А кто же вместо них оборону держать будет?». Этого Ч. не знал… Удивительно, как желание сказать гадость убивает способность здраво соображать.

Ну, на этом, я думаю, пора сделать вывод. По‑моему, совершенно ясно, что иметь такого уровня грамотность, нагородить столько несусветного вздора (а тут лишь малая часть) не мог психически нормальный взрослый русский человек, имеющий высшее образование. И есть веские основания полагать, что «Архипелаг» написан если не целиком другим человеком, не русским, или несколькими иностранцами, плохо знающими и русский язык, и русскую историю, то во всяком случае при их весьма активном участии.

В нашей прессе неоднократно приводились такие вот строки из воспоминаний бывшего американского посла в СССР и разведчика Д. Бима: «Когда мои сотрудники в Москве принесли мне ворох листов за подписью Солженицына, я вначале не знал, что мне делать с этим бредом. Когда же я посадил за редактирование и доработку десяток опытных и талантливых редакторов, я получил «Архипелаг ГУЛаг» (Н. Федь. Литература мятежного века. М.: 2003, с. 512).

Действительно, француженка по рождению Ольга Андреева‑Карлайль, внучка известного писателя Леонида Андреева, в книге «Возвращение в тайный круг» (М.: 2004) рассказывает, что Солженицын первоначально планировал издание своего бессмертного «Архипелага» в крупном американском издательстве «Харпер энд Роу», где до этого с помощью Ольги Вадимовны и ее мужа Генри роскошно был издан роман «В круге первом». Она писала: «Я представляла себе, что мы — наша тайная организация с базой в США была телом, а голова этого тайного организма находилась в Москве. Получая распоряжения от головы, тело претворяло их в жизнь» (с. 110). Супруги пять лет возились с рукописью «Архипелага», устроили ее перевод на английский, и все было готово к изданию, но вдруг у «головы» поехала крыша, она заподозрила «тело» в финансовых махинациях и написала супругам, что они могут перевод сжечь, «голова» отказалась от их услуг да еще по своему лагерному сексотскому обыкновению обвинила их в том, что по их вине она была выслана из СССР. А книгу издали во Франции.

А вот еще и докладная записка председателя КГБ Ю.В. Андропова в ЦК от 10 апреля 1972 года, в которой есть такие строки: «По полученным данным, РОСТРОПОВИЧ, на даче которого продолжает проживать СОЛЖЕНИЦЫН, 27 марта посетил посла США Д. Бима и беседовал с ним в течение двух часов» (Кремлевский самосуд. М.: 1994., с. 221). О чем они могли беседовать, как не о Солженицыне! О чем, кроме тогда уже готового «Архипелага».

Ну, а талантливость упомянутых Бимом редакторов, если они действительно работали над рукописью, как мы могли убедиться, не высокого полета. Но они могли быть именно людьми, плохо знающими и русский язык и русскую историю. О чем говорить, если в США даже президенты путают Ливию и Ливан, Австрию и Австралию, если их фильм о нашей Отечественной войне назывался у них «Неизвестная война». Вполне могли они думать, что и «Наполеон не нашел Москвы».

И вот что опять примечательно. В своем «Теленке» (М.: 1996) Солженицын орет на переводчиков Бурга и Файфера: проходимцы! Рычит на переводчика Р. Паркера: прихлебатель! халтурщик! Визжит на издателя Фляйснера: лгун! И поносит всех вместе: «Они испоганили мне «Один день Ивана Денисовича»!..