Владимир Бортко - Мне не стыдно быть патриотом Страница 20

А США, на которые сейчас молятся наши доморощенные смердяковы? Кто кормил и кормит Америку? Увы, не фермеры. Там существуют крупнейшие аграрные хозяйства, производящие львиную долю сельхозпродукции.

А наши демократизаторы в угоду конкурентам всё загубили и в качестве издёвки выдали бывшим колхозникам мелкие земельные паи. А теперь вопят: неконкурентоспособны!

— Совсем недавно патриотизм был «последним прибежищем негодяя», а сейчас с самых высоких трибун звучат патриотические призывы. Когда вы сняли фильм «Тарас Бульба», отнюдь не все приняли его доброжелательно.

— Не очень доброжелательно — это очень ласково. Определённые круги просто пришли в ярость и неистовство. Н. В. Гоголя ругать, в общем, неудобно, мировой классик всё-таки. Правда, можно поставить его памятник спиной к Невскому проспекту, можно и вовсе переименовать улицу его имени, но ему-то что? Он всё равно Гоголь! Режиссёра же Бортко, осмелившегося снять, в общем-то, не очень отступая от буквы и духа этого «неполиткорректного» произведения, буквально пытались смешать с грязью. Ярость была действительно дикой. Точнее, этих яростей было две. Первая исходила от нашей либеральной общественности, а вторая ярость исходила от украинских так называемых свидомых. Как это так — один народ?! Мы-де с москалями ничего общего не имеем от века… Но фильм и в России, и на Украине посмотрели около пяти миллионов зрителей. Он был лидером проката, обойдя и параллельно идущие американские фильмы. Вот что важно.

— И всё-таки мы один народ?

— Для меня русские, украинцы и белорусы — это разные ветви одного-единственного народа. Я стал коммунистом тогда, когда мой народ предательски разделили на три части в Беловежье. Ударили в самое сердце народа. И знали, что делали. Эти преступники сделали то, что не удалось Гитлеру. Они осуществили его мечту.

Но с Гитлером мы долго и кровопролитно воевали и разгромили его. А тут без единого выстрела, росчерком пера… Одному из них вот уже памятник на родине поставили…

Об этом нужно каждый день кричать криком и сделать всё, что можно и что нельзя, для объединения одного Великого народа.

Другое дело, что Львов никогда не был русским городом и никогда не будет. Как и Западная Украина.

Но Киев — мать городов русских — не русский город? С ума сойти можно! Моё детство и юность прошли на берегах Днепра!

— Мне, когда я шёл на встречу с вами на «Ленфильм», при входе бросилось в глаза объявление: СДАЮТСЯ ОФИСНЫЕ И ПРОИЗВОДСТВЕННЫЕ ПОМЕЩЕНИЯ. Но ведь совсем недавно в неком телесюжете председатель Правительства РФ заявил, что «Ленфильму» будет оказана всяческая помощь.

— Я знаю, что мой коллега А. Сокуров встречался с В. Путиным, а о чём они говорили, мне неизвестно. И что последует после этой встречи, мне, да и не только мне, неясно. В какой-то степени моё пребывание в Думе может способствовать прояснению этого вопроса. Но проблема «Ленфильма» — это проблема не только «Ленфильма», это проблема всей нашей кинематографии.

Отечественное кино очень чётко делится на две части. Это кино телевизионное и кино экранное. Это абсолютно разные вещи. Разная эстетика, разное субсидирование — всё разное, не имеющее друг к другу практически никакого отношения.

Сначала об экранном кинематографе. Кинематография существует как симбиоз двух вещей — искусства и экономики. Представим себе, что наш отечественный кинематографист предложит владельцу кинотеатра: покажи моё замечательное отечественное кино, ты должен быть патриотом! На что получит ответ: вот если ты принесёшь мне 52 отечественных фильма, которые я могу показывать в течение года, то есть каждую неделю устраивать премьеру и содержать мой кинотеатр, тогда мы с тобой займёмся серьёзным разговором. А так — ну покажем твоё скучное кино на паре сеансов, поскольку я патриот.

Какая из отечественных компаний может предложить кинотеатру 52 фильма в год с гарантированным выходом в определённое время и рекламой, стоящей как минимум 50 % от бюджета картины? Ответ — НИКАКАЯ. На этом поставим точку. Прокат в нашей стране практически весь — американский. Это не шутка. В суверенной стране важнейшее из искусств контролируется США.

В России около двух тысяч кинотеатров, где можно показывать современные фильмы. То есть чуть больше, чем в одном городе Нью-Йорк. Казалось бы — нужно построить больше кинотеатров. Но кто будет строить эти кинотеатры и для чего? Для показа американских фильмов? Так они, собственно, для этого уже построены. В Елабуге их строить невыгодно.

Какую отдачу может иметь отечественный кинематограф от существующих кинотеатров? А такую, что снимать фильмы, бюджет которых превышает 2 миллиона долларов, становится невыгодно. Так вот за два миллиона вы можете снять кино в лучшем случае под названием «Любовь-морковь» или «Самый лучший фильм», что и видите на экранах. При приличной выручке от этих фильмов о художественном уровне говорить не приходится.

Позволить себе кинематографию как индустрию могут лишь очень богатые государства. Это, во-первых, развитая экономика, а во-вторых, большое количество зрителей и кинотеатров, которые смогут осуществить возврат затраченных на производство кино средств.

Может, конечно, и Португалия снять замечательный фильм и получить значимый приз на кинофестивале, может и наш А. Сокуров получить признание. Но это — лишь исключения, подтверждающие правило.

— А что же у нас?

— Кино делается для зрителя, оно должно быть им востребовано. Зритель может отдать за удовольствие свои деньги, проголосовать рублём, и этот процесс должен идти постоянно. Однако кинофильмы становятся всё сложнее и сложнее. Чтобы оторвать зрителя от телевизора, нужно предложить ему что-то такое, чего телевидение по своей природе дать не может. Но чем технически сложнее фильм, тем он, естественно, дороже. В итоге стоимость среднего американского кинофильма переваливает за 50.000.000 долларов. Мы можем себе это позволить? Конечно же, нет.

Но ладно, будем делать дешёвые фильмы, но талантливые. Возьмём ссуду в банке, снимем кино, покажем, а на выручку… Стоп. А где гарантия, что ты это выручку получишь, что её тебе ОТДАДУТ? Могут и это… Ну, того… себе в карман. Уже несколько лет Минкультуры пытается ввести электронный билет в кинотеатрах, при котором воровать сложно. И знаете — не получается… Чёрт его знает, почему…

— Ваш фильм «Тарас Бульба» был убыточным?

— После проката этого фильма вернулось 17.000.000 долларов при 15.000.000 затраченных. Казалось бы — два миллиона чистой прибыли! Но это не так.

Половину из этих денег забирают прокатчики, т. е. кинотеатры.

Чтобы фильм окупился, нужна была прибыль три миллиона, а это невозможно.

Вот такая печальная история нашего кинематографа. Поэтому мы неумолимо приближаемся к «великому португальскому кино», поскольку наши экономики сопоставимы.

— А телевизионное кино? У нас, куда ни глянь, сплошные телесериалы.

— А вот телевизионное кино приносит колоссальные деньги. Почему? Одна минута в лучшее время на центральных каналах стоит 50.000 долларов. В итоге получим за показ десяти минут рекламы в одной серии 500.000 долларов при её себестоимости 200.000.

И тут уже не удивляешься, почему в нашей стране процветает сериальная деятельность. Но если что-то процветает, то этого должно быть много. Необычайно много! Сколько у нас каналов в России? Да с сотню уже, наверное, наберётся. И всем им в определённое время нужен сериал. Телевизор — это как крокодил, который не устаёт своей пастью щёлкать «Ам!», «Ам!», и ему всё мало. И кушать этому прожорливому животному хочется всё больше и больше, ведь любой сериал — это идеальная подкладка под рекламу. Но сериалов нужно всё больше, а количество талантливых людей, увы, неизменно и, мягко скажем, невелико. Результат — низкое, увы, качество «продукции» — назовём её так. Есть ещё причина: чем дешевле продукция, тем больше, естественно, отдача от неё. Значит, идеальным зрелищем становится криминальный сериал. Он предельно дёшев, эффектен и занимателен — ведь интересно, кто же всё-таки убил банкира? Ещё причина — раз сериал должен быть дёшев, значит, люди, делающие его, тоже должны быть… Ну не дорогими. И вот вместо профессиональных актёров, которых, кстати, на все сериалы просто не хватает, в фильмах снимается бог знает кто, знакомые знакомых. Кстати, и пишут их тоже, мягко говоря, не Шекспиры. И так далее, и так далее. А что же с потребителем? А вот здесь парадокс. Потребитель (бывший зритель) привыкает к этому зрелищу, и оно начинает нравиться ему. Более того, если сделать это смотрилище чуть художественнее — не все будут довольны. Так опускается планка. У меня возникает подозрение, что ребята, запускающие всё это, интересуются друг у друга: — А может быть ещё хуже? — Может! И снимают.