Газета День Литературы - Газета День Литературы # 110 (2005 10) Страница 20

И я побрела по улицам, приходя в себя и начиная с прежней страстью впитывать в себя, присваивать по-воровски и этот снег, и это солнце, и домик Северянина. Черт возьми! Мне всего лишь девятнадцать лет, а меня уже бросили! О, каким опытом я уже обладала! И еще сколько всякого разного предстояло мне испытать. Ведь мне обязательно нужно было стать красивой и знаменитой, любить и расставаться. И при этом — в разных городах и странах! Сколько же на это понадобится сил. Где их взять?

А пока был Череповец. Почему-то именно он. Неважно. И было мне пока девятнадцать.

Пока.

ШКОЛЬНОЕ ВОСПОМИНАНИЕ — И она грит, запомни, грит, день этот памятный. И сама, не вру, ей Богу, купила мне бутылку эту.

Cерега с хлопком сдернул пластиковую пробку и приложился к горлышку. По тамбуру электрички поплыл запах дешевого портвейна. Вставной челюстью лязгнула неисправная стальная дверь.

Долговязый малый с ликом раскаявшегося душегуба сначала не верил. А когда поверил, осудил, да тяжко так:

— Как же можно мать-то родную? Иль совсем мозги пропил?

— Во-во, — поддакнул Серега. — И она мне так же грит: запомни, грит, день этот памятный. И сама бутылку-то... Будешь ли?

— Стало быть, в богадельню старушку определяешь? — весело сказал третий попутчик, крепенький старичок с корзиной, постоянно вытиравший лысину платком. — Ай молодца! Во жисть пошла!

— Так что ж, — разводил руками Серега. — Какой из меня матушке подмога-утешение на старости лет? Вот и порешили мы с ней. По согласию сторон взаимно... И отчего это бывает, что так весело бывает?

Серега даже что-то такое выпляснул. Лихое, как ему казалось. На самом же деле его тщедушное тельце в обтерханном пиджачке лишь жалко передернулось.

— Дела, — сплюнул долговязый малый и затоптал окурок. — Да ты поди врешь, — на всякий случай еще раз усомнился он.

— А ты глянь, глянь на матушку на мою, — не обиделся Серега. — Вон в платочке сидит, вон в синеньком.

Малый еще больше посуровел.

— Стало быть, мать на людей чужих. А сам?

— А сам квартиру пропьеть! — радостно подхватил старичок. — Ай молодца!

— А и пропью, — куражливо повел плечами Серега. — Чем кому доставаться, лучше пропить. Все одно обманут. Знаем!

Тут он вдруг пригорюнился.

— И отчего это бывает, что вдруг грустно так бывает?

Подумав, продолжил:

— На работу устроюсь, вот чего, — нерешительно проговорил он. — А там и заберу матушку. Выпей со мной, дедок, а?

В окна электрички били лиловые и жирные, как черви, струи дождя.

— Отпил уж я свое, милок. Э-эх, да так ли отпил! — прочувствованно крякнул старичок. — Да только от таких вот напитков — одна срамота в организме. Чистое дело — срамота, — смачно повторил он.

Серега опять приложился к бутылке. Веселей стало, да только ненадолго. Потому что пошли контролеры и стали требовать билеты. А билета у Сереги не было, и он пытался объяснить, что билет у матушки, а у самой матушки билета нет, потому что она пенсионерка, вон в платочке, вон в синеньком. А контролеры сказали, что нечего тут распивать. А Серега спорил: мол, вся Россия гуляет, а ему, что, нельзя!?

— И то, — вмешался старичок, — ну какой у него может быть билет? Он мать в богадельню везет. Какой уж тут билет? Не может у него быть билета.

А день памятный продолжался. Только уже на остановке автобусной. И пока сидели там в ожидании, под грохот ливня по железной крыше, Серега жалобно так попросил:

— Пивка бы, ма...

— Сейчас, дитятко, сейчас родненький.

Да так под дождем и сходила к палатке, принесла пару бутылочек. Жалко Сереге ее было, промокла вся. Но в автобусе ему ехалось от пива радостно.

Затем долго пришлось брести вдоль какого-то длинного бетонного забора. Забор все не кончался, за шиворот противно текло, а матушка все приговаривала:

— Уж потерпи, сыночка, потерпи. Скоро уже, скоро.

И Серега плелся, машинально переставляя ноги и тупо размышлял: отчего это бывает, что приходится терпеть? Всю жизнь терпеть?

В проходной плюхнулись на скамеечку, отдышались. Появился мужчина в белом халате, доктор должно быть, решил Серега. Это хорошо, уход будет за матушкой. Развернула старая тряпочку, подала документы-справочки.

— Ну и ладно, — сказал доктор. — Ничего. Все уладится. Прощайтесь, да пойдем.

Мать встала, перекрестила Серегу и сухими губами поцеловала в щеку. Серега прослезился.

— Запомню, — вымолвил отяжелевшим языком, — запомню день этот памятный.

И тут взяли Серегу под белы руки, да крепко взяли и повели, чуть не понесли. Он не сразу сообразил, а когда сообразил, не стал рваться, а только оглянулся, словно ища защиты.

— Ступай с Богом, — проговорила негромко матушка. — Ступай. Да лечись хорошенько, слушайся.

И вспомнилось вдруг Сереге, как мать провожала его в школу, в первый класс. День тогда стоял солнечный, памятный...

Людмила Макеева ПЕЛЬМЕНИ ПО-СИБИРСКИ

— К нам бабушка приехала. Мяса всякого навезла. Завтра пельмени лепить будем. Придешь? — спрашивала меня рыженькая Катюха, подружка из далекого детства.

Еще бы не прийти! Пельмени в семье Зотовых — праздник. Ведь они, как-никак, мясо требуют, плюс муки да яиц к тесту. А где все это взять, если работающей была одна мать — стрелочница, на пятерых подрастающих ребятишек. Ну, еще, конечно, пенсию получали за погибшего от несчастного случая отца. Только денег этих всегда не хватало. Вот и приезжала, время от времени, из деревни бабушка Фрося, мать погибшего кормильца. Она привозила в чистом "крапивном" мешке огромные куски мяса, успевшие оттаять в духоте поезда, но не утратившие своей свежести. Так бывало каждой зимой, после осеннего закола скотины. На Алтае короткая осень, отблещет в сентябре, а там и морозцы нагрянут. Порубленную скотинку замораживали, а зимой, к Рождеству — пожалуйста, ешьте досыта пироги с мясом, да щи из квашеной капусты, с одуряющим запахом мозговых костей и уж, конечно, сибирские пельмени!

Вот тогда-то бабушка Фрося отбирала лучшие куски говядины и свинины, а к ним — бруски, пересыпанные крупной солью розоватого, с нежными прожилками свиного сала. Заворачивала все в чистую холстину и укладывала в мешок. Надо сирот подкормить, да не абы как, а самым лучшим продуктом.

И, когда на школьных переменах, изрядно отощавшая на летних огородных кормах зотовская ребятня доставала из своих сумок шаньги и пирожки, мы все понимали, что приехала бабушка Фрося.

Шаньги шаньгами, а пельмени, или как она их называла "пельмяне", были ее особенной гордостью.

В воскресенье, с утра, наскоро позавтракав, семья Зотовых приступала к долгожданному, крайне увлекательному занятию.

Поначалу ребятня — два парня и девчонки, усаживались на лавку и ждали бабушкиных указаний. Их мать была подручной у своей свекрови. Обе, завязав головы до самых бровей белыми платками, чтобы ни один волос не упал в тесто, сноровисто брались за дело. Пока молодая — тетя Нюра, тщательно отскребала ножом с доски фанеры старые насохшие корочки, бабушка насыпала в широкую керамическую корчагу заранее просеенную муку. На две горсти белой — одну ржаной. Это чтобы тесто было покруче, не разваливалось при варке. Да и поэкономнее так-то, чего уж скрывать!

Тщательно перемешав муку, бабушка высыпала ее горкой на фанеру и делала на верхушке холмика углубление. В него насыпалась щепоть крупной сероватой соли и выливалась пара сырых яиц. Муки было много и замес должен получиться изрядным. Вон орава-то какая! Бабушка "творила" тесто.

— Ты, девка, — строго обращалась она к невестке, — водичку-то подогрей, да с молоком смешай. Так-то послаще будет.

— А ты мужик, тебе работа потяжельше, — это уже к старшему внуку, — мясо рубить станешь. И совала ему на колени деревянное корытце, до краев наполненное чистыми крупными розоватыми ломтями говядины.

Вот ведь какое дело! Не было в те, послевоенные годы в наших семьях мясорубок, а потому фарш для пельменей, пирогов, будь то из мяса или картошки, рубили в таких вот корытцах сечками или, как их еще называли, "тяпками". Корытца делали мужички-умельцы, выдалбливая из деревянных чурбанов. Выходили они белыми, звонкими, отшлифованными, разной величины. А сечки были из нержавеющей стали, отточенными как бритва, и по виду здорово напоминающими старинные алебарды, которые держат на своих плечах валеты на игральных картах. Кому интересно, взгляните. Валеты остались, а вот сечек и в помине нет.