Газета День Литературы - Газета День Литературы # 125 (2007 1) Страница 20

Духовные же качества – самоотверженность, вдохновение, любовь – не считаемы. К ним нельзя ни прибавить, ни отнять какое-то конечное число.

Пигмеев, при всей их олигархической земной власти, Каверин презирал, как сознательно калечащих себя скопцов. Кто они? Так, никто, паразиты, служащие своему искусственно придуманному кровожадному богу. Да и причинность их усматривалась без труда: потреблять, потреблять, потреблять… "Всё во всём, – начертал на скрижали древний мудрец, – то, что находится внизу, аналогично тому, что находится вверху, и то, что находится вверху, аналогично тому, что находится внизу, и таким образом производятся чудеса единой вещи".

Чёрная дыра – олицетворение прожорливого, неразборчивого, безответственного паразитирующего потребления – самого страшного, маниакального зла во Вселенной. Потребления того, что сотворено. Пигмеи на глазах Каверина сжирали Землю. Беда была в том, что они никогда не откажутся от того, что делают, даже если планета будет погибать. Не откажутся потому, что не смогут этого сделать, как не сможет змея выплюнуть из своей пасти заглоченный собственный хвост.

Купаясь среди звёздных россыпей, Каверин воочию убедился и обратной связи закона Бытия и Сущего: там, где замедляется и исчезает время, там исчезают свет и материя. Погружая ладони в галактики, он убеждался: внутри черных дыр никакой сверхплотной материи нет. Там было Ничто. Черные дыры, алчно и похотливо сглатывающие всех, кто их видел, слышал, помнил и мог спасти, всё, до чего могли дотянуться скоростью света, в результате оказывались в пустоте и, сжирая сами себя, схлопывались без остатка, излучая при этом ужас неотвратимого конца. Каверин сторонился их, без желания и возможности помочь, как если бы он пожелал изменить судьбу умирающей бездетной старухи, в юности прельщённой обманом, сознательно отказавшейся от материнства и прожившей всю жизнь "для себя". Могла бы в молодости начать жить по-другому, но тогда о смерти не думала и думать не захотела… А сейчас чем ей можно помочь?

Там, в безвременье, где одномоментно присутствовали прошлое, настоящее и разновероятностные варианты будущего, однажды прострелили его сердце слова деда, произнесённые им на краю весеннего поля: "Как земля весной заневестится – вспаши и семя посей, – она женой тебе станет. А к осени, как уродит землица, накормит тебя, да приголубит, – она тебе родней матери, уж она-то на любовь твою всегда больше отдаст… Без земли ни тебе, ни детям твоим жизни нет". Тогда и пришла страшная догадка: чёрная дыра – это возможный вариант будущего его матери – Земли, развращённой пигмеями, алчной, похотливой, обманом "жизни для себя" превращённой во Вселенского вампира, а затем сброшенной в Ничто.

Но ещё больший удар Каверин получил, когда почувствовал злорадное торжество паразитов-пигмеев: устроив из Земли жертвенник, они успели переселиться на другие планетные системы…

Нет!!! – только и смог себе сказать.

Легко сказать, а как сделать, – если он оставался в одиночестве своего мироощущения, почти непосильного счастья вершины человеческого бытия.

У кого спросить, как нужно сделать, если и в эти, бесконечно счастливые для него минуты, простираясь чувствами в бесконечность, Каверин ни насколько не становился ближе к Создателю, Творцу; он не мог ни промыслить, ни прочувствовать Его. Даже в невыразимо восхищенном состоянии, наступающем при нисхождении на него Божественной благодати, там, в малодоступных земным людям надмирных высотах безвременья, он с благоговейным ужасом воочию убеждался в грандиозности Его промысла и непостижимости. Он был так далёк до осмысления Его своим человеческим умом, требующим наглядности, что смирившись, принял Его своим сердцем в форме долженствующего императива: "Так дОлжно быть!" и понял, что самое большее, что может он, человек, живущий в трёхмерном пространстве, достичь в жизни – это следовать Сущности Творца, которая и есть Правь, голосу своего сердца, смиренно выполняя Его волю. Творец для него стал безличен, но удивительное дело – вера Каверина от этого стала ещё крепче.

"Мы полагаем Создателя как первоначально не в материальном смысле, но в смысле производящей причины", – писал великий средневековый святой и все адепты тогда с ним согласились. Согласился и Каверин, но сам себе удивлялся: в нём безо всяких конфликтов уживались боевой офицер и великодушно смиренный праведник.

Он не сомневался, что весь его жизненный опыт будет определять его место Там, после ухода Туда. Он также не сомневался, что всё сделанное против совести будет ухудшать его положение Там. Не сомневался, потому что был убежден собственной верой. Но не знал, что будет Там. Это изредка вызывало досаду и сомнение по простой причине – он не был Там после своей смерти – она ещё не состоялась.

Сопереживание родства всему во Вселенной приводило его в состояние спокойной радости. Спрашивая себя о том, когда к нему пришло это мироощущение, он не находил ответа. Хоть это было и не совсем так, но ему казалось, что таким, терпеливым и снисходительным ко всему вокруг, он был всегда. Будто всему, что происходило с ним, он одновременно был сторонним и независимым наблюдателем. Хоть смейся, хоть плачь, но что поделаешь, если это было? Это раздвоение временами нарастало с такой силой, что людская суета не замечалась вовсе и с огромной силой подступало искушение уйти Туда, особенно при игре в гляделки с чёрным зрачком заряженного пистолета. Тогда из детства на память приходили однажды сказанные спасительные слова деда: "Ты жизнью-то не балуй! Ты её не сам себе дал, не тебе и забирать! Крест из жизни и духа человека сложен. Тебе помнить о нём нужно и нести! И рушить его в себе не смей! Не ты его строил… В небо как хошь высоко прыгай, но одной ногой будь на земле! Понял?"

Когда, по какой причине, у Каверина появился этот дар, сам себе он объяснить не мог. Развился незаметно и неторопливо, как вырастают усы у юноши… Зато теперь, с высоты своего чувственного опыта он видел, насколько были неуклюжи и беспомощны попытки науки загнать понятие всесовершенства Вселенной в огороженный загон – канон сухих и плоскостопых цифровых определений, причём с "благой" целью: "Для последующего извлечения пользы всем без исключения", совсем как правила дорожного движения. Каверину эти попытки представлялись преступлениями дьявольских сил: кошмарными по масштабности и почему-то безнаказанными…

Да, человечество – это система, в которой самовоспроизводство есть первая, самая обязательная задача. Но задача не единственная и, во всяком случае, не должная уничтожать среду своего существования. Инстинкт выживания безусловен только для животных и людей, загнанных в животные условия. Для познавших беспредельность Духа физическое выживание не является конечной целью. Так же, как духовное зарождается только в живущем материальном теле, так и Божественное зарождается только в живущем духовном теле. Материальное, духовное и Божественное – всё есть единое неразрывное целое, а планета Земля – источник воспроизводства Вселенной.

Пытался пересказать свои мысли и чувства Софье, за что и получал от неё женскую мудрость:

– Мне бы твои проблемы! Какая Вселенная? Я ж тебя, как якорь, к земле тяну, а ты в небеса рвёшься. Да если бы не я, ты бы давно уже пропал и все твои полёты вместе с тобой!

"Пропал бы со своими полётами!" Каверин и сам давно уже понял, что логика и чувственность должны быть в гармонии. Приведи жизнь только к рацио-бухгалтерскому учёту, как это делает наука, или сентиментальным воздыханиям – в любом случае будет плохо. Неизвестно, что хуже, но плохо. Поэтому он поступил просто. Он научился терпеливо ждать прихода вдохновения и в эти мгновения подключал к нему логику. Прикасаясь к самым высшим духовным мирам, купаясь в них, он в то же время оставался на земле. Испытывал при этом непередаваемое состояние блаженства. А смерть?

Смерти Каверин не боялся. Не то, чтоб он её искал, вовсе нет! Смерть в его понимании была не самым страшным на земле злом. Она была естественным и неизбежным событием, как и всё в Природе. Смерть представлялась ему как тяжёлый, но естественный переход в иное состояние. Единственно, что его беспокоило – вероятность умереть духовно недозрелым. Он чувствовал волю Творца, смиренно следовал ей, спешил, раскачивал свою волю для решающего броска своего духа в Небо. Чтоб там, уже звездой, влиться в коловрат Вечности. Он настолько твёрдо был убеждён в правоте своего понимания жизни и смерти, что ему не требовалась никакая, придуманная людьми, духовная опора в виде религии или философского учения. Он просто знал – и всё!