Газета Завтра Газета - Газета Завтра 926 (33 2011) Страница 20

-- Сила судьбы

Несколько лет назад мне рассказали сказку. "Жила-была девушка. Пела в оперном театре Минска. Как-то на первые роли ее не пропускали, как-то затирали. Театры Москвы и Ленинграда тоже интереса не высказывали. Однажды она плюнула на всё и уехала в Европу. И стала мировой знаменитостью". И после долгой паузы добавили: "И почему у нас в России так?"

Девушка из сказки — это Мария Гулегина. В Европе ее так и называют — "русская Золушка". И добавляют: "вокальное чудо", "русское сопрано с вердиевской музыкой в крови". Можно подумать, единственное событие ее жизни — успех и еще успех. Какое очаровательное однообразие! Она выступает с лучшими дирижерами современности: с маэстро Мути, маэстро Гавадзени, с маэстро Ливайн, с Зубином Мета. Она поет с прославленными певцами, среди которых Лучано Паваротти, Пласидо Доминго, Маттиа Манугуерра, Хуан Понс, Ренато Брузон, Джузеппе Таддеи. Она желанный гость лучших оперных театров Европы, Америки и Азии. Трон мировой сцены принадлежит сегодня ей, Марии Гулегиной.

Марию Гулегину называют лучшей Тоской нашего времени. Репертуар певицы окрашен драматическим сопрано и роковыми, героико-поэтическими страстями. Гулегина — это главные партии в операх "Аида", "Манон Леско", "Норма", "Федора", "Турандот", "Адриенна Лекуврер". Звучание её бархатного, мягкого, как горячий шоколад, и мощного, как закаленная сталь, голоса дает возможность публике подняться на высоты страдания и радости и ощутить по-оперному условные персонажи как фигуры глубоко сокровенные. С первыми тактами молитвы к луне Casta diva, Гулегина разворачивает драму женской души, её вечно живую ткань сердечных терзаний, ревности, томления и угрызений совести. Драматизмом окутаны не только обертона сопрано Гулегиной. Драматично самое появление Гулегиной на сцене. Её триумф пришелся на время, когда и опера попала под каток глобализма, когда она — бриллиантовая россыпь наслаждений — стала превращаться в бродячий цирк развлечений, а на смену высокому героизму Тоски пошло косяком самодовольство и тупость буржуа-обывателя. Мария Гулегина держится царственно. Она не позволяет себе дешевых приемов заигрывания с публикой, в её скупых, сдержанных жестах нет ничего от травести. Гулегина знает: в спину ей дышит вечность.

В декабре 2009 года Большой театр дал гала-концерт в честь 70-летия Елены Образцовой. Участвовали звезды мировой оперы. Возникло ощущение, что Большой театр превратился на вечер в Ла Скала. Итальянская речь звучала в коридорах, лифтах, и, конечно же, на сцене. Завершила вечер Мария Гулегина. Она исполнила арию Леоноры из оперы Верди "Сила судьбы". Полгода я потом искала в музыкальных магазинах Москвы и Петербурга запись "Силы судьбы" с Гулегиной. Напрасно.

И вот, май 2011 года. В гримуборной Концертного зала имени Чайковского я говорю с Марией Гулегиной. Она — простой, легкий человек в общении, иронична к изъявлению в свой адрес пафоса, хвалебных од. Гулегина смотрит на Россию глазами иностранца, то есть видит только красивое. И когда она говорит "у нас в Одессе" или "у нас в Минске" — это значит, у нас в России. Мы говорим о силе судьбы. Я узнаю, что "Силу судьбы" Гулегина исполняла во время гастролей Ла Скала в Японии, что "Сила судьбы" с Гулегиной звучала под управлением Валерия Гергиева на фестивале "Звезды белых ночей". Был какой-то удивительный день, полный солнечных бликов с картин Серова и тайн недоговоренности с полотен Врубеля: в скверах и на бульварах Москвы пряно и пьяно цвела сирень. В моем распоряжении было всего лишь тридцать минут на интервью. И пять часов ожидания концерта, во время которого Мария Гулегина исполнит с Государственным академическим камерным хором Владимира Минина русские романсы, кантату для меццо-сопрано "Свадебные песни" современного композитора Юрия Буцко, молитву "Жертва вечерняя" Павла Чеснокова. В зале повиснет тишина. "Божественно!" — как будто приходя в себя, произнесёт зритель.

"ЗАВТРА". Мария, вы совершили путь от советской школьницы до оперной дивы мирового масштаба

Мария ГУЛЕГИНА. Ну, прямо дивы!

"ЗАВТРА". Дивы дивной, конечно. Так вот, оглядываясь назад, как вы можете сказать: что помогало вам и что мешало?

М.Г. Вы знаете, мне всегда помогало то обстоятельство, что приходилось преодолевать слишком много препятствий, встречать противостояния… Вы знаете, я скажу вам такую сентиментальную вещь. В детстве я пела в детском хоре и страшно мечтала петь соло. И вот, с хором мы приехали в Ленинград, выступать в Капелле имени Глинки. Тогда была такая песня Пахмутовой и Добронравова "Дикая собака Динго". Мне она очень нравилась, и я мечтала солировать в ней. Но мне не давали. А в Ленинграде девочка-солистка как раз заболела. Мне сказали: "Ну ладно уж, так и быть, споешь". И вдруг, солистка — раз, и выздоравливает! Вот горе-то у меня было! (смеется) Впервые об этих страданиях слёзных я рассказала, уже работая в оперном театре Минска. Александра Пахмутова и Владимир Добронравов приехали тогда в Минск; они очень удивились, что из-за " Дикой собаки Динго" ребенок так страдал (улыбается). Очень хорошая была песня. Вот с тех детских пор я и преодолеваю какие-либо препятствия. Они всегда есть.

"ЗАВТРА". А что помогало?

М.Г. Характер. Такой — "врёшь, не возьмёшь!"

"ЗАВТРА". Что произошло, когда вы почувствовали себя оперной певицей? Когда вы впервые сказали себе: " вот да, я — оперная певица".

М.Г. Мне еще не было 17 лет, и меня, как малолетку, не взяли в одесскую консерваторию. Я поступила в училище. И так получилось, что в училище танец преподавала педагог, с которым я занималась в детстве еще балетом. В консерватории ставили "Травиату", и она пригласила меня танцевать цыганку в сцене на балу у Флоры. И вот, я стояла в кулисах, разминала тело, ноги, слушала как распеваются перед спектаклем студенты, и пела сама. Ко мне подошла педагог по вокалу и спросила: "Вы что тут делаете, девочка? У вас контральто! Вы должны немедленно к нам поступать!" "Ну, так меня же не взяли!" — отвечаю. "Почему?" — "Молодая". "Ну, этот недостаток проходит очень быстро!"

"ЗАВТРА". Чем для вас тогда была опера?

М.Г. Ничем, честно говоря. Я совершенно оперой не увлекалась тогда. Позднее я увидела фильм "Приходите завтра" и, по примеру героини фильма Бурлаковой Фроси, тут же купила себе ноты Шуберта, купила себе "Севильского цирюльника" Россини и шпарила вовсю.

"ЗАВТРА". Подражали кому-то?

М.Г. Мне просто нравилось петь. Подражала?.. Вы знаете, лет в восемь-девять я впервые прочитала "Консуэло" Жорж Санд. У меня какая-то уверенность появилась тогда, что роман про меня, что Консуэло — это я, чернушка такая, худющая. Позднее я прочитала эту книгу раз двенадцать.

"ЗАВТРА". Узнавали себя или уже нет?

М.Г. Всё как будто бы я. Так и в жизни получалось: много трудностей, преодолений.

"ЗАВТРА". Мария, сегодня опера — откровенный бизнес. Она — давно не спектакль, и, тем более, — не произведение искусства, а так, продукция, ходовой товар. Уютно ли вам в опере сегодня?

М.Г. Вы знаете, когда хорошая постановка, то мне в ней уютно. Новая постановка "Турандот", которую я спела в Ла Скала, оказалась замечательной постановкой. Хотя были использованы и современные спецэффекты: проекции фильмов, но они мне не мешали. Что мне не нравится? Да, опера превращена, конечно, в обыкновенный бизнес. Но, знаете, есть потрясающее вино, мое любимое — Шато д`Икем! И вы нигде не увидите рекламу этого вина, оно для гурманов. Так и с оперой. На высшем уровне опера всегда существовала и будет существовать. Но, увы, опера не настолько востребована сегодня, как это было, скажем, лет пятьдесят назад.

"ЗАВТРА". На ваш взгляд, опера должна быть режиссерской или дирижерской?

М.Г. Композиторской. Но сегодня опера во власти режиссера. А режиссеру сегодня скучно. И он, исходя из своих представлений о жизни, безжалостно режет оперу, выдирая с кровью самое важное для знатоков оперы — повторы с вариациями. Предлагаемое режиссером исполнение оперы усредняет исполнение, да и о каком самовыражении певцов может идти речь, если право на самовыражение имеет только один человек — режиссер, который иногда и не знает того, о чем ставит спектакль. Ему самому скучно, и он пытается "развеселить публику".

"ЗАВТРА". Зачем нужно осовременивать оперу? Кому нужно пускать на сцену артистов в одежде как будто они только с улицы в лучшем случае пришли?