Журнал Q - Журнал Q 10 2012 Страница 20

   Здесь Лифшиц уже поминается, но нельзя сказать, чтобы ему здесь что-нибудь инкриминировалось. Идем дальше.

   Намерение Ландау выехать за границу, по данным агентуры и оперативной техники, усиленно подогревается его окружением, в частности профессором Лифшицем Е.М.

   Так, 30 сентября 1956 года между Ландау и Лифшицем состоялся разговор о поездке за границу (записан по техническим причинам не полностью), во время которого Лифшиц уговаривал Ландау написать письмо тов. Хрущеву, заявляя: "И тем не менее, я считаю, что нам там жилось бы лучше... но в материальном отношении тоже лучше будет..."

   Ландау и Лифшиц неоднократно и в последующем вели разговоры на эту тему. Так, 8 марта 1957 года между ними состоялся следующий разговор:

   "Лифшиц: Они боятся, что ты останешься... Ведь так ясно, что ты можешь устроиться, что называется, с легкостью необычайной в любом месте земного шара!

   Ландау: Я бы мог устроиться, конечно.

   Лифшиц: Я убежден, что ты бы мог устроиться в любой стране.

   Ландау: Во многих странах, но не в любой... Конечно, ты был прав, сказав, что устроенный сейчас шум мешает мне ехать".

   Знаете, что мне эти реплики Лифшица больше всего напоминают? - Речь провокатора, который делает все возможное, чтобы Ландау высказался определенным способом, зная, что разговор записывается.

   Обсуждая этот отрывок из "Справки КГБ", я бы хотел отметить сколь неохотно отец обсуждает возможность своей жизни за рубежом. Ему это совершенно не интересно. Кроме того, я хочу пояснить смысл самой последней фразы Ландау. Имелось в виду, что из-за поднятого шума власти испугаются, что он может остаться за рубежом, и не выпустят его на конференцию. А о таких, краткосрочных, поездках он действительно мечтал. Мечтал о возможности встречаться с коллегами, обсуждать с ними свою любимую науку. По своему опыту могу сказать, что такое общение исключительно важно. Не обо всем можно узнать из статьи в научном журнале или переписки. Живое общение с коллегами, с новыми людьми ничем нельзя заменить. Именно такие встречи и дискуссии способствуют рождению новых идей.

***

   Б.Г.:...Да, я согласен с И.Л., что при действующем Ландау Е.М. Лифшиц вряд ли был бы избран в АН СССР -- Ландау не пустил бы его. Невыгодно. Мягко говоря, он вообще не поддерживал идей о выдвижениях кого-либо, появлявшихся в его окружении. Такой вот "альтруист".

   И.Л.: Такое обвинение, мягко говоря, несправедливо. Например, Померанчук и Мигдал не только были поддержаны Ландау, но и оба были избраны в чл.-корры в 1953 году. Левич был избран в 1958. А Евгению Михайловичу, как я уже писал, Ландау присвоил весьма низкий класс 4,5 в своей классификации. Могу еще сказать про младшего брата, Илью Михайловича Лифшица. Он, по классификации Ландау, принадлежал к более высокому классу и таки был избран в чл.-корры в 1960 году.

   Кого еще поддерживал отец при выборах в Академию, я не знаю. Могу судить только по уже избранным. Выборы в Академию дело сложное и нужно, если я не путаю, чтобы Ў академиков всего отделения "Общей физики и Астрономии" проголосовали "за" (в то время только академики участвовали в голосовании). Не думаю, что у моего отца было сколько-нибудь заметное влияние на этот процесс. С другой стороны, если баллотируется один из учеников Ландау, а сам Ландау не выступает с его поддержкой, то и шансы этого ученика на выборах будут невелики.

   Горобец считает, что Ландау незаслуженно занижал вклад Евгения Михайловича в физику. Что ж, это его право. Но хочу сказать, что классификация советских физиков-теоретиков, о которой я говорил, была придумана Ландау не для каких-либо целей. Он это сделал для себя и, насколько я знаю, никому не показывал. Я думаю, это право каждого иметь свои собственные суждения о достоинствах и недостатках других людей и вести себя в соответствии с этими суждениями.

***

   Здесь мне необходимо привести цитату из книги, где цитируется мои старые тексты. Во избежание путаницы приведу цитируемые части курсивом.

   Б.Г.: И.Л.:"По единогласному заключению врачей, состояние моего отца было безнадежным. Я был, по-видимому, единственный, кому этого не сказали. Мне сообщили только, что у отца перелом ноги, и через несколько дней он будет дома. После случившегося у матери был тяжелый сердечный приступ, и ее на скорой помощи увезли в больницу. Лифшиц, который жил в соседней квартире, все это, конечно, знал. В тот же вечер он пришел к нам домой и попросил у меня разрешения взять подарки, подаренные отцу на его пятидесятилетие, якобы для того, чтобы показать врачам в больнице. У меня, поскольку я думал, что у отца только легкая травма, эта просьба не вызвала никакого подозрения, и он их получил. Все, за исключением нескольких картин, висевших на стенах".

   Б.Г.: Слава богу, наконец-то очевидец пишет о том, что Лифшиц получил подарки из его рук, а не украл их, как написано в книге Коры.

   И.Л.: Борис так меня удивил этим заявлением, что я даже посмотрел значение слова "воровать" в толковом словаре. Нет, все правильно. Это и есть воровство. Прежде всего, приведенный Лифшицем предлог не был правдой - не возил он их в больницу для развлечения врачей у постели умирающего. Во-вторых, он получил эти подарки либо в день аварии, в воскресенье, либо в понедельник. Если бы он их не украл, то уже в среду, ну, самое крайнее, в четверг должен был уже вернуть.

   То, что он показывал их уже значительно позже врачам Кунцу и Пенфилду, прилетавшим для консультаций, было незаконным использованием краденного. Евгений Михайлович еще много кому демонстрировал эти подарки, доказывая этим свою близость к Ландау. Нет, прошу прощения, но я не знаю в русском языке другого слова для данного поступка.

   Б.Г.: К тому же надо знать обстоятельства передачи подарков -- с обязательством возврата или нет. Если Е.М. обещал вернуть, то вернул бы точно.

   И.Л.: Неужели кто-нибудь может подумать, что если бы Е.М. пришел ко мне и сказал: "Послушай Гарик, я тут решил забрать подарки, принадлежащие твоему отцу, навсегда. Им у меня будет лучше!", он бы их получил?

   Б.Г.: Еще одна странность. Лет десять тому назад демонстрировался длинный и нудный телефильм о Ландау. В нем участвуют Ландау-младший и моя мама. Они в кадре рядом и мирно демонстрируют подарки, "украденные" Лифшицем. Как это понять?

   И.Л.: Лучше бы Борис пересмотрел этот фильм прежде, чем вступать в эту дискуссию. Нет в этом фильме ни одного места, где я снят в одном кадре с Зинаидой Ивановной. А показывал я те подарки, которые были слишком громоздки, чтобы утащить их под тем предлогом, который придумал Евгений Михайлович.

   Б.Г.: И.Л. Интересно, может ли представить Г. Горелик демонстрацию подарков (все они были шуточного плана) врачам у постели умирающего? -- Я не могу.

   Б.Г. У И.Л. одни факты вступают в противоречие с другими. Перелом ноги это как -- легкая травма (он так написал)? А у матери под этим впечатлением -- тяжелый сердечный приступ и ее увозят в больницу.

   И.Л.: Противоречие? Не вижу я здесь, хоть убей, никакого противоречия. Я довольно хорошо помню тот день. Когда нам с мамой сообщили, про аварию, нам обоим не сказали насколько она серьезна. В квартиру зашел Евгений Михайлович, но, насколько я помню, не один. Не могу сейчас вспомнить, кто именно еще приходил. Очень вероятно, что это была наша соседка, Елена Вячеславовна, но, может быть, и кто-нибудь другой. Когда нам сказали, что случилось, мама не поверила, что у отца только легкие травмы. Она только все время повторяла: "Он жив? Он жив? Скажите мне правду! Он жив?"

   А я почему-то поверил в то, что травмы легкие. Во-первых, не пришло в голову, что могли сказать неправду, а потом, наверное, очень хотелось верить в хороший исход. Хорошо помню, что пытался всячески успокоить мать, но она почему-то сразу решила, что отец или уже умер, или находится в очень тяжелом состоянии (может быть, был еще и телефонный звонок, о котором я не знал). Как я теперь понимаю, о реальной ситуации во всех ее деталях мама узнала уже будучи в больнице - об этом можно судить по той записке, которую она прислала из больницы: "Оленька, милая! Только здесь в больнице, где ежедневно на конференциях разбирают состояние здоровья Дау, я все узнала о нем..." (полностью записка приведена в первой части этого текста). А я узнал серьезность положения, думаю, только через несколько дней после аварии. В институте, где я в то время работал, на доске объявлений вывешивали бюллетень о состоянии здоровья, но первые несколько дней я не решался к нему подойти...