Сергей Кремлёв - Зачем убили Сталина? Страница 21

Руденко в своей речи перед ленинградским партийным активом мягко определил их прегрешения как «нарушения государственной дисциплины и отдельные проступки». Но в постановлении Политбюро, до партийной массы, естественно не дошедшем (список рассылки заканчивался на первых секретарях обкомов), их действия были определены как антипартийные и противогосударственные.

А это было всегда грехом тягчайшим!

И грех был…

Постановление Политбюро инкриминировало всем трем, во-первых, организацию без разрешения ЦК и Совмина СССР Всесоюзной оптовой ярмарки, проведение которой не было объективно оправдано, привело к «ущербу государству», «разбазариванию государственных товарных фондов» и т.п. Но более существенным было другое обвинение Политбюро, а точнее – Сталина. В Постановлении это звучало так:

«Политбюро ЦК ВКП(б) считает, что отмеченные выше противогосударственные действия явились следствием того, что у т.т. Кузнецова А.А., Родионова, Попкова имеется нездоровый небольшевистский уклон, выражающийся в демагогическом заигрывании с ленинградской организацией, в охаивании ЦК ВКП(б), который якобы не помогает ленинградской организации,…в попытках создать средостение между ЦК ВКП(б) и ленинградской организацией и отдалить таким образом ленинградскую организацию от ЦК ВКП(б)…

ЦК ВКП(б) напоминает, что Зиновьев, когда он пытался превратить ленинградскую организацию в опору своей антиленинской фракции, прибегал к таким же антипартийным методам заигрывания с ленинградской организацией…

Политбюро ЦК ВКП(б) постановляет:

«Отметить, что член Политбюро ЦК ВКП(б) т. Вознесенский, хотя и отклонил предложение т. Попкова о «шефстве» над Ленинградом, указав ему на неправильность такого предложения (выделенные слова, смягчая вину Вознесенского, вписал позднее лично Сталин. – С.К.), тем не менее все же поступил неправильно, что своевременно не доложил ЦК ВКП(б) об антипартийном предложении «шефствовать» над Ленинградом, сделанном ему т. Попковым».

Вот почему Вознесенскому пришлось отправиться в «отпуск». А 13 августа 1950 года в кабинете Маленкова были арестованы Кузнецов, Попков, Родионов, председатель Ленинградского горисполкома П.Г. Лазутин, первый секретарь Крымского обкома ВКП(б) Н.В. Соловьев, ранее работавший в Ленинграде.

Руденко в мае 1954 года представлял все это как интригу Абакумова, но вот что показывал 24 апреля 1952 года 34-летний Евгений Питовраиов, бывший при министре Абакумове замминистра и вместе с Абакумовым арестованный. Стенограмму его допроса новый министр Игнатьев 26 апреля 1952 года направил Сталину, и в ней было, в частности, вот что:

«…Стремясь создать показной авторитет, АБАКУМОВ, используя наше подхалимство, без зазрения совести рекламировал себя как человека, близкого к ЦК ВКП(б) и что он-де имеет большой вес в государстве. В этом, кстати, он пользовался твердой поддержкой вне Министерства. Вопрос: Кого вы имеете в виду? Ответ: Бывшего секретаря ЦК ВКП(б) КУЗНЕЦОВА, с которым АБАКУМОВ вскоре после его назначения на пост министра государственной безопасности установил преступную связь, что я основываю на известных мне фактах. Вопрос: Каких?

Ответ: Для достижения своих вражеских целей АБАКУМОВ при содействии КУЗНЕЦОВА прежде всего обеспечил удобную для себя расстановку кадров,…протащив па руководящие посты угодных ему, АБАКУМОВУ, людей, в том числе и нас, его приближенных.

АБАКУМОВ при помощи КУЗНЕЦОВА фактически прибрал к своим рукам бывшего заведующего административным отделом ЦК ВКП(б) БАКАКИНА, который безропотно продвигал все предложения АБАКУМОВА по кадрам МГБ…», и т.д.

Тут надо заметить, что тесные контакты 38-летнего (в 1946 году, когда он стал министром) Абакумова и 41-летнего (тогда же) Кузнецова сами по себе «преступными» быть не могли. Они были вполне естественными уже потому, что Кузнецов (а не Берия, к слову) тогда курировал спецслужбы по линии ЦК. Но Питовраиов, конечно, не лгал – Абакумов поддержкой Кузнецова явно пользовался, хотя позднее, арестованный, он активно отрицал это на допросах. Например, на допросе 4 ноября 1952 года Абакумов, напротив, утверждал, что Кузнецов относился к нему отрицательно. Но очень уж конкретен был (прошу читателя поверить мне здесь на слово) допрашиваемый Питовранов в тех деталях, которыми он доказывал близость Кузнецова и Абакумова.

Но коль так, то вряд ли Абакумов просто для того, чтобы создать себе дутую славу «разоблачителя заговора», стал бы предпринимать что-либо против Капустина, близкого к Кузнецову.

Абакумов прекрасно понимал, что это может ударить по Кузнецову, и так проштрафившемуся. А возьмутся за Кузнецова, смотришь, доберутся и до фактов его благоволения к Абакумову. Выгодно ли это было Абакумову?

Да и зачем было ему форсировать свою карьеру – она у него и так была блестящей, и Сталин к нему относился хорошо. Но в МГБ о Капустине имелась объективно подозрительная информация о его контактах в Англии во время длительной командировки туда в 1935-1936 годах. Надо учесть и то, что 14 мая 1949 года за шпионскую деятельность в пользу Англии был осужден 50-летний бывший министр морского флота СССР А.А. Афанасьев. «Дуэт» Хрущева и Руденко в мае 1954 года в Ленинграде и Афанасьева записал в безвинные жертвы провокации Берии, даром что Берия тогда к «органам» отношения не имел, однако Афанасьев действительно был связан с английской разведкой. Плавал в тридцатых годах капитаном дальнего плавания, запутался, а потом – как он сам писал в покаянном заявлении Сталину – «не нашел в себе мужества открыть Советскому правительству правду и продолжал работать на англичан».

К слову, после того как Афанасьев попросил Сталина позволить ему «загладить свои преступления честным и упорным трудом», Абакумов и его заместитель Круглов считали возможным использовать Афанасьева в должности заместителя начальника строительства № 503 МВД СССР, строившего морской порт в районе Игарки. То есть далеко не для всех осужденных высокого ранга приговор в 20 лет лагерей реально означал бушлат заключенного. Нередко все ограничивалось тем, что их из кабинетов с видом на Москву-реку перемещали в кабинеты с видом на Енисей.

Имея какие-то сведения о Капустине, Абакумов не мог их Сталину не доложить. С одной стороны, Капустин был достаточно крупной фигурой. С другой стороны, атмосфера вокруг Ленинграда тогда уже была такова, что не обрати Абакумов внимание Сталина на Капустина, это могло быть расценено как солидарность МГБ с Кузнецовым.

У Сталина же, весьма вероятно, могла быть и дополнительная информация о Капустине, почему он и санкционировал его арест.

А уж Капустин с перепугу стал рассказывать о прегрешениях Кузнецова и прочих. Не исключено, впрочем, что Сталин санкционировал арест Капустина по «внутренним» причинам, лишь прикрывая их причинами «внешними». И сразу дал указание Абакумову «помотать» Капустина насчет настроений Кузнецова и Попкова. Основания, по крайней мере, интуитивные, у Сталина для этого, увы, были.

Агентом английской разведки Капустин, все же, не был. А вот в кузнецовско-попковско-родионовские шашни замешан, надо полагать, был. Вот и повинился – с чего все и началось.

Во всяком случае, я «капустинское» начало «ленинградского дела» представляю себе примерно так, как описал выше. И оно для меня тем более реально – как реальным оно было и для Сталина и других старых членов Политбюро, – что Сталин не мог не помнить давней истории с Сергеем Сырцовым, а я эту историю знаю потому, что имею в своем распоряжении трехтомное издание (тираж 1000 экз.) «Стенограмм заседаний Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б) за 1923-1938 годы».

Страницы 119-192 (с приложениями – до страницы 357) тома 3-го этого издания посвящены как раз разбору дела Сырцова. Родившись в 1893 году, он в 1913 году вступил в партию большевиков, с ноября 1917 года был председателем Донецкого ревкома, с 1924 года редактировал журнал «Коммунистическая революция», в 1926-1929 годах был секретарем Сибирского крайкома, а в 1929 году стал председателем Совнаркома РСФСР и кандидатом в члены Политбюро.

А 4 ноября 1930 года Политбюро и ЦКК в бурном и долгом заседании рассматривали вопрос «О фракционной деятельности т.т. Сырцова, Ломинадзе и др.».

Сырцов вел себя то нагловато, то юлил, но вспомнил я о нем в связи с «ленинградским делом» потому, что в одном месте (см. стр. 128 указ. соч.) Сырцов говорил следующее:

«Я знаю, что некоторые товарищи мою нервозность и мои известные настроения в отношении ЦК пытались объяснить тем, что я недоволен ущемлением Совнаркома РСФСР, систематическим суживанием функций Совнаркома РСФСР и пр. Я не думаю, чтобы те товарищи, которые наблюдали меня в работе, считали, что я являюсь таким большим приверженцем и поклонником российской государственности. Меня это дело мало волновало. Я не раз говорил: создайте ясность, какой линии держаться – на полную ликвидацию РСФСР, на суживание се размеров, на суживание функций. Так что элементов великодержавности вы не найдете. Я думаю, наоборот, целый ряд товарищей считали, что у меня нет вкуса, чтобы защищать РСФСР по-настоящему. Не упуская целый ряд деловых соображений, меня ни в коей мере не соблазняли ни отдельная столица для РСФСР или то, чтобы идти на какие-нибудь партийные РСФСРовские органы».