Журнал современник - Журнал Наш Современник 2008 #9 Страница 21

- У нас среди приглашенных, - тут же сказал из общей темноты председатель, - специалист по вопросам современного состояния России в мире. Сам он - выходец из низов, мнение его о настроении народной массы, полагаю, небезынтересно.

На экране предо мною крупно замигало: "Вам слово".

- Состояние? - Начав, я подумал, что надо же было как-то к ним обратиться: коллеги? господа? друзья? братья? Ничего не подходило. Ладно, обойдутся. - Состояние у России такое же, как и всегда, во все века - тяжелое.

- Но почему? - спросили из темноты.

- Россия - светильник, зажженный Богом перед лицом всего мира. Светильник же не скрывают, а ставят на высоком месте. И очень многим это не нравится. Он их освещает.

- Но это же хорошо, - усмехнулся кто-то, - на электричество не тратиться.

- Освещает не местность, - я решил быть спокойным, - а всю мерзость остального обезбоженного мира.

- Мм-да, - это, по голосу, председатель. - И почему же в ваших работах настойчиво проводится мысль о невозможности введения демократии в Россию?

- Жадны и циничны демократы, поэтому. Жадны, видимо, от природы, а циничны от безнаказанности. Демократия позволяет им воровать, она не будит совесть. Врать для демократов - всё равно что с горы катиться.

- А пример такого вранья можете привести?

- Говорят, что жизнь в России становится всё лучше, а на самом деле всё хуже и тревожнее. Частные интересы демократов не есть интересы общества. Может, в этом ключ. Они не любят Россию, смотрят на нее как на территорию проживания и наживы. Чтобы их не сковырнули, внедряют в людей желание им подражать. Ну и так далее. Простите, я совсем не понимаю ни вас, ни моей роли здесь, в этом, очень похожем на масонскую ложу, месте.

- Мм-да, - снова уронил председатель.

А что мне было терять? Если бы я неправду говорил. В конце концов, я же понимаю, что полностью в их руках. Ещё подумал: успеть бы написать послание своим, а как передать? А что я в нём напишу?

- Вопросы есть к докладчику?

- Ну уж, - я не мог не улыбнуться, - какой я докладчик? Автор двух реплик. Можно и третью: в России смертность уже давно и постоянно опережает рождаемость, развращение молодежи усиливается, пьянство, хулиганство, проституция, сиротство увеличиваются, и вот всё это называется демократией.

- То есть, по вашему мнению, надо свергать это правительство?

- А что толку?

- То есть?

- То есть лучше не будет.

- Но как же вы не учитываете регулятор общественных отношений - рынок? - Это из темноты какой-то новый, незнакомый голос.

- Какой рынок? Только что в докладе сказали, что демократия в рынке и не ночевала. Рынок в России позволяет сжирать конкурентов, травить людей некачественными продуктами, ширпотребом подпольных фабрик. Рынок - место действия жадности и корысти. Рынок - родильный дом хамства и подлости. Бедность в России растет, но тут есть и хорошее - бедность освобождает от страха. А что такое рынок для культуры? Выставки похабщины, издевательство над всем святым? Порнография кино и театра.

А что такое рынок для религии? - Я помолчал. - Думаю, что ничего нового я вам не сказал, и поэтому сердечно прошу прощения и возможности откланяться. С вашего позволения?

Я встал. Никто меня не удерживал. Дверь предо мной распахнулась. За дверью стояли Лора и Вика. Дверь за мной закрылась.

- О-о-ой! - громко и горестно воскликнул я, да так, что они испугались.

- Что, что с вами?

- Главный итог двадцатого века то, что Россия безсмертна. Вот это предложение забыл сказать. Может, раз в жизни дали серьезную трибуну, а я забыл. Вернуться уже неудобно. А?

- Да уж, - посочувствовали сестры. - Тут главное - не подумать, а вслух сказать: тут же везде аппаратура, запись. Россия безсмертна?

- Как иначе? Она - Дом Пресвятой Богородицы, подножие Престола Царя Небесного.

- Так как же тогда Судный день? Всё же провалится, всё же сгорит. Или я не так поняла, мне книжку старец давал про Страшный суд? - это спросила умная Лора.

- Да-да, суд-то Страшный будет же, так ведь же? - это добавила Вика.

- Куда денешься, будет. Но вот Россия как раз его и пройдёт.

- Тогда перед Судом вся сволота сюда и приползет.

- Правильно Лорка догадалась? - спросила Вика.

- А откуда сволота узнает про Суд? - резонно спросил я. - Ну, что, красны девицы, отпустят меня ваши хозяева?

- Даже на вездеходе, - сказали они.

На ходу я стал сдирать с себя пиджак, не стесняясь девушек, снял дорогие брюки, попросил свои прежние наряды. Мне вынесли всё мое, и куртку, и лыжи, и валенки.

МЕНЯ НЕ ДЕРЖАТ, НО И ДОМОЙ НЕ ВЕЗУТ

У крыльца стоял новёхонький сверкающий снегоход. Дверца в выпуклом боку откатилась, обнаружив тоже новенькие внутренноссти. Я торопливо, даже не подумав, что уезжаю не простясь ни с кем, вошел в кабину, отделённую от водителя матовым стеклом, и меня лихо повлекли через тёмное пространство леса и сугробов. И везли довольно долго. Что ж это? Я и на лыжах добрался бы быстрее.

Но вот снегоход тормознул, потом опять немного проехал, снова остановился и замолчал. Дверца кабины отошла в сторону. Два человека в униформе, но уже в другой, в более дорогой, меня пригласили выйти.

- Лыжи оставьте.

Приходилось покоряться. Невысокое серое здание без окон напоминало какое-то хранилище. Молча вошли в открытые двери, ввели в лифт, нажали кнопку. Лифт ощутимо провалился и долго, мне показалось, падал. Мягко приземлились и оказались в просторном вестибюле. Мне вежливо указали на дверь, за которую уже не сопровождали. Дверь открылась сама.

Человек с лёгкой сединой в чёрных волосах, с небольшими усиками, в домашнем шерстяном костюме, протянул мне руку. Просил снять куртку и пригласил сесть.

- Даже и кофе не предлагаю. Задержу ненадолго. И дела никакого нет. Даже и не представляюсь.

- Что же тогда за встреча? - спросил я. - Положение неравное: вы знаете обо мне всё или многое, я о вас ничего.

- Хорошо, представлюсь. Я - ваш союзник в деле спасения России.

- Слушаю. - Я сел, но не в указанное кресло, а на стул, объяснив это: - Легче вставать. В кресле можно утонуть или уснуть.

- Речь о Церкви. Мы не отрицаем Бога, но отрицаем теперешний российский путь к Нему. Понравится ли вам утверждение, что Церковь в России уже как частная лавочка, да и не только в России? Но в России помно-

гочисленней и поживее. Но это временное оживление после тысячелетия Крещения и прихода свободы. Уже идёт отпадение, сокращение числа верующих.

- А мне кажется, наоборот, - возразил я.

- Не обольщайтесь. Соединение с Зарубежной Церковью результатов не дало.

- Каких?

- Ждали усиления религиозного чувства. А оно падает.

- Тут я опять не согласен.

- Воля ваша. В любом случае Церковь обречена.

- Почему обречена?

- Сужает свободу.

- Какую? Свободу воли никто не отменял, она была всегда, а свободу вседозволенности и надо сужать. Это показала демократия: в её свободе растёт всё, кроме нравственности. Церковь противостоит, например, разврату, а демократам это не нравится. Вывод - они развратны сами.

- Не торопитесь. Допустим, наполовину согласен. Только вы имеете в виду свободу, ещё не взятую в рамки закона. Поправим. Дело времени.

- Демократия неисправима. Она жадна, а жадность - наркотик. А наркомания - болезнь. А больные, не хотящие лечиться, сходят на нет.

Он немного прошел по кабинету.

- Но что-то же надо делать. Ну, согласитесь: наивно верить в спасение, ждать его двадцать веков, не пора ли задуматься: а чего это мы, ребята, ждем двадцать веков? Никто вам не мешал верить, и чего вы дождались?…

Тут я сразу перебил:

- Да как это не мешали? Во все века только и было пролитие крови: кто за Христа, кто против Христа. С востока, с запада, с юга! Как это не мешали?

- Но это войны за территории, рынки сбыта, сырье, нефть, невольники, передел мира.

- Вообще, позвольте я скажу выстраданную истину. - Я даже встал: - В мире нет никакой истории, есть единственное во все времена: или мир становится ближе ко Христу, или отдаляется от Него. Никакой другой мировой истории нет.

Он тоже встал. Помолчал.

- Я бы согласился, если бы вы слово Христос заменили словом Бог.

- А Христос и есть Бог.

- Пророк, предсказания Которого не сбылись.

- Нет, сбылись. И всё время продолжают сбываться. Разве не идем мы к Его Второму пришествию? Нет, Он не пророк, Он Бог. Второе Лицо Троицы.

- Почему же тогда не Первое, если Бог? - Он сделал паузу: - Молчите? Поймите, мы же не пугаем антихристом, мы, так сказать, не шесте-рочники, мы как раз исполняем Писание: "Едино стадо, един Пастырь… Отрет всякую слезу, будет водить на источники вод… ягненок возляжет со львом… несть ни эллина, ни иудея"… Неточно цитирую?

- Так же и перед антихристом будут цитировать.

- То есть мы с вами не договоримся?