Морис Ренар - Всемирный следопыт, 1926 № 08 Страница 21

За Бичиктэ, в западно-юго-западном направлении, залегает волнистая степь: соседние темные скалистые цепи гор, с доминирующим Хайрханом включительно, постепенно отходят к северу.

В полуденную сторону поперечные горные гряды мельчают, и лишь на отдаленном крае этого горизонта вновь поднимаются темным валом горы Наримлэн-Ула.

Большая дорога то поднимается на плоскую вершину лугового увала, открывая широкую даль, то спускается на дно низин или котловин с озерками, родниками или колодцами, питающими кочевников и их стада, пасущиеся на привольных пастбищах. Иногда дорога оживлена медленно идущими караванами или легкими пестрыми кавалькадами, быстро мчащимися на сытых, крепких лошадях.

Там и сям гарцуют или мертвенно стоят на месте охотники на тарабаганов или сурков. Забавны бывают сцены у таких номадов, обманывающих любопытных грызунов.

Завидя сидящего у норы сурка, охотник быстро припадает к земле и поднимает над головою небольшую кисть из темных сарлочьих или конских волос, прикрепленных к рукоятке. Этой кистью он делает порывистые движения, соответствующие подергиванию хвоста, которым, как известно, сурок сопровождает свой крик. Животное, заинтересованное странным предметом, напряженно следит за ним и легко подпускает к себе охотника в меру выстрела.

Цена на мех грызуна ныне поднялась до двух рублей золотом. Принимая во внимание добычу трех-четырех экземпляров ежедневно на человека, станет понятным увлечение охотой на тарабагана всех охотников. Не имеющие ружей монголы откапывают зверьков обыкновенными лопатами, но, конечно, последний способ тяжел физически и вознаграждается меньшим успехом.

На переходе, приведшем нас в котловину Тухум-Нор, с озерами, ярко блестевшими на солнце белыми солеными поверхностями, с монастырем того же названия, мы наблюдали много змей, принадлежащих к двум видам: обыкновенному и довольно редкому в Монголии — с тонким, украшенным коричневыми полосами телом. Мы их наловили в нужном для коллекции количестве экземпляров.

Из горных пород, между прочим, обнаружена красивая темно-красная или бурая с светлыми прожилками яшма. В поделках с подобающим шлифом эта яшма должна представлять известную ценность.

Во впадине Тухум-Нор я коснулся маршрута моего предыдущего путешествия «Монголия и Амдо и мертвый город Хара-Хото», поэтому на описании озер и монастыря при них я не останавливаюсь. Скажу лишь, что в долине этой, на всем ее протяжении, ютилось много грызунов, норками которых местами сплошь была продырявлена земля. Обилием пищух об'ясняется большое скопление здесь крылатых хищников, сарычей, соколов и даже орлов; последние, впрочем, предпочитают охотиться за более крупными животными — сусликами.

Показались, наконец, и антилопы, а из птиц — пустынные рябки, или бульдуру, с шумом бури пролетавшие через наш караван. И антилопы и бульдуру являются типичными представителями животных форм Монголии. Тут же мы наблюдали впервые и верблюдов, пасшихся на их любимых солончаковых угодьях. Юрты кочевников группами виднелись всюду кругом, подле колодцев.

Местное население относилось к нам попрежнему хорошо; ни один попутный монгол не проезжал мимо, не заглянув на наш бивак, не расспросив нас, откуда, куда и зачем мы следуем.

Покуривая трубку и попивая чай, он старается получить полное осведомление о вашем караване, и только тогда может спокойно продолжать свой путь, заезжая по дороге к монголам с своего рода новостями.

Как прежде, так и теперь при встрече с вами или друг с другом монгол достает свою табакерку и предлагает вам из нее понюхать; за неимением таковой проделывает то же самое с закуренной им трубкой, предварительно вытерев рукавом своей одежды слюну с мундштука. За церемонией передачи табакерки или трубки монгол, обыкновенно, осведомляется о благополучии собеседника.

Все монголы на нашем пути, за весьма редким исключением, не имели кос и чаще, нежели прежде, в свою монгольскую речь вставляли русские слова, а то и целые фразы.

С большим, нежели прежде, вниманием и доверием они наблюдали за сортировкой и укладкой гербария, препарированием птиц и ловлей насекомых, с готовностью брали в руки предложенный им сачек, чтобы поймать бабочку или муху.

Одни ловили, другие восхваляли ловкость своего собрата или, чаще, смеялись над тем, как неопытный ловец, упустив насекомое, падал в непривычно быстром движении по неровной поверхности.

Монголы, словно дети, могут заливаться звонким смехом и впадать в неподдельное веселье. Чего они смертельно боятся, так это змей, и ни за что на свете не согласятся не только взять в руки, но даже, и близко подойти к такому зоологическому об'екту.

После того, как монголы еще в недавнее время старались помешать вашим намерениям, видеть то или иное по части памятников или естественных богатств страны, так недоверчиво смотрели на вас, как на нарушителя заветов предков, стараясь как можно скорее сплавить вас с своих мест, и, таким образом, выводили исследователя из себя, — вам странным кажется, что те же обитатели степей и гор Монголии теперь сами вызываются показать путешественнику все, что его интересует. Это обстоятельство приятно удивляет вас.

За Тухум-Нором наш путь проходил по степной полосе с оврагами или ложбинами, в которых имелись родниковые воды, где по соседству с монгольскими стадами скота отдыхали пролетные пернатые, обогащавшие сборы экспедиции.

Наконец, — и луговой, весьма пологий перевал Наримтэн-Кутул, открывший нам вид на долину Мишингув и следующую поперечную цепь гор Тармцик. В этой долине, при колодце Нарини-Худук, в соседстве небольшого озерка, с одной стороны, и торгового отделения Монценкопа — с другой, экспедиция расположилась своим лагерем на целую неделю.

Здесь удалось найти любопытный уголок с твердыми, как металл, скалами, с художественно исполненными на них резцом монгольскими письменами, начертаниями животных, растений. Имеются также письмена на тибетском и китайском языках.

Большое наличие историко-археологических памятников в Монголии дает надежду, что науке удастся восстановить быт того замечательного народа, который оставил нам несомненные следы своего существования по Северной Монголии, до южных предгорий Гобийского Алтая.

Решение этой благородной задачи выпадает на долю русской науки.

Уссурийские тигрятннки.

Охотничьи рассказы С. Бакланова.

ЕЖЕВАЯ РУБАХА.

Костромской мужичок Михайло Кряж — с родины перекочевавший на Дальний Восток — хитер на выдумки очень.

Однажды спросили его:

— Что нового, Михайло, удумал?

— Удумал тигровое средство, — ответил Кряж.

— Какое такое тигровое средство?

— Эге, хотите, чтобы я выложил? Не-ет. Полюбуйтесь, когда я эту вещь устрою. Вот, разрази меня на месте, ежели я не стану тиграм брюхи пороть. Ножом, безо всяких других оружиев…

Уссурийская станица, где укоренился навек Михайло Кряж, страдает от тигров. Много режут тигры скота, случается даже, и ребят уносят.

Камышовое море обхлестнуло станицу, — она, словно остров, в сизозеленых волнах. Недалеко — могучий Амур, стальным полотнищем расхвативший пополам таежные сибирские джунгли.

Славится станица тигрятниками. Отец учит сына тигровому ремеслу.

Бьют самок, берут котят, — злые они, когда только от матери, но совсем ласковые после.

С укротителями у сталичан завязана крепкая связь, — частенько заезжают укротители отбирать молодых.

Осенью удачливые тигрятники вывешивают сушить еще «мокрые» шкуры, — тогда чернополосым золотом разукрашены станичные плетни.

Теперь тигр слишком умен стал, довоенный — был куда проще. Схватит — не заметишь, а если на его логовище «парой» итти, не видать тогда зверя. Если — один на один, можно иметь схватку.

Итти один на один — надо «большой дух иметь».

— Давать надо окончательный стрел, — говорят тигрятники, — дурака нече валять, разводить людоедов. Который человечьего мяса не пробовал, а ты его собой накормишь, и пошел он народ драть. Скотину, известно, людоед не хочет…

Похвалился Михайло Кряж, и слава про его похвальбу волной лилась по станице.

— Ну-ка ножом, безо всяких других оружиев, будет тиграм брюхи пороть. Не слыхано, не видано такое!..

Кряж, между тем, уже «мастерил вещь». Ватную, красноармейскую телогрейку (она перешла Кряжу по наследству от воина, воевавшего с Колчаком) проткнул — наверх — железными костылями, головки их — в вате — сетью проволоки укрепил; костыли отточил иглами. Из телогрейки получилась «ежовая рубаха».