Анатолий Мамонов - Встречи на берегах Ёдогавы Страница 21

Дорогому Назыму Хикмету, семье и близким покойного от школьников Хиросимы, продолжающих бороться за мир, и от Хиросимского общества бумажных журавликов.

Публикуется в связи с пятилетней годовщиной основания Хиросимского общества бумажных журавликов.

23 июня 1963 г.

Журавлиные перья любви

«Не понимаю! Ни единого словечка не понимаю! Что он говорит?.. Вот так и с теми людьми, что были здесь недавно… Вижу только, как шевелятся их губы… Слышу только их голоса… А что говорят — не понимаю!..

Что мне делать?! Что мне делать?!»

Какие горькие, полные отчаяния слова!.. Мне так и кажется, что я вижу ее, маленькую, растерянную, похожую на птицу девушку по имени Цу из японской пьесы «Журавлиные перья».

Еще недавно она была вольной птицей — журавлем, парила в небе легко и свободно. Стрела пронзила ее, и она вынуждена была опуститься на землю. Добрый человек пришел ей на помощь, и в благодарность птица отдала ему самое дорогое, что у нее было, — сердце. Это сердце до сих пор знало только чувство свободы. Любовь, которая вошла в него, сделала птицу человеком, и ей суждено было узнать радости и горести земной жизни. Сначала были только радости. Она жила с возлюбленным Йохо в скромном деревенском домике вдали от города. Варила пищу, играла с детьми. И вдруг все переменилось. Еще в дни счастья Цу выткала для Йохо красивый кусок полотна, но возлюбленный не оставил у себя этот дар сердца Цу — он продал его. Золото показалось ему прекраснее любимой. С тех пор он требовал, чтобы Цу ткала всё новые и новые куски ткани. Цу превращалась ради этого в птицу и вырывала белые перья из своего оперения. В каждую нить она вкладывала частичку своего сердца, в котором было столько любви и нежности!

И вот настал момент, когда она предстала перед своим возлюбленным бледная, растерянная, не понимающая его языка, не способная постичь его желаний.

Пройдет еще немного времени, и Йохо нарушит слово, данное Цу, — он заглянет в ее рабочую комнату. И тогда из сердца Цу уйдет последняя капля любви. Женщина снова станет птицей…

Что ждет ее впереди? Гибель? Ведь без любви и доверия нет жизни. Цу никогда не вернется к Йохо, как бы он ни звал ее. Так кончается пьеса известного японского драматурга Киносита Дзюндзи, с которым я впервые встретился в 1955 г.

Я услышал об этой пьесе от автора еще до того, как прочитал ее на русском языке в великолепном переводе И. Львовой и В. Марковой (сначала она была опубликована в журнале «Театр», потом вышла отдельной книгой).

В этой трогательной пьесе использованы мотивы японского фольклора. В творчестве многих народов бытуют сюжеты о существе из другого мира, встретившемся с земным человеком и бывшем с ним до той поры, пока этот человек не узнал его подлинного имени. Достаточно вспомнить распространенную легенду о сыне Парсифаля Лоэнгрине.

В японском фольклоре есть легенда о юноше-рыбаке Урасима, полюбившем морскую царевну. Урасима мог бы находиться со своей возлюбленной вечно, если бы исполнил ее завет и не открыл бы волшебный ларчик. Но он не сдержал своего обещания, и жизнь его, как легкое облако, улетучилась из ларчика.

В пьесе «Журавлиные перья» тема доверия, столь необходимого в любви и в жизни, решается необычно. В пьесе Цу покидает своего возлюбленного не потому, что он заглянул к ней в комнату и открыл ее тайну. Конец любви Цу пришел раньше. И не случайный поступок, не легкомысленное любопытство определили ее исход, а страсть к наживе, слепая и властная, победившая светлую любовь.

Финал пьесы символичен! Цу покидает Йохо. Ей тяжело лететь — у нее почти не осталось перьев, но она все же летит и исчезает за горизонтом. У нее хватило силы порвать с человеком, которого она любила, но который обманул ее…

Пьеса «Журавлиные перья» появилась в период резкого возрастания в Японии интереса к народному творчеству. Собирателем его образцов был профессор Янагида. Тридцать лет жизни отдал он сбору и изучению фольклорного материала. Ему помогало множество энтузиастов, главным образом учителя начальных школ во всех уголках Японии. Издательство «Сансэйдо» предприняло издание тридцати томов произведений народного творчества, и к моменту моей встречи с Киносита Дзюндзи, автором «Журавлиных перьев», вышел в свет тринадцатый том. Налаживалось сотрудничество писателей и фольклористов в изучении памятников народного творчества.

«Собирание фольклора и фольклорные пьесы приветствуются широкими общественными кругами, — удовлетворенно отмечал драматург. — Я намерен продолжать изучение народного творчества. Мое убеждение в важности постоянного изучения фольклора для писателя еще более укрепилось после бесед с советским ученым, профессором В. Сидельниковым, а также после ознакомления с индийским фольклором во время моего пребывания в Индии…»

Для нас, советских читателей, пьеса «Журавлиные перья» представляет двойной интерес. Она знакомит нас с сюжетами японского фольклора, о котором мы так мало знаем, и вместе с тем с современной японской драматургией.

Киносита Дзюндзи сумел сохранить в своей пьесе подлинно народный колорит. Его пьеса несет в себе гуманную идею, воплощенную в художественных образах.

Трудно сказать сразу, что составляет стержень этой небольшой одноактной пьесы. В ней поднято много тем, и все же явственно выделяется одна главная — тема любви к человеку, уважения его достоинства и непримиримой борьбы со всем, что это достоинство унижает: корыстью, продажностью, страстью к наживе.

Удачно решена автором проблема языка пьесы. «В Японии много различных диалектов, — говорил Кино-сита Дзюндзи, — и мне хотелось бы написать свою пьесу языком, наиболее доступным всем. Я не придерживался токийского говора, который признан литературным языком, но который не всем понятен. Я старался, чтобы мои герои говорили на языке, который содержал бы элементы различных диалектов, и вместе с тем стремился индивидуализировать речь каждого. Так, в отличие от остальных Цу говорит необычным литературным языком. На мой взгляд, это должно подчеркивать, что она существо из другого мира.

Я пытался вызвать ненависть читателей к тем, кто присваивал себе чужой труд, — вот почему мне так хотелось сделать язык этого произведения максимально доступным пониманию народа».

Имя Киносита Дзюндзи — плодовитого драматурга и активного участника движения за мир и афро-азиатскую солидарность — популярно в Японии. Принадлежит он к послевоенному поколению писателей. Родился в 1914 г., а к сорока годам уже создал два с половиной десятка пьес. За исключением исторической драмы, посвященной первым годам периода Мэйдзи (т. е. началу 70-х годов прошлого века), пьесы написаны на современные темы. Одна из них — «Успение лягушки» — имела особенно шумный успех. Она с триумфом прошла в театрах Токио и Осака. Ее ставили многие самодеятельные драматические кружки. Она издана и в Советском Союзе в переводе И. Львовой и получила одобрительные отзывы прессы.

— Каково содержание пьесы? — спросил я у автора во время его первого визита в Москву (тогда еще у меня не было ни японского, ни тем более русского ее текста). И вот что он ответил:

— В основу сюжета этой сатирической пьесы лег действительный факт, имевший место в послевоенные годы. Бывший японский военнослужащий возвратился в Японию из советского плена. Реакционные члены японского парламента добиваются от него угодных им показаний. Но он отвергает их домогательства и говорит только правду. Реакционеры не прекращают своего нажима и доводят юношу до самоубийства. В пьесе я показал грязную кухню антисоветской, антикоммунистической клеветы.

— Что вы думаете о роли писателя в современном обществе?

— Жизнь современной Японии подтверждает ту непреложную истину, что писатель не может быть в стороне от политики, что его место там, где идет борьба за мир, справедливость и счастье миллионов. Писатель Хироцу Кадзуо выступил в защиту осужденных по так называемому делу Мацукава, опубликовав в журнале «Тюокорон» гневные памфлеты против полицейского произвола.

В подтверждение своих слов Киносита Дзюндзи протягивает мне свежий номер журнала, в котором Хироцу Кадзуо протестует против смертного приговора обвиняемым по «делу Мацукава» и требует оправдания невинно осужденных. Затем продолжает:

— Прогрессивные писатели старшего поколения, такие, как Токунага Сунао и другие, сохранили верность реалистическому методу. В своих произведениях они отобразили борьбу народа за независимую, демократическую и миролюбивую Японию.

Прогрессивные писатели Японии — активнейшие участники движения сторонников мира. Они ведут борьбу за идейность в литературе, против аполитичности, носителями которой являются сторонники так называемой эголитературы.