Адольф Гитлер и его русские друзья - Леонид Михайлович Млечин Страница 21

Старика спровадили в психиатрическую больницу, где после четырехмесячного обследования диагностировали «стойкое ослабление умственных способностей». Это спасло писателя от суда, но суда он как раз и не боялся. Он готов был ответить за свои симпатии и антипатии. Он не был ни трусом, ни приспособленцем.

В декабре 1946 года его приговорили к штрафу в несколько сот тысяч крон. Так он должен был возместить ущерб, нанесенный стране его сочувствием нацистам.

Его последняя хвалебная статья о национальном социализме и Гитлере была опубликована 7 мая 1945 года — это был некролог фюрера. «Мы, верные сторонники Гитлера, — писал Гамсун, — склоняем свои головы перед лицом его смерти». Он, как нибелунг, остался верен себе, хранил верность своей слепой любви к немцам.

Почему Кнут Гамсун называл себя сторонником Гитлера?

В 1934 году, через год после прихода нацистов к власти в Германии, он поддержал их публично. Его жена Марие, которая была на двадцать два года моложе писателя, и сын Торе вступили в Национальное собрание — партию, которую возглавлял Квислинг. Другой сын писателя, Арилд, вступил в добровольческие формирования СС и сражался на Восточном фронте против Красной армии.

Когда в апреле 1940 года немецкий экспедиционный корпус вошел в Норвегию, Гамсун увидел в этом шанс для его родины «занять подобающее ей место в великогерманском мировом сообществе, которое сейчас создается». И он потребовал ог своих соотечественников не сопротивляться немецким оккупантам.

Кнут Гамсун не был ни слепым фанатиком, ни сторонником тоталитарного государства, ни поклонником национально-социалистических идей. Упрямый, ироничный индивидуалист, что общего он имел с этими партийными чинушами, которые даже в туалет хотели бы водить народ строем?

Старый писатель увидел в национальных социалистах силу, противостоящую цивилизации, развитию техники и технологии, наступлению городов и рационализму капиталистического общества. Ненависть к асфальту, машинам, разрушению патриархального быта заставила Гамсуна, привязанного к земле, возненавидеть Америку и Англию, которые в его представлении олицетворяли городскую цивилизацию.

Его давняя любовь к старой Германии, мысль о единстве судеб северных народов умножились на уверенность в том, что только национальный социализм способен противостоять разрушению привычной жизни.

Видимо, существует нечто общее для Гамсуна и для некоторых российских писателей, которые тоже прониклись симпатиями к идеям национального социализма. Различие состоит в том, что Гамсун не опускался до антисемитизма и не разделял уверенности наших почвенников в превосходстве природного начала над свободной личностью. Но их роднит ненависть к городам, к современной культуре, к «асфальтовой», как говорил Геббельс, литературе.

Не стоит забывать о том, что, когда нацисты пришли к власти, Гамсуну было уже за семьдесят. Он жил уединенно в своей усадьбе. Возраст и глухота постепенно отдаляли его от окружающего мира…

С мая 1945 года Гамсун вел лирический дневник «На заросших тропинках». Он так описал свой первый допрос:

«А как я отношусь к злодеяниям немцев в Норвегии, о которых теперь стало известно?

Поскольку начальник полиции запретил мне читать газеты, я ничего об этом не знаю.

Вы не знали об убийствах, терроре, пытках?

Нет. До меня доходили смутные слухи перед моим арестом».

И это говорил Гамсун, который за два года до этого умолял Гитлера прекратить расстрелы в Норвегии и убрать имперского комиссара Тербовена!

Все-таки в сорок пятом Гамсуну было восемьдесят шесть лет. Дневниковая проза так же кристально чиста, как его ранние романы, принесшие ему Нобелевскую премию. Но чувствуется: живой и понятной для него осталась только природа. Весь остальной мир, включая людей, он считал чужим и чуждым. Он перестал понимать этот мир, который полвека назад так легко и свободно поддавался его анализу. Оставшись один на один с собой, он многое переосмыслил и осознал преступный характер нацистского режима. Его дневник тех лет опубликован, и каждый может прочитать его размышления на сей счет.

Последние годы стали для него тяжким испытанием. Он обиделся на жену и не хотел видеть ее четыре года, потому что она рассказывала психиатру о его ревности, упрямстве и вспыльчивости.

— Он испытывает чувство неполноценности, — говорила Марие Гамсун. — Он совершенно перестал владеть собой, теряет самоконтроль, бросается вещами. Он всегда был слишком привязан к своей матери и потому быстро разочаровывается в женах.

Но в 1950 году Кнут Гамсун внезапно захотел, чтобы жена вернулась. Без всякого вступления и объяснения однажды вечером он сказал невестке:

— Тебе надо бы позвать мать домой.

Ему было тогда девяносто лет. Марие застала мужа страдающим всеми старческими недугами, неспособным обходиться без посторонней помощи. Она писала подруге за несколько месяцев до его смерти: «Это трагедия, что ему приходится испить всю чашу до дна! Он всегда ненавидел этот возраст и проявлял черствость к тем, кто позволил себе стать старым и беспомощным. Наверное, это Немезида, как говаривала одна женщина в тюрьме. Его отталкивало все неэстетичное и некрасивое. Он не находил в старом лине ничего достойного, зато говорил, что каждое молодое лицо прекрасно. Не говоря уже о том, как его злили неаппетитные детали жизни слабоумных людей. И как раз это выпало на его долю!»

Предоплата натурой

В июле 1924 года молодой национальный социалист Йозеф Геббельс записал в дневнике: «Нам в Германии не хватает сильной руки… Германия тоскует об Одном, о Муже, как земля летом тоскует о дожде».

Прошло девять лет, нацисты взяли власть. Геббельс один из хозяев Германии. И что же? В его дневнике появилась новая запись: «Был бы я фюрером, я знал бы, что сейчас делать. Но думаю, что виновных не привлекут к ответственности. Ведь в Германии в общем-то можно делать все, что хочешь. Нет сильной руки — нет и соответствующих мер против подобных преступлений, совершаемых теми, кто не выполняет своего долга…»

Для него достаточно сильной рукой может быть только его собственная рука, которая владыка.

Йозеф Геббельс выделялся среди малограмотной нацистской шпаны. Он получил приличное образование, умел изысканно выражаться. В системе пропаганды многое взял у коммунистов. Он мастерски использовал музыку, марши. Он украл у противника лучшее и самое эффективное.

— Народные массы примитивнее, чем мы их себе представляем, — повторял Геббельс. — Поэтому пропаганда должна быть максимально простой и бить в одну точку.

В январе 1933 года он получил в свое распоряжение полный набор инструментов тотального манипулирования общественным мнением. Не только в сфере массовой информации, но и в сфере изобразительных искусств, театра. литературы. Такой власти над общественным мнением не имел никто — ни до Геббельса, ни после