Игра в японскую рулетку - Ирина Сергеевна Тосунян Страница 21

Гость начинает врубаться:

– Постой, так ты хочешь сказать, что не все японцы любят это кушанье?

– Да, они это наше блюдо… даже есть его не могут! Но мы, уроженцы Кюсю, привыкли к нему с детства.

– Ну, Кацуя, ты даешь! – веселится мой супруг. – Хочешь сказать, что и я не смогу съесть их?

Приятель мнется… Брат приятеля переступает с ноги на ногу.

– В общем… по-видимому… может ты и прав.

Тут москвич развеселился окончательно.

– Это я-то? Да ты вспомни, кто вчера ел нарезанную ломтиками медузу в сливовом соусе? Кто, я тебя спрашиваю?

– Ты. Мы все были очень удивлены, – вежливо отвечает Иноуэ-сан. Брат согласно кивает.

– А этот… китовый хрящ. Не мясо даже – хрящ! Помнишь, вечером мы макали хрящ в проспиртованную рисовую пасту и ели? И запивали все это сакэ. Ведь ели?

– Ели.

– И я ел?

– И ты.

– А сырую конину? Тоже ваш островной деликатес… Ты еще говорил, что это специально выведенная порода толстеньких «съедобных» лошадей по виду напоминающих коров. Я ел?

– Ну, ел.

– Вот-вот, – продолжает заезжий гурман, – так что нечего стращать меня какими-то макаронами. Хоть и с пропиткой.

Прослушав перечень съеденных деликатесов, теперь развеселился брат. Он еще не знал, что перечень этот далеко не полный. А Кацуя смутился окончательно.

– Видишь ли, Ашот, мы, хотя и очень любим свои нудлы, но понимаем, что у них весьма специфический вкус.

– Да что ты мне мозги-то пудришь! – не сдается отважный любитель экзотики – Я хочу попробовать. Я в Оказаки, если помнишь, ел даже ферментированную красную фасоль. (Вареная красная фасоль заквашивается специальным образом подобно молоку для получения простокваши и обладает сильным гнилостным запахом – И.Т.). Она ведь вся уже текла, и запах еще тот стоял по всей округе! Вспомни, ваш гость американец не только не попробовал, но даже отодвинулся от стола. Ты еще смеялся: «Иностранцы – все без исключения – не выносят это блюдо» А я его съел.

– Да, помню, – мямлит хозяин…

– А сырую свежую рыбу, сашими? А живого кальмара, который трепыхался и жалобно на нас глядел? Помнишь?

– Да… но…

– А осьминогов, жареных, печеных, отварных!.. А ракушки?

– Да помню, Ашот, все помню. Мы все удивляемся.

Но гость окончательно припер его к стенке:

– А позавчера за завтраком мы с тобой что ели?

– Что? – опешили оба брата.

– Мы разбили в блюдечко сырое яйцо, наложили сверху сырую рыбью печенку с кровью и ели! И я еще приговаривал, что вкусно.

Братья заметно успокоились:

– Помним.

И тут московский профессор пускает в ход последний козырь:

– А фугу? Я же жизнью рисковал, но ел! И сырую, и вареную. Ел?

– Ел. Ты молодец, Ашот! Мы все тобой восхищаемся.

– Ну?

– Понимаешь, мы, уроженцы Кюсю…

– Так ты хочешь сказать, что я эти твои чертовы нудлы ну, никак съесть не смогу?

– Ну, да. – Оба брата облегченно вздохнули.

Не сказав ни разу слова «нет», они сумели все растолковать.

… Вечер гость провел с Иноуэ-старшим. С его помощью обыграл в го зашедшего на огонек соседа…

Братья явились из ресторана сытые и довольные. И весь вечер хвалили успехи московского ученого в этой древней и мудрой игре…

Что это было?

P.S. Прошло несколько лет. Во время очередной командировки в Японию Ашоту удалось-таки разгадать тайну блюда с «необычным вкусом и резким запахом», от которого его постарались избавить сердобольные хозяева. Они даже представить не могли, что для «московского профессора в бытность его студентом, а потом – аспирантом это блюдо «со специфическим вкусом» было вовсе не экзотикой, а рутинным обедом из обычной российской столовки. Да-да, обычный российский макаронный суп из очень жирной свинины, в стране Восходящего Солнца приправляемый японскими специями. Вот теперь стало ясно отчего японцы, если, конечно, они не уроженцы острова Кюсю, как правило, выбирают более «диетические кушанья».

Пятнадцать лет спустя

Долгий путь пройден,

За далеким облаком

Сяду отдохнуть.

Воздушное судно «Боинг 777» японской авиакомпании «АНА», которым мы летим из Сан-Франциско в Токио (я – в третий раз, мой муж Ашот – уж и не помню, в который), оказалось оснащено всякими замечательными прибамбасами, создающими непривычный для пассажиров, путешествующих, как правило, американским эконом-классом, удобства и комфорт. Тут тебе и регулируемые на разной высоте подставки для ног, фиксаторы головы и шеи, электронное меню обедов и завтраков японской и европейской кухни, японское мороженое в стаканчиках, нарезанные аккуратными столбиками ананасы и несколько сортов дынь, традиционные японские сладости и… большие вытянутые вверх овальные окна-иллюминаторы, демонстрирующие ошеломительный панорамный пейзаж кипенно-белых облаков на фоне ярко-синего неба, которые медленное «утро красит нежным цветом», и вдруг стремительно взлетает ввысь огромный красный круг – точь в точь как на японском флаге.

До центра Хиросимы, цели нашего путешествия, добираемся только к вечеру. И тут выясняется, что забыли взять распечатку с названием заказанной для нас гостиницы и номерами телефонов организаторов научной конференции, на которую, собственно говоря, и приехали. Пришлось ночевать в первом же подвернувшемся отеле.

Отель подвернулся пятизвездочный. Со всеми вытекающими из этого плюсами и минусами. Но когда наутро, еще затемно, я проснулась и выглянула из окна комнаты с загодя распахнутыми шторами, все минусы, благодаря силе пылкого воображения, растуманились и испарились. Внизу расстилалась Хиросима – город, растертый в пыль и прах и из праха восстановленный. Ни Оппенгеймер, ни Артур Кемптон, ни Эрнест Лоуренс, никто из физиков, членов Комитета по выбору цели, не приезжали после Хиросимы в Японию. А если бы приехали, что бы чувствовали вступив на эту землю?

Под дверью номера, как пресловутый рояль в кустах, обнаружился свежий номер местной газеты, выходящей на английском языке. И в нем – статья. О двух советских дипломатах – Михаиле Иванове (на самом деле – сотруднике ГРУ) и секретаре посольства Германе Сергееве (очень возможно, что тоже разведчике). 16 августа 1945 года оба этих джентльмена были направлены в Хиросиму и Нагасаки, поскольку СССР, не обладавшему тогда ядерным оружием, было необходимо срочно получить все возможные разведданные. Добирались из Токио до Нагасаки целую ночь. Иванов сосредоточенно пил виски Suntory. Сергеев – нервничал. Но они успели, оказались на месте раньше американских специалистов, которым осмотр провести удалось только 20 августа. О чудовищной картине, увиденной Ивановым и Сергеевым в Хиросиме, даже рассказывать не имеет смысла – об этом знают все в мире. Задачу, перед ними поставленную, дипломаты полностью выполнили, уехали с полным чемоданом образцов, взятых в эпицентре взрыва – они тогда понятия не имели, что это смертельно опасно. Спустя несколько дней Иванов с Сергеевым уже были в Москве…

Герман Сергеев умер от облучения. Михаил Иванов выжил, написал подробный отчет о поездке, представил его лично Сталину и Берии и … дожил до 101 года. Он умер в 2014-м. А отчет, им написанный, говорят, исчез, пропал, испарился, видно. Осталось такое понятие, как «стакан