Георгий Саталкин - Каменный пояс, 1988 Страница 22

А мимо шагает Большая Анна. Двое средних ее детишек (есть у нее еще две пары — младших и старших) стрекочат за ней вприпрыжку: шаг у Анны — всем шагам шаг. Возле нас она останавливается и долго смотрит на Сергея. Слышно, как отдуваются после бега за мамкой малыши.

— Вы чего это хлебом играетесь? Думаете, если это грибы, так ими играться можно? Грибы — тот же хлеб, только дареный.

Она размашисто перешагивает ограду и в два шага встает над смущенным Сергеем.

Анна — женщина крупная (так и хочется сказать: больша-я), жилистая, она, если даст леща, то получится, как мокрой палкой. К тому же она прирожденная охотница за грибами и уважение к добыче у нее настоящее. Она склонилась над брошенными в траву забракованными грибами и сердито затараторила:

— Такую прелесть выбросили, да вы что, ненормальные? Это вот — дождевики. Деликатесные, если хотите знать, только ужариваются очень. Я их даже мариновала, но не получилось, пришлось выбросить. А зонты? Да это же самый гриб для жарки (это она про те, страшноватые). Я их на всю зиму сушу.

Анна переложила оправданные грибы на столик возле таганка и еще с минуту горячо втолковывала нам, как необходимо их съесть.

— Ну, Анна, раз вы говорите, то мы их хоть сырыми съедим, — заверил ее Сергей.

— Сырыми не надо, — великодушно ответила Анна, — А вообще, если хотите знать, есть можно любые грибы. Про бледную поганку или там мухоморы я не говорю, а так — любые. Вот, бывает, наберем с мужем грибов, какие — не знаем, а выбрасывать жалко, тогда вот как делаем: отвариваем, отвариваем, потом жарим, жарим. И едим в два часа ночи. Ну, конечно, молоко наготове…

— А… почему ночью? — осторожно спросили мы.

Анна прозаично вздохнула.

— Ну, яд обычно под утро действует, так вот, чтоб врачей ночью не беспокоить. Сердитые они спросонья.

Позже в беседе муж ее подтвердил без веселости, что такие ночные опробования она точно устраивала. Он грустно рассказал, что два раза они с Анной попадали в больницу после каких-то даже не очень вкусных грибов.

— Я теперь от ее экспериментов отказался, — серьезно говорил он. — А она… Человек странное существо, а женщина — тем более. Вот, говорят, опыт. Ни-че-му он человека не учит, — зафилософствовал. — Все знают, водку пить плохо — а пьют. Знают, в тюрьме плохо, а воруют. А женщину — не только опытом, битьем не научишь. Тебе же, говорю, опять желудок промывать будут! А это, говорит, полезное облегчение. Сейчас ее хоть убедил, что при экспериментах наблюдатель положен, а у нас — теща старая, да дети. Только мне и остается наблюдать…

И он криво усмехнулся. Видать, и в наблюдателях ему не так-то легко.

Прошлым летом Анна вновь попала в больницу. Через три дня она уже бегала по березнякам и осинникам. Тем же лосиным шагом проносилась под вечер мимо нашего таганка, но что-то в ней, видно, надломилось. Наши грибы она больше не разбирала и не призывала есть их все подряд. То ли врачи ее сильно поругали, то ли муж пригрозил разводом…

Но хорошо, что это бесстрашие у Анны все-таки прошло. Крайность — любое доброе дело портит. И ведь есть, например, такой «паутинник особеннейший». На вид в нем — ничего особенного — так, неряшливый, охряный гриб с широкими охряными же пластинками под шляпкой, а попадет случайно на сковороду — беда! Да не к утру, как говорила Анна, а через пару-тройку недель. И беда смертная — почки отказывают, а медицина бессильна. Так что при всем при том — грибы баловства не прощают. Веселое это дело, но серьезное.

VI

Кто же из них в полной мере достоин подражания? Дядя Ваня «майор» или Большая Анна? Анна молодчина. Знает кучу съедобных грибов и, например, о зонтах и дождевиках она нам первая рассказала, чуточку, правда, в агитационном запале преувеличив качества дождевиков. Но вот ее рассуждения о том, что вот, мол, у гриба совершенно съедобный запах, приятный цвет и вкус или, что можно определить гриб по тому, едят ли его червячки или нет — все это, товарищи, заблуждение, и заблуждение не безобидное.

Червячками, например, поедаются и мухоморы (красивейшие, кстати, грибы), а у бледной поганки вполне приятный запах и, если верить императору Клавдию, умершему от нее, — и вкус замечательный! Так что надо все же доверять вековому людскому опыту, собранному в хороших книгах о грибах. А если таковых под рукой нет — незнакомые грибы временно не брать.

Дядя Ваня, как пример, тоже не совсем годится. В его сильно ограниченном выборе совсем нет никакого простора для поиска. Однажды он застал нас за жаркой пестрых зонтов. Что было! Видели бы вы его глаза, слышали бы его речи. Даже командирская интонация у него пропала, когда он упрашивал нас не есть их. Он сказал, что грибы эти — чертов подарок, махнул рукой и ушел, чтоб не видеть. И несколько дней потом наблюдал за нами со своего огорода. А вывод сделал такой: может, городским они и не вредны? Городские — они ведь чего только не едят. И все же — обиделся. Неделю примерно наблюдал, а не заходил покурить и побалакать.

Но дядя Ваня — душа-человек. Он просто подарил нам свои грибные места: мол, грибов на всех хватит. А грибное место для новичка — учебный класс. Растут там не только известные ему «шпиены» (шампиньоны), но и те же зонты, и белый навозник, и луговой опенок. Да и сами «шпиены» нам с Сергеем известны луговые, лесные и отчетливо-клубеньковые. Самый желанный из них — лесной шампиньон. В зрелой поре — он крепок и мясист. Крутой купол шляпки слегка буроват и покрыт розоватыми чешуйками. Луговые, те, что растут на выпасах, похожи на него, как бледные тонконогие братья, уродившиеся в неласковую пору. А вот с отчетливо-клубеньковыми необходимо разобраться особо. Молодой гриб — очень похож на бледную поганку. Но, во-первых, шляпка: у поганки она колокольчиком и слегка как бы набок, у шампиньона плотно сидит на ножке и сверху приплюснута так, что можно положить копейку. И, что важно, у поганки основание ножки завернуто в разорванную ростом вольву (чего у шампиньона нет). Но чтобы обнаружить ее, нужно взять гриб из земли целиком, иначе она в земле и останется, так как не всегда видна снаружи. Ну и клубеньковый шампиньон поодиночке не растет. Рядом найдутся грибы зрелого возраста с распахнутой зонтиком шляпкой и типичной нежно-розовой или даже коричнево-черной подкладкой.

Зонт и белый навозник, однажды увидев, не спутаешь ни с чем. Зрелый зонт так и назовешь — зонт! А навозник похож на укутанную в белую с ворсом шаль девчушку. К нему одно предупреждение: брать его можно только свежим, без черноты по краю. Если по краям шляпки появилась черная, пачкающая пальцы бахрома или даже потемнение белоснежных ее пластин только наметилось — такой гриб не берите, всю жареху испортит.

Я потому остановился на этих грибах, что в наших селах, за исключением лугового шампиньона, их не берут, а они — вкусные очень. Повторяю, у нас грибы плохо знают, чему любая бабушка из подмосковных, например, мест удивится. На нашем севере грибы всегда были вроде как овощи — знакомая с детства прибавка к питанию. А жители той же Елшанки в прошлом — степняки. В благодатных этих местах они сравнительно недавно.

Нужда все силы отдавать выращиванию хлеба, добыванию корма для скота в неласковой к человеку степи оказывалась и тут как бы уже привычкой равнодушно относиться ко всему остальному. Хотя красота лесистых холмов сразу запала в глаза степняков. Они дали такие названия: Гора Лучная — на восходе солнца сияет над селом восточным своим склоном, а вечером на западном склоне отдыхают закатные лучи. Красный шихан — осенью действительно красный от пылающих листвой кленов и осин.

Но грибы пока собирают немногие. Как-то женщины, встречавшие стадо, удивились моим подосиновикам:

— Да это же «коровьи задницы». Мы их сроду не берем.

На Урале, например, эти грибы ласково называют «красноголовиками», а тут — ишь какое отмашистое наименование! Да, пожалуй, по цвету и на ощупь шляпка подосиновика напоминает красную шерсть теленка. А «задницы» — это как бы для отмашки: мол, на кой они нужны!

VII

…Только-только прощелкал кнутом пастух, как нас разбудил председатель Елшанского сельсовета. Зовут его Николай Иванович.

— Эй, сони городские, вставайте!

Я вышел на зябкое утреннее солнышко и с удовольствием оглядел Николая Ивановича. Русый, зеленоглазый парень, и улыбка над молодой бородкой такая, что вот в пляс пойдет! Костюм, как говорят сельские, не маркой, а брюки заправлены в мягкие, на березовых гвоздях сапоги. Николай Иванович работал лесничим и знает, что для леса и поля лучшей обувки пока не придумали. Но как и где он сапожника отыскал, вот что интересно. С любым собеседником Николай Иванович на «вы» и по имени-отчеству, любит говорить вежливо и грамотно: