Журнал Русская жизнь - Россия - Европа (март 2008) Страница 22

Невежа - это у них в университете значит «неряха», а невежда - «неопрятный».

Изучающая «Финансы и кредит» так и нарезает падеж за падежом - «Жуль Верна», «Жуль Верну» (хоть тут же, в вопросе-то имя написано как надо). Не приходилось, видно, своевременно книжечку в руках держать, рассматривать переплетик детским зорким взглядом.

Ну, Бог с ним совсем, с Жюлем Верном. Они ж финансисты - у них, наверно, с английским полный порядок.

Насчет истеблишмента студенты оказались практически единодушны - американский полицейский, просто полицейский и полицейский в Англии.

Тут- то и увидела я почти воочию, как расползается национальная скрепа.

Вот представьте себе, сидят за столом десять русских (то есть с русским родным языком) людей разного возраста. Ведут неторопливую беседу на не совсем заземленную тему - не где что купить, выпить и закусить, а несколькими делениями выше, поотвлеченнее. И кое-кто употребляет простые русские слова «невежа» и «невежда». А кто-то небрежно роняет нечто насчет «истеблишмента». И всем кажется, что они друг друга прекрасно понимают - все по-русски ведь говорят!

Ан давно уже нет.

* ОБРАЗЫ *

Михаил Харитонов

Идея Европы

Какими мы видим друг друга

Императрикс Екатерина, о! поехала в Царское Село.

То есть нет. В 1787 году от Р. Х. императрикс Екатерина решилась на несравненно более рискованное путешествие - в недавно завоеванный Крым. Вообще-то этот благодатный край завоевывали не ради курортов (или просто от злобности): отуреченная Таврида и Причерноморье были базой для набегов на русские земли, туда угоняли в рабство тысячами. То есть это была такая «Чечня XVIII века». Соответственно, посещение этих мест было делом нешуточным - примерно как кремлевскому чиновнику месячишко пожить в Урус-Мартане году этак в двухтысячном.

Идея вояжа принадлежала Григорию Александровичу Потемкину. Светлейший князь, счастливый обладатель самого длинного в Российской Империи титула, заработал его вообще-то не тем, о чем вы подумали, а трудами - в том числе по части расширения государства. Крым, как сейчас бы сказали, был нацпроектом, за который Потемкин отвечал головой. Он был идеологом покорения (написал записку с обоснованием), собственно завоевателем, а также ответственным за реконструкцию и приведение в цветущий вид завоеванного полуострова. Который при Потемкине активно отстраивался - ну, может, не как нынешний Грозный, сказочно поднявшийся на федеральных вливаниях, но с куда большим толком. Гетман Разумовский, наезжавший в Крым лет за пять до высочайшего визита, отмечал в мемуарах, что пустынные степи покрываются поселениями, а Херсон превращается в цивилизованный город с крепостью, хорошей гаванью, верфями и казармами. Зрелище же, открывшееся взору государыни во время высочайшего визита, просто поражало воображение. Где гроб стоял, подпираемый анчаром, там стал стол яств: буколические стада, рынки, беленые домики, благообразные пейзане и прочая зажиточность.

Стало ясно: завоевание удалось, и к тому же было морально оправдано.

Впечатлены были и гости императрицы, в том числе агенты иностранных дворов. Особенно австрийский император Иосиф II, принимавший участие в поездке под прозрачным псевдонимом «граф Фалькенштейн» - впрочем, в его честь один из кораблей черноморского флота публично нарекли «Иосифом Вторым».

Тогда все это казалось «только началом». Потемкин (пожалованный «Таврическим») лелеял планы строительства Новой России, воздвижении Екатеринослава - южного, более удачно расположенного варианта «Петербурга», будущей столицы русской сверхдержавы, царящей на теплых морях. Был заложен фундамент Екатеринославского собора, в планируемых размерах превосходящего собор Святого Петра в Риме. Тут же и оперный театр, школы и много-много казарм и армейских складов: освобождать греков, когда придет время.

Все это осталось в прожектах. Война с Турцией, о которой тогда думали как о дальней перспективе, началась в том же году. Турок поддержала вся просвещенная Европа, явно или тишком. Немалую роль сыграла тайная австрийская дипломатия.

Потемкин увяз в войне. Брал Очаков, долго. Бендеры сдались быстрее. Жил в Яссах, подрывая здоровье неумеренностью и справляясь об успехах Суворова. В 1791 светлейший умер от лихорадки.

В 1794 году в просвещенной Австрии вышел роман-памфлет «Pansalvin, Furst der Finsterniss, und seine Geliebte» («Пансалвин, Повелитель тьмы, и его любовница»).

***

Сочинение вышло анонимно. Но автор у него, как у всякой анонимки, был. Техническую работу исполнил некий Гельбиг, австрийский агент при русском дворе. Текст был сработан, как сейчас полагают некоторые историки, по личному заказу императора Иосифа II.

Это была образцовая, законченная пакость в светониевском стиле, помноженном на немецкую обстоятельность. Что там было написано про Екатерину, догадаться несложно. Про князя было написано то же, но тут задача была труднее: облико морале большинства европейских политиканов того времени оставляло желать, так что упор делался на бездарности и ничтожности светлейшего.

В частности, раздраконивались все его достижения. И особенно досталось императрицыному вояжу.

Как утверждалось в австрийском памфлете, Крым после Потемкина представлял собой пустыню. Для того чтобы создать видимость порядка, князь устроил перед Екатериной и иностранцами грандиозное шоу - гнал впереди них толпу замученных крепостных, принужденных изображать счастливых поселян. Беленые домики были театральными декорациями, намалеванными на ширмах; на рынках вместо зерна в мешках был песок; одно и то же стадо перегонялось с места на место, и так далее. При этом делались намеки, что Екатерина знала об обмане, постановка-де ставилась для иностранцев - которые, однако, не дали себя обмануть.

Так не так, а «потемкинские деревни» пошли в рост, а там и в традицию. Иоанн-Альберт Эренстрем, шведский прощелыга и жулик, пошаромыжничавший на российской службе, пишет в своих поздних мемуарах про «намалеванные ширмы» как о виденном лично. Дальше легенду поставили на нон-стоповую прокрутку просвещенные умы: выражение «потемкинские деревни» («Potemkinsches Dorf») стало стремительно идиоматизироваться.

В России (или лучше сказать, «в Россию») книжку перевели довольно быстро: Василий Левшин подготовил перевод с названием «Пан Салвин, князь тьмы», с подлым эпиграфом «Быль? не быль? но однакож и не сказка». Примерно с тем же посылом писали свое любители поговорить про «распутинщину» и проч.

Пропуская промежуточные этапы, сразу дойдем до конца. Сейчас абсолютное большинство русских людей убеждены, что «потемкинские деревни» - именно как жульство светлейшего - были. А в современном английском слово potemkin используется как прилагательное, обозначающее нечто типа советского «образцово-показательный»: фальшивое, картонное, нужное для ублажения взора начальства. Или налогоплательщика: например, potemkin forest - это деревья, сохраняемые по обе стороны шоссе, чтобы создать впечатление густого леса, который в глубине вырублен. О чем все знают, но предпочитают не замечать. Но - по собственной воле, снисходительно соглашающейся какое-то время обманываться.

При этом, повторимся, никаких «потемкинских деревень» не было. Это вранье. Причем вранье, что кто-то неудачно врал (конкретно - русские), вранье, что европейцев хотели обмануть, но не получилось.

На это всегда можно сказать: так или иначе, потемкинская эпопея разыгрывалась в скверной России, где все врут. Что у нас, мало очковтирательства? Да полно. И даже если светлейший князь не перегонял стадо больных коров с места на место и не торговал песком, наверняка где-нибудь все-таки имело место вранье и фуфлогонство, без этого никак. Такая уж у нас страна кривая, такой народишко - скверный, ленивый, обманный. Так что по большому-то счету все это правда, если даже этот конкретный факт и не совсем правдив. Ежели по совести-то крякнуть, по-настоященски, без патриотизма этого вонючего, то надобно признать: вся наша Раша - potemkin state.

Не будем спорить. Пусть Раша, пусть potemkin state. Но ведь так понятно, что идея «потемкинской деревни» никогда не пришла бы в голову самому Потемкину. Он был для этого слишком простодушен и слишком самоуверен. Его враги - да, шептали, что «все у него ненастоящее» и «перед императрицей будет разыграно представление». Но на такую картинку - с песком вместо зерна, с ширмами, и так далее - даже у самого остроумного светского злопыхателя не хватило бы фантазии.

Зато немец додумался.

***

Отношения России и Европы всегда были неприязненными, причем неприязнь эта была сугубо односторонней. Русские Европу, как правило, любили, и хотели «быть взятыми в нее». Европейцы на это в лучшем случае морщились. В худшем - приходили в Россию очередной войной и убивали тут много людей. Русские отстраивались и снова начинали любить «страну святых чудес».