Газета День Литературы - Газета День Литературы # 129 (2007 5) Страница 22

"Маленькие люди, прыгающие по асфальту, танцующие по лужам и указывающие пальцами на солнце. Они целуются просто так. Они про всё спрашивают. По ночам они выбегают на улицу, царапают мелом мостовую (записывают свои желания, и это одно из желаний – вот так выбегать по ночам). Они так кричат, что грачи умолкают (их всё равно не слышно). Они ищут подснежники, заглядывая под скамейки, и удивляются, когда не находят. Они всему удивляются (поэтому у них такие глаза). Они бегут за кораблями, провожая их до самого колодца, а потом ложатся на решётку и долго смотрят в темноту и ко всему прислушиваются… Припав к подушке, они сразу засыпают и во сне улыбаются, и встают очень рано, всегда вместе с солнцем…" Тут слышна мелодия и Ганса Христиана Андерсена, и Александра Грина. Детская мечта о счастье. Но пронзительный мир детства уходит, исчезает, и уже строгий любящий отец стремится сохранить мир своей маленькой семьи. Начинается "Дорога", дорога на свой любимый остров вместе с любимой женой и сыном. Жизнь семьи каждый раз как бы начинается сначала. Мы видим её и глазами героя, и глазами его жены.

Думаю, проза Вадима Воронцова чересчур автобиографична, и потому поневоле прощаю автору излишнюю сентиментальность, уже зная о печальном конце повествования. Жена героя гибнет нелепо и как-то даже неправдоподобно. Нырнув с обрыва и ударившись о камень. Если это пририсованный финал к лирическому повествованию или сегодняшнее дополнение к неопубликованной прозе конца восьмидесятых годов, то чересчур картинно и киношно. После добротного детализированного всамделишнего существования и героя, и героини, которое вполне можно было закончить на любом месте, безо всяких проработанных сюжетных концовок, ибо подобная жизнь героев и в философских размышлениях, и в бытовых подробностях, и в страстной полноте чувств, и затем в бунинском замедленном изящном увядании, так могла бы до бесконечности и длиться в днях, "наполненных пронзительным звоном и красотой этой самой жизни", и совсем не требовалось придумывать картинный кровавый финал. А вот сама жизнь вполне могла подбросить нечто подобное. Не хочу ничего предполагать о жизни автора-героя.

Не знаю, может быть это просто литературный приём и подобным образом автор хотел покончить со всей и своей прежней жизнью, и с прежней литературой, – поставить жирную точку на своей красивой дачной бесконечности посреди людского ненастья?

Но, когда по второму разу перечитываешь этот отрывок, уже не даёт покоя это финальное кровавое пятно на камне.

А может быть, зоркого дачного наблюдателя победил поэт. И на место точных, но чересчур интеллигентски безукоризненных и безоблачных в своей жизни наблюдений и размышлений пришли горькие строчки поэта, переживающего за участь своей России:

Поля бурьяна…

И простор…

И снова этот вечный стон.

И этот жуткий, страшный сон…

Моя несчастная страна…

Но если это только сон,

То надо вспрянуть ото сна…

И бунтующий поэт, резко не приемлющий распродажу родной страны, от лирического пролога о волшебной дивной стороне переходит к трагическому финалу. И в повествовании, и в своих стихах. Ими и закончу:

Была страна.

И было бабье лето.

Была струя воды за пароходом.

И значит – будет то, что не проходит.

И значит – было то, чего уж нет…

…....

Конечно, власть была не в масть.

Но и под этой серой властью

Моя страна была прекрасна…

Поляна. Небо. И простор.

И сена стог.

И девы стон.

Но… этот сон…

Сергей Куняев НЕ ПОТЕРЯТЬ БУДУЩЕЕ

Кто не делает выводов, не извлекает уроков из прошлого, тот теряет будущее. Последние 15-20 лет показали нам это очень убедительно.

Сергей Куняев как писатель состоялся как раз в эти годы. Одна за другой стали выходить его книги "Огнепалый стих", "Сергей Есенин" в серии ЖЗЛ, "Растерзанные тени" (обе в соавторстве с С.Ю. Куняевым), "Русский беркут". На выходе новая книга статей и литературных исследований "Жертвенная чаша". В 2005 году Станислав Юрьевич и Сергей Станиславович Куняевы стали лауреатами конкурса "115 лет ЖЗЛ" "за самую популярную книгу серии "Жизнь замечательных людей" последних лет". С книги "Сергей Есенин" и началась наша беседа.

– Помню, как весной 1995 года в журнале "Наш современник" появились главы из этой книги под названием "Божья дудка" (так называл себя сам Есенин). Их читали тогда с огромным интересом, ведь впервые без всяких умолчаний появилась биография любимого народом поэта. Биография, вплетённая в широкий контекст времени, осмысленная с исторических и философских позиций, и, самое главное, пропущенная через сердце, через сердечную боль о поэте и о России, которой была отдана его душа. Сколько изданий выдержала эта книга?

– Вышло за эти годы пять изданий, три из них в серии "Жизнь замечательных людей". Я без всякого преувеличения могу сказать, что это случай беспрецедентный как в этой серии, так и вообще в биографической литературе последних лет. Номинация, по которой мы получили премию "ЖЗЛ", называется "Хождение в народ". В самом названии уже заключён глубокий смысл: войдя в народ первыми же стихами, Сергей Есенин в народе и остался. Вослед поэту в народ вошла самая полная и обстоятельная на тот день биография. На протяжении 12 лет выходили одно издание за другим. Каждое из них в каких-то местах подлежало правке, в каких-то – существенным дополнениям. Прописывались и обогащались отдельные сюжеты книги, биографические линии, по-новому интерпретировались и оценивались некоторые произведения.

Это вполне понятно и естественно, потому что за это время вышло огромное количество литературы о Есенине, включая серию томов с материалами чтений в Институте мировой литературы. Я не говорю уже о фундаментальном труде, который сейчас выходит тоже под грифом ИМЛи – биографическая хроника Сергея Есенина, полная летопись его жизни и творчества. Естественно, не могла не оказать влияния на нашу книгу работа, которая велась над составлением и комментированием первого полного академического собрания произведений Сергея Есенина в семи томах и десяти книгах. Оно выходило на протяжении десяти лет, в то же самое время, как шла наша работа над биографией поэта. В комментировании отдельных документов для этого собрания я принимал самое непосредственное участие.

Текучий, почти неуловимый образ Сергея Есенина как бы подразумевал текучесть его биографии. Там, где, казалось бы, все необходимые документы найдены, акценты расставлены, выписан уже целый пласт его жизни, вдруг вторгаются какие-либо полторы-две строчки, которые освещают всё совершенно новым светом, либо совершенно по-новому заставляют интерпретировать и осмысливать целые узлы, биографические и творческие, того или иного периода.

– Ваша книга выходила только в московских издательствах или ещё где-то?

– К сожалению, только в Москве. Не единожды приходилось сталкиваться с тем, как русской периферии не хватает этой книги. Общаясь с литераторами, с людьми, имеющими отношение к гуманитарной сфере, да и просто с читателями, постоянно слышал вопрос, где и как можно её достать? Ведь первое издание вышло тиражом 10 тысяч экземпляров. Представьте себе, каким тиражом биография Есенина вышла бы в серии ЖЗЛ в советское время и как бы она распространялась по всей России – сотни тысяч, если не миллионы. Правда, в том виде, в каком она появилась, в советское время она бы явно не смогла выйти. Потому что многие факты, и особенно наша интерпретация их, ни с какого боку не вписывались в тогдашние идеологические установки. Как, впрочем, не вписываются и теперь. Что такое десять тысяч даже для Москвы? Я не говорю уж о всей России.

– Чем вы объясняете такой интерес к вашей книге?

– Интерес понятен. Сравнительно недавно в журнале "Вопросы литературы" я прочёл такую характеристику нашей книги – "лихой биографический роман". Самое интересное, что никакого романа мы не писали, перед нами стояла совершенно другая задача. Мы пытались по возможности передать образ Сергея Есенина в контексте того времени, что заставило нас волей-неволей переосмыслить многие устоявшиеся оценки той эпохи, как предреволюционной, так революционной и послереволюционной.