Газета Завтра - Газета Завтра 764 (28 2008) Страница 22

Два призыва одного поколения, автор это утверждает исподволь, без лозунговой категоричности, совершенно гениально объединяет в одном художественном тексте эпохи Олеся Николаева, сочетающая в своем творчестве элементы "юродства и интеллектуализма, холодноватой ясности, застывшей музыкальности и внутренней лихорадочности". Её место в истории русской литературы Бондаренко не случайно "окучивает" столь любовно и тщательно — она знак и суть поколения, она вся состоит из "бахтинских" оппозиций, обязательной для поколенческой характеристики раздвоенности, "между игрой и молитвой, между роскошью и аскезой, между легким огнем и тонким хладом, между смирением и дерзновением, между странствием и оседлостью, между материнским долгом и капризами красивой и талантливой женщины", и вот что самое главное, "между юродством и эстетством".

Ставит же точку в книге отклик одного из "детей оттепели", уже не юродивого, но настоящего пророка, произнесшего во времена смуты и разброда: "И расцветешь на зависть всем врагам, / Несчастная великая Россия!" Кому-то может показаться прихотью желание Бондаренко разместить в пантеоне "детей оттепели" Игоря Талькова, более того, закончить главой о нем книгу "персоналий". Но не случись этого, сама ее идея выглядела бы куцей и неубедительной, уменьшающей вклад "пророков" в национальное возрождение русского народа.

Например, вполне внешне респектабельного и социально благополучного Юрия Козлова. Это, скорее, один из пророков, увлеченный мистическими и религиозно-философскими мотивами, наделенной поразительной способностью "вписать" в единое художественное пространство реалии современной жизни и традиционные мифологические модели. Сам Бондаренко недоумевает, кем же считать Козлова — мыслителем-прорицателем "с угрюмой иронией" или собственно романистом. Я настаиваю на первом, ибо о герое моего любимого "Колодца пророков" автор мог сказать знакомой флоберовской фразой: "майор Пухов — это я". Не случайно в "Колодце" на первый план выведен герой-одиночка, социально маркированный как сын брошенной мужем прачки, бывший командир подразделения "коммандос", прошедший Афганистан и Чечню. Его позиция, тем не менее, дает ему право на свою мораль, правда, далеко за пределами формальных границ. Он действует один против всех, давно сделав для себя ни разу не опровергнутый опытом вывод: "Чем большим разумом наделено сознание, служащее злу, тем быстрее оно должно быть уничтожено". Будучи абсолютно убежденным в тотальной измене высшей государственной власти, он собственно народ верхам нравственно не противопоставляет. Более того, даже склонен видеть в этом некое возмездие народу за то, что "каждый конкретный, отдельно взятый гражданин мало любил свою родину, то есть каждый — и майор здесь не считал исключением — носил в душе пятнышко измены. Измена всегда более податливых к ветру времени верхов, в сущности, не была для народа неожиданностью. Народ сам толкал верхи к измене, предъявляя на уровне отдельной личности претензии к родине, которую в лучшем случае держал за злую тещу, но никак не за мать. И сейчас продолжал терпеть измену — тотальное разрушение всех основ, управление государства методом уничтожения государства — верхов, потому что на уровне коллективного бессознательного понимал: измена верхов есть следствие измены низов, то есть самого народа, в очередной раз предавшего собственное государство". Очень деликатно Бондаренко возражает Козлову, противопоставляя последнему Юрия Полякова, близкого себе человека, смотрящего, как и изображаемый им народ, на нашу жизнь "с насмешкой и иронией, с недоверием и усталостью, даже с отчаянием, но без злобы и кромешной ненависти". Важным в книге является образ автора. Вернее, образы, потому что их два, сразу вызывающих ассоциацию с двуглавым российским гербом. Один завораживает меня своей похожестью на летописного собирателя Земли Русской, умного и милосердного, другой — на мощного и гордого орла, готового в любую минуту принять последний бой за тех, кого обогрел и взлелеял, в кого вдохнул свет и веру. Первый — рачительный хозяин, второй — несгибаемый воин. Трудно сказать, что сегодня важнее для русской культуры, но, признаюсь, втайне меня более привечает вторая ипостась, взыскующая честного поединка с врагами, бескомпромиссная, когда речь идет о судьбах Родины, вызывающая порою смятение в душе предельной открытостью, за которой ощущаешь дыхание Вечности. Его равно испытываешь и в собственно главах-рассказах о каждом из "поколения одиночек", и в беседах автора с некоторыми из них, когда жанр интервью позволяет предельно четко обозначить позицию каждого, убрать двусмысленности и оговорки, поставить точки над "i" в страстной полемике участников и свидетелей гибели империи.

ВОСПЕВАЯ ПОДВИГ"одиночек", он бросает горький упрек своим нынешним "товарищам по цеху". "Трагедия современной литературы всех направлений в том, — буквально слышу я клокочущий голос "В.Б." в диалоге с "Ю.П." (Юрием Поляковым), — что она боится прикоснуться к действительности, боится пророчествовать, предвидеть, опровергать и приветствовать…Так называемая современная литература на 90% депрессивная литература. Депрессивные герои, депрессивные сюжеты, депрессивные сюжеты. Кто будет ее читать?" И, как в последней надежде, он вновь и вновь протягивает руку "своим", исчезнувшим и живым, неприкаянным и удачливым, потерянным и благоденствующим. Которых открыл, которым дал Имя, о которых рассказал всему миру, тем самым поставив памятники и обелиски, начертав на них грустно-оптимистические эпитафии.

г. Армавир

Анна Серафимова ЖИЛИ-БЫЛИ

Прекрасный математик — Григорий Семёнович! Плодотворно работающий на стыке разных наук. Чтобы о его трудах было известно общественности, издаёт альманах.

Неутомимый математик живёт под лозунгом "Ни дня без цифр и подсчёта". Математика нас окружает повсюду, место этой науке есть везде: и дома, и на улице. Вышел человек на улицу. И что? И идёт. А выдающийся математик идёт, но при этом науку развивает: считает. Фонарные столбы. Потом в его альманахе появляется статья "Улица Героев Октября в свете математического анализа". Считает окна в домах, попадающихся на пути, этажи, порой и количество кирпичей в кладке здания. Это более кропотливая работа, требующая и времени, и сил. Появляется исследование "Архитектурные особенности городского пейзажа как отражение математической реальности". Выступил с докладом в кружке любителей архитектуры "Математический анализ колонн здания на пересечении проспекта Героев и улицы Свободы в свете интеграции свободной России в мировое сообщество". Здесь уже пересеклись математика, архитектура, политология.

Идя вдоль аллеи ли, гуляя ли в парке, считает деревья, кустарники. Сосчитал деревья в сквере на букву "с": сосны, сирень. На буку к: клёны, кедры, каштаны. Это работа на стыке ботаники и математики. Подал заявку на участие в конгрессе дендрологов с темой "Математический анализ как основа высадки деревьев в городском садово-парковом хозяйстве". В докладе подчеркнул, что деревья на букву "К" — клён, каштан — лучше приживаются в городской черте, чем на "С": секвойя, сосна, сакура. Вдвинул идею положить буквенно-звуковой принцип в основу принципа засадки зелёной зоны в городской черте. Такой подход вызвал протесты ретрогратов-математиков, считающих, что буквы тут не при чём. Но новое в науке всегда встречалось в штыки. Надо попробовать, выделить экспериментальную площадку, а не голословно отрицать.

Да, с пережитками, непониманием, завистью встретился Г. С. на нелёгком пути новатора. Шутка сказать — новое слово в математике: никому в голову не приходило считать по такой методике. Его не принимают всерьёз академические учёные, шарлатаном считают. Что они, эти академики, вообще понимают? Смотрят узколобо на свои формулы, лишились широты восприятия мира.

Печатая в своём альманахе нужных людей, Григорий Семёнович помимо материального преуспеяния добивается и математического признания. Во-первых, как редактор математического издания, он то и дело попадает на международные конференции. Там он тоже не сидит, сложа руки. Подсчитал, например, количество галстуков с четкими графическими рисунками (полоска, клетка, горох) и абстрактными. Написал работу "Теоретическая и практическая математика и её влияние на зрительное восприятие графических образов текстильного рисунка". Выявил, что математики-теоретики предпочитают абстракцию (на одного ученого среди теоретиков больше оказалось в таком галстуке). А математики-практики тяготеют в чёткости рисунка. Поделился своим открытием в кулуарах. Теоретик в абстрактном галстуке и практик с чётким горохом в один голос заявили, что не обращают внимания на свой гардероб, его комплектованием занимаются жены. Присоединившийся к разговору практик в галстуке в клетку сообщил, что по рассеянности приехал без галстука и одолжил клетку на шее, по которой его классифицировали, у коллеги-теоретика.