Газета День Литературы - Газета День Литературы # 122 (2006 10) Страница 22

не сдует нас под ноги сатане.

Андрей Кононов ЗАМЕДЛЕНИЕ ИСТОРИИ

В КНИГАХ И СТАТЬЯХ, посвященных футурологическим реалиям, православных и светских ученых, писателей, журналистов осмысление глобализации постоянно соотносится с Откровением Иоанна Богослова. По существу, многие авторы ставят знак равенства между "Последними временами" и фактами мировой культурно-экономической интеграции. Они испещряют свои серьезные тексты десятками цитат из Откровения; находят в явлениях современной жизни убедительные события, предсказанные в этой доброй пророческой Книге.

Однако, это сопряженность мне видится преждевременной. Апокалипсис книга не Евангельского поражения во времени, она возвращает человечество в Метаисторию. Начинает с Райских Яслей, поднимает на Голгофу человеческой истории, и возводит к Воскресению и Вознесению мира "Одесную Бога". Какой главный соблазн открывается, как и в первые века христианства, при прочтении этой "распечатанной книги"? Приблизить конец истории, так ускорить мировой ход времени, чтобы до Второго Пришествия было как до районного суда!

Удобная социально-душевная позиция: "картошку сажать не надо", детские сопли подтирать не надо, торговать не надо (о, счастье бедного российского интеллигента!), по бюрократическим инстанциям ходить не надо, книги писать не надо, даже молиться вообще-то не особенно надобно, ибо терпение "последних времен" выше "поста и молитвы", да еще вспоминается — "последние станут первые" и тому подобное. "Я ни за что не отвечаю, ни к чему не стремлюсь. Я весь ожидание, живая тайна апокалипсического чаяния!" В этом главный "кроткий" соблазн! Скорей всего он не так ярко и анекдотично проявляется в общей культурной среде, но где-то в глубине души у каждого звучит эта удачная эсхатологическая конструкция, и хвостом крутит: "Все дела сгорят. Вся культура человеческая погибнет в Огне Божьем! И ежели небеса совьются от вселенского черного жара, яко свиток, то что тогда сказать о бумажных страницах? Но, нет необходимости приближать события этой откровенной Книги. Я подчеркну, именно откровенной, открывающей, а не затемняющий смысл. Святые отцы почти не толковали Откровение Иоанна. Мудрое объяснение этому факту оставил А.Ф. Лосев. Он писал: "Если образы Апокалипсиса имеют переносное значение, то в целях пророчества, как поступали пророки Ветхого Завета, гораздо целесообразнее было бы прямо назвать, перечислить и описать грядущие события, а не облекать их в мистические туманные образы. Если допустить, что образы Апокалипсиса имеют точный определенный смысл, например, блудница на водах многих есть Англия, Рим, Америка, то это значило бы, что все события уже предопределены, что они предсказаны, как лунные затмения.

Голый механизм не есть религия. Такие предсказания противоречат свободе человека, который волен спасаться и погибать, то есть, волен ускорять или замедлять ход мировой истории"

"Ускорять или замедлять" — это очень важно правильно осмыслить. Точные пророчества о Христе иного рода. Бог Сам Своей волей определил свое земное воплощение, не нарушая ничьей свободы. Ибо свобода, как известно, есть первое условия любви. И посмотрите, как он негордо входит в поток человеческой истории. Не яростной сокрушающей вселенской формулой подобно Кришне, а младенцем. Один из учеников духовного училища в проповеди на Рождество написал: "Давным-давно, много лет назад, на краю великой Римской империи в Богом забытой пещере…" Это, конечно, смешно, но о языческих божествах так написать было бы невозможно. Господь не назначил конкретной даты Своего Второго Пришествия именно потому, что она во многом зависит от нас, от людей; находится, как это ни странно сказать, в зависимости от человеческой свободы.

Но продолжим цитату: "Тогда, значит, остается образы Апокалипсиса понимать буквально? Да, совершенно верно. Апокалипсические образы должно понимать буквально в их символическом смысле. Другими словами, судить о том, как должно исполниться пророчество, можно только по наступлении того события, которое предречено. Скажут: зачем же тогда пророчество? Оно необходимо, чтобы установить смысл грядущих времен, а не их факты". Об этом-то и забывают многочисленные толкователи Откровения, изъясняя только голые факты будущих событий".

Без всякого толкования из Откровения нам стало многое известно:

Оскудение веры и милосердия, великие земные бедствия, Второе Пришествие и Слава Небесного Иерусалима. Бог не хотел нас запугать или душевно обескровить унынием, напротив, Он желал каждым своим Последним Словом на языке человеческом (ибо это было последнее Его использование письменной культуры) вселить дух мужества, труда и крепкой надежды на Победу. Именно к этому и призывает обращение Ангела к Поместным Церквям.

Бог зовет нас, не только на первых станицах райского бытия, еще до грехопадения, возделывать тварный Космос, но в завершающих главах Своей Книги призывает к высокому труду и творческой харизме, к духовно-культурным свершениям, "имже несть числа"!

Один музыкант, не сумевший в годы сегодняшней русской смуты реализовать свои дарования, поделился со мной страхованиями: "Мне кажется, совсем скоро будет конец мира!" — "Почему Вы так думаете?" — " Ну, людям не нужна музыка!" — " Вы считаете, Ваша музыка не нужна?" — "И моя тоже!" — " Знаете, — ответил я ему, — один старый священник сказал, да, людям сейчас не то, что музыка, людям не нужно Евангелие! Но знайте, знайте, зато Евангелию, Любви Божией люди нужны и желанны! И если люди сегодня не интересуются Благой Вестью, это совсем не значит, что конец света близок! Мир завершится только в тот момент, когда безвинная, только что народившаяся человеческая душа не сможет пробиться к Божьей Любви через тенеты человеческого зла и природных вселенских потрясений. Когда священник не сможет вместе с народом Божиим поднять перед престолом Чашу с Животворящими Тайнами! А сейчас еще столько добра и любви в людях по всей земле! Столько сил жить, молиться, учиться, творить "пространство песни" в земных пределах!"

Как добрые эсхатологические примеры, противоположенные "знамению последних времен", приведу несколько историй из моей иерейской практики. Вначале написал священнической, но затер "делитом", как-то показалось выспренно и обусловлено. Нет, именно "иерейской", будничной, "пресной" и непраздничной.

Пришел соборовать бабушку "болдинской осенью", в провинциальном дождливом скучном октябре. Жила она на седьмом этаже, в левом от лифта малосемейном боксе, совершенно одна. Дети есть, но живут далеко и о матери ничего не знают. Своих проблем хватает! Вероятней всего приедут только на похороны, да и то только по случаю: а как там комнатенка? В официальных бумагах ее место проживания нарекалось как семейное общежитии. Хотя, как раз "семейных" можно было на одной руке пересчитать, в основном большей частью в доме тянули, доживали свой скорбный век одинокие, опустившиеся старики и аккуратные старушки.

Комнатка метров 12, кухонька, совмещенный санузел. На старом черно-сером телевизоре я увидел фотографию Есенина в деревянной рамочке, да еще и украшенной голубой чистой ленточкой. Старушка махонькая, веселая. Сидит на диване, от волнения (первый раз на 87 году своей мимолетной жизни приготовилась к Причастию!) болтает ногами, как первоклассница. Ноги короткие, по полу только слегка каблуки туфель шаркают. Нарядилась скромно по такому праздничному случаю. Мне радостно, ждала, значит. Я расчистил от старых газет и лекарственных склянок столик, застеленный клеенкой с большими цветами, такими большими, словно они произросли из Райского сада, и, ставя на него из требного ящика необходимые вещи для соборования, грубо (по сравнению с тем, что будет совершаться), то есть деликатно, как только могу, спрашиваю:

— Бабушка, а Вы раньше учительницей работали?

— Не, я на заводе, шлифовальщицей была, — ответила, и губу закусила.

— А это кто у Вас на фотографии, что на телевизоре стоит?

— Это, — важно отвечает, — писатель.

— Вот как. Сегодня редко кто фотографию писателя в рамочку, да еще на телевизор ставит.

— А он хороший был человек.

— А как писатель?

— Он хороший был писатель.

— А что писал?

— А стихи.

— Хорошие стихи?

— Очень хорошие.

— Вот как получается у нас. Хороший человек был хорошим писателем и писал на удивление хорошие стихи.

— Вот так и получается. Его Сергеем Есениным зовут. Но сегодня его, как Ленина, тоже помаленьку забывают.