Самуил Лурье - Письма полумертвого человека Страница 23

Якобы умершие вещи скитаются по минус-экономике наподобие блуждающей иглы, невидимыми сюжетами прошивая время.

Тоже и у меня во дворе возлежит железный бегемот. Четыре склизкие, всегда разверстые пасти. То в одной, то в другой роется кто-нибудь моего возраста (и одеты соответственно) - что-то такое выбирает споро, но вдумчиво, напоминая бесстрашную птичку из учебника зоологии: санирует чудовищу полость рта.

(Учебник, вслед за Плинием Старшим, толковал о симбиозе птички с крокодилом. "Крокодил, - рассказывает Плиний, - нажравшись досыта, ложится отдыхать на какую-нибудь песчаную отмель, причем широко раскрывает свою ужасную пасть, как будто для того, чтобы устрашать каждого, кто осмелится к нему приблизиться. Это обходится безнаказанно только маленьким птичкам, которые смело выклевывают остатки пищи, завязшие в зубах крокодила". Но мистер Брэм утверждает: эта самая Hyas aegyptiacus "оказывает большие услуги не только крокодилу, но и всем другим существам, обращающим на нее внимание. Ее деятельный ум занят, по-видимому, всем, что происходит вокруг".)

Я же говорю: шестидесятники, мои ровесники, поколение несунов! Это они разобрали базис до последнего винтика, оставив госаппарат зловеще громыхать в пустоте. (Семидесятники, впрочем, тоже не дремали. Да и восьмидесятники, если на то пошло.) Всю заслугу приписали себе литераторы, диссиденты и прочие мемуаристы. А кто из них сумел бы через заводскую проходную выйти в люди, обвязавшись, например, полпудовой гирляндой сосисок любительских, или убедительно наполнить, предположим, бюстгальтер конфетами "Мишка на Севере"? О железках, о стекляшках, о жидкостях - лучше промолчу: в каждой профессии - свои секреты. Но, скажем, обычай в ракетных частях: у дембеля непременно должен быть браслет из разноцветных проводков, соединяющих командный пункт с шахтой запуска, - думаю, поспособствовал разрядке международной напряженности.

А помните ли, Дмитрий Владимирович, пригородные электрички - пятничные, вечерние? Давка, как сейчас, но лица веселей, атмосфера доброжелательней: как после удачной охоты. На багажных полках громоздятся метизы, пиломатериалы, какие-то рулоны... Идешь потом по дачному поселку - так славно: все воздвигнуто из вещества не продажного, не покупного - буквально из ничего - из реального, то есть, социализма.

Заборы особенно меня занимали: какое разнообразие! Нигде в мире ничего подобного нет, и не удивительно: только наш ВПК способен обеспечить столь необъятный ассортимент. А оградки на могилах? Чуть не каждая - пример конверсии!

Отсюда заповедь: бесполезных предметов не бывает. Каждую штуковину можно включить в новый ряд событий. Удочерив, например, беспризорную вещь, перевоспитать. Это и называется творчеством. Вы говорите: в магазин, в магазин - за вещами хорошими, новыми, нужными действительно... И жить, не засоряясь впредь. А мы вскормлены собственностью общенародной - сострадаем изделиям старым и плохим - вот и нельзя, чтобы они плохо лежали - дома ли, во дворе.

Другое дело, что нам случилось дожить до заката эры - как раз до самого конца вещей века. Давно ли - каких-то сорок пять лет назад - казалась такой глубокомысленно-неоспоримой строчка ныне покойного В. С. Шефнера: "Человек умирает, но вещи его остаются..." И вот - не остаются больше - исчезают, как в зеркале, не встречающем нашего взгляда. Выработали ресурс, издержали запас прочности - хуже, чем обесценились, - потеряли смысл: он существовал только в памяти современников, только под защитой привычки.

Утратив смысл, вещи тут же, мгновенно вырождаются в хлам. Хлам разлагается, превращаясь в мусор. Мусор расплывается грязью. Грязь выветривается до пыли.

Движимое имущество советского человека - куча хлама, и единственная законная наследница - помойка.

Суть исторического процесса - переработка лагерной пыли - в космическую.

Странная, кстати, это субстанция. Недавно я пожил в одной больнице, вполне приличной, - там на некоторых батареях отопления покоится пыль эпохи Застоя - может быть, даже и Оттепели - необычайно нежная на вид, плотным слоем, но почти прозрачная, верней - цвета времени, верней - как будто время отцедили от воздуха. Сколько лет я пишу и печатаюсь - столько и она там оседает потихоньку. Вы не поверите - она меня очень утешала. Скажем иначе тешила мой взгляд. Как бы то ни было, я понимаю, почему Иосиф Бродский проявлял к пыли такой сочувственный - как бы родственный - интерес.

Человек состоит из времени, морской воды и пыли; все это превращает в слова - чтобы обозначать вещи. Игра вещей со словами считается человеческой жизнью.

Слово, покинув носителя и зайдя за горизонт, теряет большинство своих значений. Вещь, наоборот, выйдя в тираж, норовит сделаться метафорой, отображать владельца. Мы судим о целых цивилизациях по какому-нибудь уцелевшему чудом на античной помойке горшку - печному или даже ночному.

Вот осушат, не дай Бог, Екатерининский - Грибоедова то есть - канал, или, опять же не дай Бог, сам пересохнет, - на дне и откроется самая правдивая история Петербурга, - огромный ребус, и жуткий, надо думать, - да будет ли кому разобрать?

Есть удивительный художник Вадим Воинов: сочиняет как раз в этом ключе коллажи - из настоящих советских, помойных предметов - эбонитовых телефонных трубок, жестяных стиральных досок и картонных шахматных, из чугунных утюгов, прочего угрюмого скарба, сейчас не припомню. Композиции получаются - красоты волшебной; такие томительно грустные; такую жалость чувствуешь к соотечественникам, современникам, особенно - к родителям; ну, и себя немного жаль.

А недавно в Фонтанном доме была выставка Ирины Галыниной. Она фотографирует пыль.

Между прочим: первый в русской литературе воспел помойку И. А. Крылов басней "Петух и жемчужное зерно". Я практически уверен, что под навозной кучей великий реалист разумел именно кучу мусора, - в противном случае объяснить происхождение жемчужины - ее путь к свету - согласитесь, не совсем удобно; да и откуда, спрашивается, в сельской диете - морепродукты?

Письмо XXIX. Д. Ц. - С. Л.

7 августа 2002

Мы чужие на этом празднике жизни

Жизнь полна загадок.

Вот, к примеру, прошлой, кажется, зимой занесла меня нелегкая в начало Лесного проспекта, возле Финбана, - и вдруг вижу распростертый на брандмауэре гигантский плакат: "Михаил Михайлович Мирилашвили" написано на нем. И, натурально, изображен сам Михаил Михайлович, так что его ФИО подписывает его же портрет. И еще портрет подписан адресом сайта - судя по названию, персонального сайта Михаила Михайловича.

Что сей сон значит, - подумал я, растерянный горожанин, но так уж сильно заморачиваться не стал, а пошел себе дальше. Потому что мое дело сторона.

А и правда: что мне Михаил Михайлович Мирилашвили? (Зато я Михаилу Михайловичу - что-то: ведь плакат, надо думать, и мне адресован, как и всем прочим мимоходящим. Вот только что? - о том и речь.)

Это вроде как авторитетный бизнесмен (словосочетание, изобретенное нашими оборотистыми журналистами: с одной стороны, и честь с достоинством нисколько не дефлорированы, во всяком случае, в юридическом смысле, а с другой - всем всё понятно), еще я краем уха слыхал, как он несколько лет назад устроил празднование дня рождения своего сынка в Иерусалиме, туда гости летели из России и Америки на специально зафрахтованных самолетах, и стоило мероприятие будто бы $1 миллион (сколько б вышло портянок для ребят... а всякий раздет, разут... Но оставим уравнительно-экспроприаторские бредни). И вот что-то такое вышло у Михаила Михайловича с коллегами, папу у него, вроде, украли, потом вернули, потом у тех, кто украл, случилась неприятность - они умерли, потом неприятность случилась у самого Михаила Михайловича - он оказался в тюрьме, где к моменту моей встречи с плакатом как раз и пребывал.

А пару месяцев назад тащусь я тихо-мирно на маршрутке, въезжаем на виадук, что промеж Блюхера и Гражданкой, и что же: в полнеба - опять Михаил Михайлович. На том самом одноногом щите, что высятся теперь повсюду вдоль российских дорог (они называются каким-то импортным словом вроде лайтбокса, но еще мудренее). И снова - ничего: только лицо, имя и www-адрес.

Прошло сколько-то времени - и р-р-раз - нету Михаила Михайловича, на щит вернулись привычные газировка и девушки дезабилье.

А потом вроде и в суд дело передали, и многие СМИ заговорили о "деле Мирилашвили", а многие другие - о "так называемом деле Мирилашвили" (тоже известная фигура речи, вроде заговора Гекльберри Финна: "Я не я, бородавка не моя").

Вот скажите мне, Самуил Аронович, какой во всем этом резон? Я, право, теряюсь в догадках. Где боги олимпийские - и где мы, обычные прохожие-проезжие обыватели?

Что тревожишь ты меня?Что ты значишь, скучный шепот?Укоризна или ропот (...)От меня чего ты хочешь?Ты зовешь или пророчишь?

Будто эти самые боги вступили там, в поднебесье, в битву, рубится небесное воинство, а к нам сюда падают какие-то обломки доспехов... перья с крылатого шлема... вот подметка от сандалика... Будто загадочные спорадические появления и исчезновения с улиц Северной Пальмиры образа М. М. Мирилашвили призваны были повлиять на какую-то таинственную игру могучих высших сил, будто в результате сложно разработанной операции из того, что горожане увидели Михаила Михайловича, а некоторые - даже и зашли на его сайт (уж не ведаю, что там такое есть, - настолько я не любопытен), так вот, из всего этого должны были проистечь какие-то тактические выигрыши защиты и позиционные победы высоко (наверное) оплачиваемых адвокатов.