Россия и европейский империализм - Владимир Владимирович Василик Страница 23

Следующий вопрос: насколько это объявление соответствует историческим фактам? Разве Наполеон не покончил с антирелигиозной политикой Конвента и Директории не подписал в 1801 году конкордат с папой Пием VII, по которому отменялось отделение Церкви от государства, ей возвращались неотчужденные церковные здания, а священнослужители стали получать жалование от правительства? Разве он не проводил последовательной политики на примирение с духовенством, несмотря на сопротивление части армии и старых якобинцев[143]? За что, казалось бы, рядить его в ризы Антихриста?

Тем не менее, стоит признать, что объявление основывалось на обширном фактическом материале. Во-первых, до конца жизни, Бонапарт искренне считал величайшим событием своей жизни Революцию Во-вторых, во время египетского похода Бонапарт, судя по всему, действительно готов был принять ислам. Более того, он уверял, что вслед за ним и вся его армия шутя переменила бы веру. «А между тем подумайте только, что бы из этого вышло, – рассуждал французский полководец далее. – Я захватил бы Европу с другого конца; старая европейская цивилизация была бы окружена, и кто тогда посмел бы противиться судьбам Франции и обновлению века?» Как тут не согласиться с утверждением К. Меттерниха, что жажда всемирного владычества заложена в природе Наполеона. Австрийский министр был уверен в том, что чудовищный план французского императора всегда был и есть порабощение человечества под властью одного. В целом же он полагал, что «цель века была достигнута, совершилась Революция». Сам же он «делался ковчегом Ветхого и Нового Завета, естественным между ними посредником». Возможно, подобное ощущение и сделало возможным встречу Наполеона с ведущими раввинами во Франции в 1803 году, на которой был поставлен вопрос о полном равноправии евреев и создан Синедрион из еврейских депутатов.[144].

На этом фоне конкордат Наполеона с папой выглядел (по большому счету и был) циничной попыткой прагматического манипулирования Церковью, ее использования в своих политических целях: «Общество не может существовать без неравенства состояний, говорил он Редереру, а неравенство состояний не может существовать без религии. Когда один человек умирает с голоду рядом с другим, у которого всего в избытке, он не может согласиться с этим различием, если нет власти, которая говорит ему: «Этого хочет Бог». только это мешает тому, чтобы богач не оказался зарезанным бедняком»[145].

Широко известны многочисленные антихристианские высказывания Наполеона. Стоит также вспомнить, что Антихрист церковного предания в начале своего правления должен быть милостивым ко всем, более же всего «к роду еврейскому»[146], внутри же он исполнен злобы, лукавства и всякой неправды. Поэтому слова Объявления не только и не столько пропаганда, сколько отражение известной религиозно-психологической реальности – восприятия Наполеона Православной и, отчасти, Католической Церковью, которое отражало религиозную политику французского диктатора.

После заключения Тильзитского мира Манифест Синода посчитали неудобным и постарались о нем побыстрее забыть. Однако, о нем не забыл народ. Характерен следующий эпизод, о котором сообщает П. А. Вяземский в своей «Старой Записной «Записных книжках»: «Когда узнали в России о свидании императоров, зашла о том речь у двух мужичков. «Как же это, – говорит один, – наш батюшка, православный царь, мог ре шиться сойтись с этим окаянным, с этим нехристем? Ведь это страшный грех!» – „Да, как же ты, братец, – отвечает другой, – не разумеешь и не смекаешь дела? Наш батюшка именно с тем и велел приготовить плот, чтобы сперва окрестить Бонапартия в реке, а потом уж допустить его пред свои светлые царские очи».

При начале войны 1812 года идеи прежнего синодального манифеста оказались востребованными и воспроизведенными. В церковных обращениях к императору, народу, церковных молитвах в отношении Наполеона применяются библейские образы нечестивых и безбожных правителей и героев, типологически связанных с Антихристом – Каина, Фараона, Амалика, Голиафа.

Приведем фрагмент из письма митрополита Платона императору Александру I: «Покусится алчный враг простереть за Днепр злобное оружие – и этот Фараон погрязнет здесь с полчищем своим яко в Чермном море… Он пришел к берегам Двины и Днепра провести третью новую реку – страшно выговорить – реку крови человеческой… Крови брата твоего взыщу от руки твоей» [147].

А вот какие прошения содержатся «Молитве о нашествии супостатов»: «Подай ему (т. е. Александру Павловичу) победу на врага, якоже Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа». В той же молитве о нашествии супостатов Церковь исчерпывающе высказалась об антихристианских и антихристовых целях Наполеона и его сателлитов: «Сей враг смущает землю Твою и хочет положить вселенную в пустоту; ее люди собрались, чтобы погубить достояние Твое, разорить честный Иерусалим Твой, возлюбленную Твою Россию»[148].

Не только православные и католические иерархи и богословы воспринимали Наполеона как антихриста, в известной степени это было характерно также и для протестантов, в особенности – живших в России. В письме от 11 июня 1812 года (то есть дня вторжения наполеоновской армии в Россию) на имя военного министра Барклая-де-Толли дерптский профессор библейской экзегетики и восточных языков Вильгельм Гецель приводил свои исчисления, согласно которым в имени императора Наполеона (по французскому алфавиту – L’empereur Napoleon)[149] содержалось 666 – число Зверя из Апокалипсиса: «Здесь премудрость. Кто имеет ум, сочти число Зверя, ибо число это – человеческое и число его шестьсот шестьдесят шесть» (Откр. 13, 15)[150]. В той же главе, стих 5, сказано: «И даны были ему уста, говорящие великое и хульное, и дана была ему власть действовать сорок два месяца». Под последней цифрой иногда подразумевали наполеоновский возраст (в 1812 году ему уже было 43, и отсюда выводили неминуемость его скорого падения), другие толкователи исчисляли 42 месяцами время его военных успехов, намекая на безуспешную испанскую войну. Слова Апокалипсиса о звере багряном, пре исполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рога ми, толковали как указание на семь королей, поставленных Наполеоном (неаполитанский, вестфальский, виртембергский, саксонский, голландский, испанский, баварский). Под десятью рогами, согласно этому же толкованию, подразумевались народы, попавшие под власть Наполеона и перечисленные в царском манифесте от 3 ноября 1812 года: австрийский, прусский, саксонский, баварский, виртембергский, вестфальский, итальянский, испанский, португальский, польский.

Подобные настроения были распространены и в действующей армии. В своих записках, которые читал и рецензировал Гоголь, полковник И. Л. Радожицкий вспоминал об одном из