Стефан Кларк - Англия и Франция: мы любим ненавидеть друг друга Страница 24

Мария испытала облегчение, когда ее семья отклонила предложение Генриха. Ужасаясь той участи, какая постигла Анну Болейн, она якобы сказала: «Может, я и высокая женщина, но шея у меня короткая». Это была шутка, обернувшаяся горькой трагедией, когда спустя пятьдесят лет дочь Марии, королева Шотландии, положила свою изящную шею под английский топор по приказу дочери Анны Болейн, Елизаветы Первой.

В конечном итоге Мария де Гиз вышла замуж за шотландца и переехала в Эдинбург, прихватив с собой коллекцию французских безделушек, призванных скрасить этот переезд, — грушевые деревья, кабанов, портных и, разумеется, докторов.

Довольно быстро, один за другим, у Марии и Якова родились двое сыновей, которые умерли в младенчестве, а следом на свет появилась принцесса Мария. Но король, вконец измотанный войной с Англией, к тому времени уже находился на смертном одре и спустя шесть дней после рождения дочери потерпел поражение в борьбе за жизнь, скончавшись в возрасте тридцати лет. Новорожденной Марии еще не было и недели, когда она стала королевой Шотландии, а регентство досталось ее матери-француженке. Как правнучка Генриха VII, Мария к тому же оказалась следующей в очереди на английский престол после принцессы Елизаветы. Как видим, довольно серьезная ответственность легла на плечи столь юной особы.

В результате еще задолго до того, как Мария научилась фокусировать взгляд, на нее уже были устремлены взоры всех европейских монархов. В одиннадцать дней от роду она получила первое предложение о замужестве, когда Генрих VIII попытался компенсировать неудачу с Марией де Гиз обручением новорожденной Марии со своим сыном Эдуардом, которому тогда было пять (лет, разумеется). Последовал отказ, возможно, все-таки из-за разницы в возрасте: в конце концов, Эдуард был в 150 раз старше Марии.

Но, как известно, женитьба была весьма щекотливой темой для Генриха VIII, и он, во второй раз получив от ворот поворот, пришел в такую ярость, унять которую смог, лишь совершив несколько разрушительных набегов на Шотландию, которые в шутку окрестили «ухаживанием с применением грубой силы» (можете себе представить, чего стоило добиться расположения девушки в те времена), и в итоге вынудил шотландцев подписать соглашение о помолвке между Марией и Эдуардом.

Мария де Гиз, должно быть, вздохнула с облегчением, когда в 1547 году Генрих VIII скончался, не успев привести в исполнение свои планы, но его смерть не означала, что давление прекратится, потому что практически каждый шотландский вельможа предлагал в женихи своего сына или кузена. Мария знала, на что способны шотландские лэрды [52], и понимала, что эти предложения могут сопровождаться и попытками заточения маленькой Марии в фамильном замке с передачей регентства лэрду, а потому обратилась за помощью к своей родине.

Ей повезло, что король Франции Генрих II с детства был другом семейства Гизов, да еще к тому же ярым противником англичан. Он с радостью взялся за разрешение конфликта и обручил шотландскую инфанту со своим сыном Франциском, который был на год моложе Марии. Дабы ни англичане, ни шотландцы не смогли разлучить двух королевских отпрысков, Генрих послал за Марией собственный корабль — за малышкой Марией, но не за ее матерью, которая осталась в Шотландии с французской армией, чтобы защищать французское влияние на шотландскую корону.

Шел июль 1548 года, Марии было пять лет, а ее уже разыгрывали как козырь, пусть и крохотный, в большой политической игре.

Маленькая королева оказалась настоящей морячкой и во время долгого путешествия во Францию сквозь бурю и шторм не уставала высмеивать своих изнывающих от морской болезни компаньонов — сводных братьев, охранника, гувернантку, четырех молоденьких фрейлин (все по имени Мария) и многочисленных слуг. Корабль сильно потрепало, и даже сломался штурвал, но в конце концов Мария благополучно высадилась в стране, которой предстояло стать ее домом на все годы детства.

Поначалу у прибывших шотландцев, наверное, возникло смутное ощущение дежавю, ведь они сошли на берег Западной Бретани, дождливой, одетой в гранитные скалы сестре Шотландии, где местные жители говорили на языке, родственном гэльскому языку шотландцев. Сама Мария ни слова не понимала по-гэльски — в Эдинбурге говорили на южно-шотландском диалекте английского, — но Бретань и ей показалась уютно-знакомой.

Впрочем, постепенно все обретало более французские очертания, пока длился их двухмесячный вояж к востоку, в королевский замок в Сен-Жермен-ан-Лэ, в пригороде Парижа, где придворные уже изнывали в ожидании новой принцессы, а поэты слагали оды красоте Марии, еще ни разу не видев ее в глаза.

Когда же она наконец прибыла, парижане, судя по всему, испытали легкий шок. Малышку они нашли довольно изысканной, но вот ее шотландских слуг и придворных сочли дикарями — причем дикими в прямом, животном, смысле, а не в том, что касается их светскости.

Будущие родственники Марии решили, что ей срочно требуется французское воспитание, чтобы она могла достойно исполнять роль королевы Франции — гораздо более важную, чем роль королевы Шотландии.

Теперь, когда можно было не бояться войны и похищения, у Марии началось идиллическое французское детство, как и у всего подрастающего поколения при дворе короля Генриха II. Одним из новых товарищей по детским играм был и ее будущий муж — хилый заика Франциск, который, похоже, страдал врожденными пороками из-за того, что его мать, Екатерина Медичи, увлекалась снадобьями для удачного зачатия — а в шестнадцатом веке противопоказаний на упаковках не писали (главным образом потому, что упаковок не существовало).

Веселая королевская компания перемещалась из одного роскошного замка в другой — Сен-Жермен-ан-Лэ, Фонтенбло, Блуа, — и Мария, очаровательная живая девчушка, приводила всех в полный восторг. Ее, как любимицу Генриха, взяла под свое крыло его гламурная любовница, Диана де Пуатье, которую в сегодняшней Франции считают секс-символом шестнадцатого века. Диана была на двадцать лет старше Генриха, но настолько соблазнительна, что жена Генриха, Екатерина Медичи, просверлила дырки в потолке королевской спальни, чтобы подглядывать за любовными играми мужа и Дианы и, разумеется, кое-какие хитрости брать на вооружение.

Нигде не упоминается о том, что юная Мария, королева Шотландии, получила такого рода образование у Дианы, которая, ко всему прочему, была высокообразованной женщиной и великолепным собеседником. Но Мария провела немало времени в любовном гнездышке Дианы, романтическом замке Анэ в Нормандии, который незаслуженно обойден вниманием иностранных туристов, вероятно, потому, что находится слишком далеко от Луары. Минутой славы стало для него появление в первых кадрах фильма «Шаровая молния», четвертой серии бондианы, как места встречи агентов злодейского СПЕКТРА. Забавно наблюдать, как враги Бонда строят планы уничтожения мира с помощью атомных бомб, зная о том, что когда-то в залах замка Анэ играла Мария, королева Шотландии.

При королевском дворе Мария быстро приобрела французский стиль и лоск, стала носить яркие платья, чулки и туфли, питая особую любовь к перчаткам из лайковой кожи. Разумеется, ее образование распространялось и на интеллектуальные материи. По прибытии во Францию Мария говорила в основном на шотландском диалекте, который для французских ушей звучал слишком варварски [53], но вскоре стала бегло говорить по-французски, а помимо этого выучила итальянский, испанский, латынь и греческий.

Будущая королева должна была освоить и придворные искусства, так что Мария старательно разучивала французские танцы и песни, а помимо этого начала писать стихи, когда эмоции закипали в ее гэльской душе. Кстати, поэзия превратилась в ее настоящую страсть в более поздние годы.

Но, несмотря ни на что, Мария не забывала своих корней, хотя ее воспоминания о Шотландии стали совсем размытыми. Когда однажды она решила позабавить двор, нарядившись шотландкой, на ней оказался костюм из небрежно наброшенных животных шкур. Судя по всему, в ее представлении соотечественники больше походили на неандертальцев.

Марии исполнилось пятнадцать, когда в 1558 году она получила известие о том, что порт Кале отбит у англичан одним из ее дядей по линии Гизов. Подвиг родственника еще больше возвысил ее при французском дворе. И дабы закрепить эту победу, следовало поторопиться выдать ее замуж за молодого принца Франциска: этот брак должен был стать последним франко-шотландским гвоздем, забитым в английский гроб.

К пятнадцати годам Мария уже стала настоящей француженкой и принцессой ослепительной красоты. Да и было чем восхищаться. Шесть футов роста, лебединая шея, которую она унаследовала от матери, модная по тем временам бледная кожа, несмотря на любовь к активному времяпрепровождению на свежем воздухе, в частности к охоте. Ее волосы, в детстве светлые, постепенно приобретали богатый темно-рыжий тон, а в карих глазах появлялось все больше блеска. Она обладала обаянием, остроумием и мелодичным голосом (теперь, когда избавилась от грубого шотландского акцента).