Журнал современник - Журнал Наш Современник 2008 #9 Страница 24

Он сел. Лысый Ильич сообщал о катаклизмах, как о наказании Божием за грехи.

- Более того, я писал в выводах, что как Аттила для Европы в первом тысячелетии, так и масоны со своими воспитанниками-большевиками для России были не случайно, а были бичом Божиим за вероотступничество. Но что эти же события высвечивали и величие Божие. Православную веру не смогло убить даже время Синодального правления. Иначе откуда бы явилось миру такое созвездие новомучеников начала двадцатого века? На одном Бутовском полигоне упокоилось более трехсот страдальцев, причисленных к лику Святых.

Все перекрестились. Ильич продолжил:

- А для сообщения по интересам я готовил исследование обезбоженно-го сожительства супругов. Коротко: я брал для простоты сравнения кошку и собаку и использовал народное замечание: кошку год корми - за день забудет, а собаку день корми - год будет помнить. Кошка в доме, собака во дворе. И идущее из глубины веков выражение о женщине: ребро Адама - кость упряма. Как мой знакомый охотник говорил своему кобелю: "Хоть ты и кобель, но ты хуже суки".

- Это интересно? - спросил я высокое собрание. - Вы тут, на этих пьянках, небось, сто раз всё переговорили. Это не здесь я слышал: главное дело жены - загнать мужа в гроб, а потом говорить, что он был всех лучше?

- А вот это, может, вы не слышали как подтверждение тезиса о пользе тиранства жены над мужем: если мужа жена не лелеяла, то открыл он закон Менделеева.

- Некогда уже комиковать. Да и не закон - систему.

- Систему сам Менделеев открыл.

- Садись, Ильич.

Ильич вытащил из кармана брюк блокнот, сверился:

- Еще же о торговле при демократии. Понимаю - надоело, поэтому только резюме: товары и продукты питания становятся всё хуже и хуже и всё дороже и дороже.

В тишине было слышно, как прогудела досрочно проснувшаяся муха.

- Шеф, - заговорил Иван Иваныч, - надо снять из твоего дома всю, к хренам собачьим, электронику.

- Так-то оно бы и так, - я стал рассуждать вслух. - Но ведь это тут же заметят. Это бунт, неповиновение. Сделают выводы. А вот вы все, вы что, уже меченые? Вы не можете выйти за пределы круга? Почему Аркашу отбрасывало, когда он за мной устремился?

- Ну? - сурово вопросил Иван Иваныч. - Вас спрашивают, отвечайте! Меченые? Думаю, да, - сказал он. - Пить надо меньше. Вас подловили на пьянке и прочипили. Сделали с вами, как со всеми будут делать: вначале прикормили как цыплят: цып-цып-цып, потом: чип-чип-чип. Точно так же будет. Прикормят, особенно молодежь, она сама побежит за печатью. Но вас немного утешу - это пока не печать антихриста, ибо ее принимать надо добровольно. А вы до этого не пали.

- Да если так, я эту печать с мясом вырежу! - взревел оборонщик. - Эх, повязали нас сонных.

- Будем рассуждать далее, - продолжил я. - Вас надо отсюда вывести и вывезти. Соберите мне паспорта. - Я вдруг заметил, что все они как-то виновато сникли. - Что, и паспортов нет? Ой-ё-ёй. Передо мной безпа-спортные яйцеголовые бомжи с залежами ума и глыбами интеллекта. И куда вас? Георгий, Василий, Георгий - старший, сейчас же в избу Аркаши, пока он на свадьбе. Обыскать. Думаю, именно он ваши паспорта выкрал. Догадка. Но надо ее проверить.

Мужчины, на ходу застегиваясь, вышли. Встал скульптор.

- Позвольте? У меня выводы по борьбе с врагами России. Два слова: они не уйдут от пословицы: жадность фраера сгубила, укусят себя за хвост. Деньги для них выше нравственности и религии. Пример: евреи и палестинцы враждуют, а туристическая еврейская мафия и туристическая палестин-

ская мафии слились в экстазе. Демократы-силовики говорили: дайте нам денег - справимся с преступностью. Дали денег - преступность увеличилась.

- Хорошо, хорошо, - прервал я, - и это ясно. Как говорится в анекдоте про арабо-израильский конфликт: "Они уже здесь". Главный вывод: Россия, как сейчас и мы с вами, взята за горло и извне и изнутри. Чему удивляться - плоть противится духу, мир противится Православию. А у евреев, кстати, надо учиться, они раньше нашего были богоизбраны. Но не надо повторять их ошибки - рваться к деньгам и к власти. Рвутся столько веков, а каков результат? Постоянно несчастны. Вы видели хоть одного счастливого еврея? Два народа в мире: мы и евреи, остальные - прикладное. Евреи показали, как не надо жить, нам надо жить, как надо.

- Только два народа? Услышали бы тебя китайцы.

- А что китайцы? Тоже жить хотят. Гениальные копиисты. Ну, дойдут до Крещатика и сразу в Днепр.

- Сеющий в плоть пожнёт от нее тление, а сеющий в дух пожнёт жизнь вечную. - Это, встав, торопливо произнёс Алёша.

- Это утешает, - поблагодарил я. - Но вечную жизнь надо заслужить в жизни земной. - Я вздохнул, обвёл всех взглядом, посмотрел на передний угол. - Наша задача - донести до людей простейшую мысль: если Россия не омоется слезами смирения, ей придётся омываться кровью. И это не страшно, но лучше до этого не доводить. А смирение - это сила, сильнее всех сил.

Глядели на меня мои новые братья по-разному, кто даже и глаза отводил, кто глядел виновато, кто смело и открыто, кто понурился. Но, подумал я, других пока не будет, вот это наше нынешнее воинство. Это же люди, русские люди, овцы стада Христова. Душу Господь положил за своих овец. Я выпрямился и объявил:

- Заканчиваем военный совет. Живём спокойно, без паники, с молитвой. В трезвости. Готовимся к прорыву блокады, к выходу на Большую землю. Сухари, хлеб, теплую одежду. Час на сборы.

- Постойте, - напряженно и порывисто сказал Алёша, - мне надо сказать. Обязательно. Как-то вдохновить. Вот… - Видно было, он волнуется. - Мы обречены.

- Почему это? - вскинулся оборонщик. - Прорвемся! Я танковое кончал.

- Обречены на смерть. Раз мы живые, значит, умрем. И если не за Христа, не за Россию, то попадём в пламя сжигающей совести, в угрызение мук душевных. Адское пламя - это же не выдумка. Подержите ладонь над свечой - больно, а там страшнее, там не руку, а всего себя не отдёрнешь. Мы - русские, у нас нет выхода, и мы - самые счастливые. Живём всех тяжелее, самый тяжелый Крест несём, именно нам доверил его Господь. И надо так его нести, будто мы сами этого хотели. Верит в нас Господь. Дано нам мужество и мудрость, любовь и смирение. Вот такие мы: гонимые, непонимаемые, всех жалеющие, всех спасающие, непобеждённые и непо-беждаемые.

- Слеза, слеза, чувствую - пробило. Да, непобеждаемые! - воскликнул оборонщик. - С детства не плакал. И не стыжусь, и рад. Ну, умрем, но ведь не зря.

- Говори, Алёшка, - одобрил Георгий.

- Да, да! - подтвердил агроном Вася.

- Говори, запомню! - сказал социолог Ахрипов.

- Это хорошие слёзы, дядя Серёжа, хорошие. - Голос Алёши окреп, стал уверенным. - Это знак и внутреннего Креста. Пора пробудиться нам! - чеканил Алёша. - Ночь прошла, а день приближается. Отвергнем дела тьмы, облечемся в оружие света. Ныне спасение ближе к нам, чем когда-либо.

- А?! - Я восторженно ткнул оборонщика в бок. - Есть, брат, на кого Россию оставить. Значит, ты раб Божий Сергий?

- Так получается.

- А у Ильича как имя?

- Самое русское - Николай. Да у всех тут нормальные.

- Час на сборы! - повторил я.

Пошел и сам собираться. А что было собирать? Если ещё после приезда и сумка моя была не разобрана. Да я уже и забыл, что в ней. Взять? Нет. Брысь под лавку. Может, ещё меня дождешься.

СКОРО УТРО, НО ЕЩЕ НОЧЬ

Аркаша храпел на полу. Генат спал сидя, уронив голову на стол и используя тарелку вместо подушки. Людмила, театрально жестикулируя, громко говорила:

- Дочка, того ли я вожделела, того ли алкала душа моя? Деточка, не начинай топтать тропинки моей судьбы. Не пей, прежде всего. Ведь перед тобою не мать, а приспособление для производства себе подобных, устройство такое рождательное. Таких, как я, и таких, как ты, начинают разводить искусственно, сечёшь? Ты захочешь сказать: папа, а где я его тебе возьму? Где?

Людмила увидела меня, но даже и взгляд не остановила. Юля таскала на кухню посуду.

- Ну что, медовый месяц начался? - бодро спросил я. Юля брезгливо дернула плечиком. Когда она проходила мимо, я торопливо, шепотом, произнес:

- Оденься, выйди через минуту. - А вслух заметил: - Людмила, отдыхай. Все тут в вашем распоряжении, сегодня нашествия не будет.

- А со мной выпьешь? - спросила она. - Фигурально говоря? Или отцвела уж давно хризантема, и не только в саду?

- Мам, сказано тебе! Отдыхай! - прикрикнула Юля.

Я вышел и ходил у избы, глядя на звезды и читая Иисусову молитву. Нашел Полярную, безобманную звезду, сориентировался. Если мы на северо-восток от Москвы, значит, двигаться будем на юго-запад.

Юля выскочила в накинутом на плечи мужском полушубке. Бросилась на шею.

- Прямо стихи, - сказал я. - В литобледенение, помню, ходил один дядечка, он писал: "Я помню чудное мгновенье, ко мне ты бросилась на шею и вот висишь уж сорок лет".

- А мне и минуты нельзя повисеть?