Газета День Литературы - Газета День Литературы # 96 (2004 8) Страница 24

"Что это за рогатые птицы летят так, словно бы идут по небу?" — задавались вопросом звери на земле.

Когда первый из стада достиг облаков, сверху прозвучало: — Ромуальд!.. альд!.. альд!.. — Эхо звонко разносило имя, пока идущий не скрылся за облаками. — Ингард!.. гард!... гард!.. — звучало имя следующего. — Лемех!.. мех!... мех!.. Лой!.. ой!.. ой!

И стоило только прозвучать последнему имени, как, к изумлению всех зверей, вонзивших свои взгляды в небо, маленькое облачко-корона, висевшее над снежной башней, отделилось вдруг от неё, подлетело к остановившемуся у порога облачности быку и мягко опустилось ему на голову, просияв золотистым солнечным светом. В тот же миг кнут небесного Пастуха рассек золотистую корону надвое, а затем искромсал ее вместе с быком на тысячи горящих кусочков, которые стали медленно падать вниз, на башню. Процессия двинулась дальше.

Крохотные огоньки летели по тёмному небу и падали, а изумленные звери глядели на этот волшебный фейерверк, пытаясь понять его смысл. Какое-то время огоньки еще горели на снежной поверхности и на вершине Башни, как звезды, но постепенно, один за другим, гасли. И с каждой гаснущей звездой становилось всё темнее. Когда погасла последняя огненная звезда, по лесу разнеслась весть: Белобок умер.

+++

Тьма сгустилась настолько, что не только видеть — двигаться стало невозможно. Сова и Крот, привычные к темноте, ослепли. Казалось, темные деревья, соединившись все вместе, заполнили собой все пространство, и нельзя было ни пошевелиться, ни повернуть головой. Но на самом деле тьма поглотила все, в том числе и деревья. Ничего вокруг больше не было. Весь лес, от земли до неба, был проглочен и оказался внутри тьмы. Дышать становилось труднее. Черная смола с каждым вдохом проникала внутрь и растекалась там. В пустом черном воздухе звучали последние слова — это звери, не видя никого и ничего, прощались друг с другом. Плач и вой наполнили темноту.

— Прощайте, Мышь! — выла Сова.

— Прощайте, Сова! — пищала Мышь.

— Прощайте, Голубой Олень! Спасибо, что поддержали нас, но видите, как все плохо!

— Я пока ничего не вижу, — уклончиво ответил Олень. — И не думаю, что всё так уж плохо.

— Нет, всё кончено!

— Думаю, ничего не кончено.

Но слова Голубого Оленя больше никого не утешали.

— О чем тут говорить? — с горечью воскликнул Медведь. — Всё пропало!

— Мыши, Мыши, всем спать! — шипела старая воспитательница Крыса. В эти последние минуты она хотела уберечь своих подопечных от самого страшного. Но никто не слушал её. Прощальный вой заглушал её шепелявенье.

— Прощайте, матушка Крыса!

— Прощайте, детки! — не выдержала старая воспитательница и разрыдалась.

Плакали звери, и не знали, сколько времени они плачут. Казалось, не было больше времени. И тогда с неба спустился Орёл. Это он, до наступления окончательной тьмы, пробил брешь в облаках. Как он теперь пробился сквозь заслоны Зимы и Ветра — знал только он один.

— Белобок взывает о помощи! Он просит всех любящих соединиться.

И звери сразу прижались друг к другу, и обнялись, и простились: Сова простила Мышь, и Мышь простила Сову, Лиса простила Зайца, и Заяц простил Лису; прощены были Рысь, Волк, Медведь и Барсук — все, кто раньше кушал или ломал своего ближнего, соблюдая честь рода, просили друг у друга прощения за вынужденную лесную вендетту... Те, кто были вдвоем, стали как одна плоть, и те, кто были с детьми, стали едины с ними.

Орёл торопился обратно, с силой разрезая крыльями воздух.

Первый раз ударился он в чёрный потолок неба — и упал на чёрную землю.

Второй раз ударился он в черноту, и она опять отразила его.

В третий раз поднялся Орёл, ударился из последних сил — и чёрные облака проглотили его. В крошечную щель, образованную прорывом Орла, пока она не успела еще затянуться, проникла и упала на землю белая стрела Белобока. И на ней золотом сияла надпись. Голубой Олень прочел ее в свете горящих глаз:

ВСЕ ЛЮБЯЩИЕ, СМОТРИТЕ НА НЕБО

И все подняли ожидающие глаза к небу, но ничего не увидели, кроме чёрных нависших туч.

+++

Одинокая и теперь не видимая никем, наклоненная чёрная Башня продолжала стоять на своем месте. Все вопросы утихли в ней. Любовь замёрзла и замерла. Снежная Башня стала оплотом Зимы. Кто-то дремал внутри Башни, и Башня спала. Спали невидимые во тьме книги. Читать их было никому невозможно, да и некому было читать. Тьма внешняя и внутренние потёмки располагали ко сну. Серебряный огонь, которым светилась Башня изнутри, больше не был виден. Внутри и снаружи было очень холодно. Башня спала, и сон её медленно перетекал в смерть.

Несколько огненных капель, которые упали на Башню, и, казалось, давно погасли, на самом деле просочились внутрь и теперь разгорелись там, словно семь золотых лампад, и чуть-чуть жгли. Человек вдруг очнулся. Кто здесь? — спросил он, и отовсюду посыпался снег. Почему так темно? Но огоньки горели безмолвно, как живые очи, едва растапливая тьму и снег.

Тогда Башня взглянула наверх, в небеса, всеми своими глазами. Сначала она ничего не увидела из-за сгустившейся черноты.

— Где моя серебряная звезда? — беспокойно спросила она и тотчас увидела ее высоко-высоко, за третьими небесами. Почему она так отдалилась? Разве я стала меньше? И Башня встала на цыпочки и стала тянуться, но вскоре ударилась головой о тёмную завесу. Завеса была живой, ибо тотчас послышалась команда: Ингард! Лемех! — и два черных облака, похожие на упитанных быков, отделились от нее, посмотрели на Башню сверху вниз и прошипели:

— Куда прешь? Назад!

Здесь шло великое сражение между белыми и чёрными облаками. Они сталкивались и обхватывали друг друга, меняя формы с быстротой молнии, и те белые, которых окружали, становились черными, и те черные, которых окружали, становились белыми. И к черным подмога шла снизу, с земли, а к белым — сверху, откуда было не видно. И два Пастуха командовали боем; Ветер-Пастух тянул чёрных быков за уши. Притянутые за уши к битве, солдаты тьмы, 13 мёртвых быков, сражались худо с Усопшими и Восставшими воинами света. Духи Усопших воинов теснили их повсюду. Но тучи имели одно преимущество: была грань, за которой железо уже не ранит, и они бились за этой гранью. Отсечённые их части продолжали, хоть и вяло, вести борьбу. Чёрных облаков становилось всё больше и больше. Казалось, каждого быка можно было кромсать бесконечно. Но и силы Духов постоянно росли.

А выше, на другом небе, бились два Всадника: черный, летящий на змее-коне, которого называли Князем воздушных сил, и белый, на белом крылатом коне, которого называли Заоблачным Всадником, или Заоблачным Князем; оба были Башне знакомы. Выше светила Звезда, к которой тянулась Башня. А еще выше, на седьмом небе, светило яркое Солнце, и не было ни Ветра, ни облаков. Собственно, и неба никакого там уже не было. И Солнце томилось своим одиночеством. Солнце устало ждать.

Башня, ставшая одной плотью с Человеком внутри неё, равнодушно наблюдала за ходом великой Заоблачной Битвы. Сердце Башни оледенело. Победит ли белое воинство или чёрные солдаты зимы; Белобок, Чернобок ли — было ей безразлично. Ей только хотелось дотянуться до манящей тёплой звезды.

И вот молния разрезала небо от востока до запада. Тьма вокруг стала синей. Темно-темно синей, цвета кобальта. Откуда-то в щель, точно луч карманного фонарика, пробивался свет. Это светила с третьего неба далёкая, но тёплая звезда.

Звезда была высоко, но луч звезды коснулся башни. И что-то случилось: тьма стала светлеть. С крыши башни начало капать. Теплые капли поползли по стенам башни, затекая в окна. Вся башня стала таять, как свечка. Капли размывали тонкие перекрытия между этажами, этажи рушились. Бесшумно обваливались один за другим балкончики с ледяными перилами, словно лопались и осыпались крошечные скорлупки. Серебряная лестница, пронизывавшая башню насквозь, сверху донизу, поплыла, расплавилась. Снежные книги потекли синими ручьями. Человек внутри башни досадовал на светлые силы, что лишают его такого удобного расположения. Он привык думать, что есть только я-башня и не-я — всё, что вне башни, и второе его не интересовало. "Куда же теперь денусь я, — думал Человек. — Я отправлюсь вовне — но ведь места вне башни не существует. Там скрежет и тьма. Где разместится моя любовь, если меня не будет?"

Сверху кто-то позвал его по имени. Человек хотел поднять голову и посмотреть, но мешала Звезда. Зов повторился. Человек посмотрел вниз и увидел, как тают последние ступеньки лестницы. Сверху кто-то позвал его в третий раз. Да! — отозвался Человек. — Ты летишь с нами? А кто вы? — Мы посланы освободить тебя. — А кто вас послал? Мы стадо Небесного Пастуха! — Нет, спасибо. Я один раз уже был в стаде. — Но кем же ты будешь? Смотри: башня твоя растаяла! — Очень жаль. Мне было хорошо в ней. — Что ты говоришь! Разве ты хочешь в ней сидеть вечно? — Не знаю. — Разве ты никого не любишь? — Люблю вон ту Звезду. Но это ничего не меняет. — Как? Это не меняет тебя? — Я устал от изменений. В этой комнате всё так быстро меняется одно на другое. Я был Честным Быком, был Несчастным Человеком, был Башней. Но я ничего не достиг, а только всё потерял. У меня была шкура, был колокольчик, была Синичка. Где теперь всё это? И зачем мне еще меняться? Чтобы снова терять то немногое, что я имею? Я прочел в Снежной Книге, что перемены ни к чему не ведут и никогда не сулят ничего хорошего. Пусть все остается как есть. Я хочу быть собой. — А кто ты, ты знаешь? — Мне все равно. — Если ты не знаешь, кто ты, ты скоро исчезнешь совсем. — Пока я Башня. — Ты уверен? — Я ни в чем не уверен. — Посмотри: башня твоя почти растаяла. — Что ж: теперь я стал Человеком без башни. — Но у тебя нет и тени! — Да. Тень ушла от меня. — Тогда, может, ты вспомнишь свое настоящее имя? — Я не знаю, что значит "настоящее имя". — Но ты хочешь быть? Да. — Тогда выбирай: Новь или Старь? — Я выбираю Новь. — Но Новь в руках тьмы — ты знаешь? — Мне всё равно. — Это твое последнее слово? — Да. Когда-то я выбирал Старь, но это меня не спасло от перемен. Теперь я выбираю Новь. — Что ж. Прощай.