Катастрофа. История Русской Революции из первых рук - Александр Фёдорович Керенский Страница 24

его в данный момент перед свершившимся фактом, который обяжет его подписать сепаратный мир. Не могу сказать, имела ли к этому отношение Александра Федоровна. Ее ближайшее окружение не было вне подозрений, и вокруг нее и г-жи Вырубовой крутилась немецкая агентура. Но принимали ли участие Государыня и ее фрейлина в подготовке страны к сепаратному миру, я не могу сказать, хотя и старался выяснить это, когда только вступил в должность.

Тем временем положение армии становилось отчаянным. К январю 1917 г. дезертировало уже 1 200 000 человек, и это число продолжало расти. Армия демобилизовалась. Высшее командование было беспомощно остановить этот поток домой. Для поимки дезертиров были сформированы специальные отряды военной полиции и в качестве поощрения в розыске предлагалось вознаграждение от семи до двадцати пяти копеек за голову (по званию дезертира).

Морской и Военный комитет Думы не мог найти средства, чтобы не допустить таяния армии. Военная дисциплина начала исчезать. Целые подразделения отказывались сражаться или подменять своих товарищей в окопах. Кое-где солдаты в окопах вели и поощряли братание с немцами. Еще хуже было отсутствие воинской дисциплины в тылу. Меморандум о трагическом положении в армии и о насущной необходимости некоторых мер по преодолению его, составленный особым совещанием по обороне, состоявшим из представителей Думы, Императорского Совета и независимых организаций, был представлен Государю в конец января. Шингарев, председатель Комитета Думы по военным и морским делам,

Положение страны в целом продолжало быть хуже, чем положение армии. Из-за нехватки угля в декабре остановились доменные печи на юге, начали закрываться военные заводы в Петрограде. В феврале наступил острый кризис в текстильной промышленности Москвы, которая использовала очень большую долю необходимого стране угля. Транспортная система становилась все более и более дезорганизованной. Пассажирское движение приходилось останавливать на недели, чтобы позволить наиболее важным военным поездам и поездам с припасами пройти на фронт. Только во Владивостоке находилось 40 миллионов пудов военного снаряжения и сельскохозяйственных материалов, которые было совершенно невозможно перевезти в Россию. Последний военный заем почти ничего не принес. В январе и феврале 1917 г. было выпущено 995 млн. бумажных рублей против 662,8 млн. за первое полугодие 1916 г. Расходы на войну превышали 50 млн. руб. в день.

В конце января Центральный Комитет Земгора представил Правительственной продовольственной комиссии докладную записку, в которой содержалось следующее замечание:

«Города получили только одну пятидесятую и одну восемнадцатую часть положенных им припасов соответственно на ноябрь и декабрь 1916 г. Все запасы в городах истощены. К февралю хлеба не будет».

И действительно, к февралю в городах уже не было хлеба. Голодные бунты вспыхивали по всем губерниям. 10 февраля в Петрограде произошло то, что власти назвали «недоразумением» из-за «нехватки продовольствия». Рабочий класс был спровоцирован голодом на бунты, которые должны были оправдать заключение правительством сепаратного мира.

С этого времени остановить неизбежное развитие событий в революцию стало невозможно. Время государственного переворота, тихой революции сверху прошло. Недаром Василий Маклаков заявил 4 мая 1917 г. перед совещанием депутатов Думы:

«В определенный момент нам стало ясно, что довести войну до успешного завершения при старом режиме невозможно, и долгом тех, кто боялся последствий переворота, стало спасение страны от революции снизу за революцией сверху. Этот долг мы не выполнили. Если наши дети придут проклинать эту революцию, они также будут проклинать тех, кто вовремя не знал, как ее предотвратить».

Было только одно средство спасти страну от революции и связанной с ней анархии: освободить ее быстрым и энергичным ударом от правительства, которое разрушало ее, как вырезают очаг инфекции из здорового тела.

Те, кто был ближе всего к массам, яснее всего осознавали опасность анархической революции. Вот почему межпартийная группа, к которой я принадлежал, так настойчиво требовала коренной перестройки правительства и делала все возможное для ее ускорения. С осени 1916 г. в различных кругах развернулась подготовка государственного переворота. В заговорах участвовали ряд организаций и даже члены Прогрессивного блока в Думе. Заговорщики были в контакте с армейскими кругами, в планы были втянуты некоторые генералы, не говоря уже о младших офицерах. Был подготовлен ряд заговоров, и планы обсуждались соответствующими заговорщицкими группами на секретных собраниях в Москве и Петрограде. Один план предусматривал арест императрицы и всего ее окружения с последующим требованием отречения царя в пользу его малолетнего сына при регентстве Михаила Александровича.

Некоторые из этих планов были готовы к исполнению зимой 1916 г., и посвященные в заговоры с нетерпением ждали их осуществления. Наша межпартийная группа, состоявшая из представителей всех левых элементов в Думе, была в контакте со всеми активными радикальными силами страны и через наших агентов стремилась выработать общую программу и предотвратить разногласия, которые могли бы помешать задуманному государственному перевороту. Это было необходимо, потому что многие революционные центры не были знакомы с целями, ради которых работали другие группы. Помимо содействия государственному перевороту, мы должны были подготовить все демократические и социалистические партии к этому событию и создать центр, вокруг которого можно было бы сплотить революционную демократию как контролирующую силу против народных эксцессов.

Насколько я знал и участвовал в планах государственного переворота, так обстояло дело в Петрограде и Москве. Были, однако, дополнительные проекты того же рода на фронте и в других местах. Например, одна группа армейских офицеров планировала разбомбить с самолета царский автомобиль в определенном месте на фронте.

К сожалению, ни один из планов государственного переворота не был осуществлен. Людей, от которых зависела реализация этих планов, удерживали замшелые традиции верности престолу и императорской семье. Они все колебались и переделывали планы, пытаясь определить полномочия регента и т. д. и оттягивая решающий момент. Но промедление с каждым днем подвергало опасности все предприятие, все более и более подвергая его разоблачению со стороны полиции. Несколько подходящих моментов уже были упущены.

Наконец, государственный переворот был назначен одной группой на конец февраля. Но было слишком поздно.

13 февраля Дума начала свое последнее заседание. В этот день ожидалась большая народная демонстрация. Полиция и войска выстроились вдоль улиц, ведущих к Таврическому дворцу. Среди рабочих было сильное движение за выступление в поддержку Думы, но думское большинство через открытое письмо Милюкова к рабочим решительно и даже грубо отклонило эту помощь, прося рабочих не выступать. Государственная цензура, кстати, пыталась воспрепятствовать публикации этого письма. Заседание началось в напряженной обстановке. Большинство, хотя и сознавая надвигающиеся критические события, отказывалось признать, что время примирения с правительством прошло и что народ вот-вот возьмет дело в свои руки. Оно по-прежнему упорно отказывалось в своей слишком умеренной политической декларации присоединиться к требованию всей буржуазии о министерстве, ответственном перед Думой.