Михаил Вознесенский - Украденная субмарина. К-129 Страница 25

В. Жилин невольно рисует своего коллегу каким-то скаредным человеком. У старпома атомохода нашлись деньги на такси в направлении Находки — речь, надо думать, идет о поселке Тихоокеанский, где жили семьи офицеров Приморской эскадры, части и корабли которой базировались в заливе Стрелок и в бухте Павловского. Расстояние от аэропорта почти 100 километров. Л командир лодки, не видевший семью больше трех месяцев, почему-то «поздно ночью» дожидается рейсового автобуса, который пойдет только утром… Такси из аэропорта во Владивосток в 1967 г. стоило ночью максимум пятерку и было по карману любому инженеру. Кобзарь получал в месяц около десяти инженерных окладов.

Достоверность приведенной Жилиным зарисовки вызывает очень большие сомнения в принципе, но об этом речь ниже. А пока сконцентрируем внимание на том, что В. Кобзарь еще до Нового года знал о неготовности своего «сменщика». И более того, официально извещен о возможности скорого отзыва из отпуска. В таком случае, почему же речь о внеплановом выходе в море зашла только через полтора месяца? Непонятно также, почему Кобзарь «только что» вернулся из морей — тому минул ровно месяц. Но, главное, о каком «сменщике» идет речь?

В 1966 г., когда боевое патрулирование ракетных и торпедных лодок с ядерным оружием стало непрерывным, главком ВМФ своей директивой установил следующий порядок: за трое суток до возвращения отдежурившей лодки в базу ей навстречу уже выходила очередная. То есть, «сменщица» Кобзаря вышла в океан еще 27 октября 1967 г.

Очевидно, что до 9 февраля 1968 г. не было намерений посылать К-129 во внеплановый поход. Иначе трудно объяснить, почему было упущено целых полтора месяца, и подготовка лодки оказалась «скомканной».

Нет сведений о том, что в феврале 1968 г. на лодке К-66 произошла серьезная «беда» — открытая статистика отмечает даже относительно мелкие происшествия (пожар на камбузе от пролитого растительного масла, намотка швартовного конца и пр.), не влекущие длительной потери боеготовности. К-66 с ракетой П-5Д не могла гарантировать надежного поражения цели. Запуск с поверхности, с чем вынужденно мирились, с появлением баллистического подводного старта стал неприемлем.

Некая внешняя причина резко и неожиданно изменила характер боевой задачи. Простого присутствия в районе патрулирования (в целях его освоения и тренировки экипажа, или ради заполнения графы отчетности) стало уже недостаточно. Такой причиной могла стать только реальная перспектива применения ядерного оружия по территории США.

Причина нам уже известна. Это захват американского корабля радиоэлектронной разведки «Пуэбло» и стремительное нарастание напряженности вокруг Корейского полуострова. Неясна лишь цель — куда, по каким целям готовилась стрелять своими ракетами К-129…

«СВИСТАТЬ ВСЕХ… НАЗАД!»

Так или иначе, но 9 февраля 1968 г. никакого окончательного решения на внеплановый выход принять было невозможно. Решение предстояло доложить на утверждение Горшкову, а это — слишком большая ответственность. Вдруг на поверку оно окажется объективно невыполнимым? Нет, 9 февраля речь могла идти лишь о том, чтобы волевым усилием попытаться выпихнуть субмарину в море. На флотском жаргоне это называют «поставить на уши». Неделя сроку, изыскать возможности, обеспечить и доложить. Потому-то боевое распоряжение подписано не 9, а 15 февраля. За 8 суток до выхода. Никто не назовет такие сборы в океан нормальными. Но и отвечать за него не хочет никто!

— Все понимали, — вспоминает В. Дыгало, — что экипаж устал. Измотан был личный состав. Часть экипажа, около 15 %, была уволена в запас. 15 % было заменено на новых матросов. Экипаж почти весь был отправлен в отпуск. Я докладывал командованию. Все эти доводы разбились о гранит молчания.

У командующего флотом Н.Н. Амелько свое видение тех событий — гораздо более спокойное.

«В 1968 г., — пишет адмирал в отставке, — поступило приказание из Главного штаба ВМФ начать патрулирование подводными лодками с баллистическими ракетами, снаряженными боевыми атомными головками, в районе берегов Америки. Для выполнения этой задачи, предварительно обсудив план действий со штабом флота, заместителем командующего флотом по подводным силам, подготовили дизельную подводную лодку, переоборудованную под носителя трех ракет Р-13 — К-129, из дивизии, базирующейся в бухте Крашенинникова на Камчатке. После проверки лодки штабом флота и командованием дивизии было доложено в Главный штаб ВМФ о готовности лодки и личного состава к выполнению задачи. «Боевое задание» на патрулирование подводной лодки разрабатывалось Главным штабом ВМФ. Выходом и погружением лодки управлял главком ВМФ».

За исключением перепутанного типа ракеты (ошибка принципиальна), нечего возразить бывшему командующему ТОФ. Решение готовилось коллегиально, лодку и экипаж проверили, втом числе выходом на морской полигон, грубых нарушений не выявили. Главком план утвердил. С выходом в океан ракетоносец вообще перешел в оперативное управление ЦКП ВМФ — какие претензии к Тихоокеанскому флоту?

«Несмотря на скомканную подготовку и не имея иных вариантов из-за малого числа боеготовых подводных лодок, — писала «Красная Звезда», — командующий Тихоокеанским флотом адмирал Н. Амслько и начальник штаба ТОФ вице-адмирал Г Бондаренко 15 февраля 1968 г. подписали этому экипажу боевое распоряжение. В нем отмечалось, что «авианосные силы 7-го флота США ведут боевые действия против ДРВ. Подлодки ТОФ несут боевое патрулирование в океане. К-129 ставилась задача вести скрытное патрулирование и быть в готовности к действиям по сигналу Главного штаба в порядке, изложенном в специальном пакете…»

Не случись той трагедии, Амелько никогда бы не вспомнил подробностей выхода в море злосчастной камчатской пропажи. Не может командующий всякий раз пропускать через себя пред-лоходную чехарду, сил и нервов не хватит. Николай Николаевич ясно дает понять: ситуация сложилась заурядная, почти «штатная». Скомканная, видите ли, подготовка… А когда она бывала иной?

Срок годности, однако, имеют не только консервы. Боеголовки — не стрелковые патроны, которые в любой момент, в любом количестве можно достать из цейхгауза. Советский военно-морской флот, утверждает в своей книге адмирал И. Касатонов, имел ядерных боеприпасов точно по количеству носителей определенного типа. Того же мнения придерживается разведка США. По данным из американских правительственных источников, в 1968 г. ВМФ СССР располагал 6 дизельными лодками «Golf-2» — проект 629-А, а также 8 подводными атомоходами «Hotel-2» — проект 658-М. Оба класса подводных ракетоносцев были вооружены ракетами СС-Н-5 SERB (Р-21). По три на каждой лодке. Получается 42 ракеты и столько же головных частей с ядерной «начинкой». Ни одной про запас.

Значит, в подземных штольнях арсенала Камчатской флотилии в начале 1968 г. находились только три нужных термоядерных заряда. Лодка Кобзаря была единственная на ТОФ с такими ракетами. Ракеты Р-21 имели шестимесячную гарантию эксплуатации. То же самое — термоядерные боеголовки. В середине шестидесятых годов на Северном и Тихоокеанском флотах были проведены полугодовые транспортные испытания. При этом на Севере «катали» заправленные ракеты с зарядами тротила, а на Тихом океане макеты ракет, но с ядерными боевыми частями. Работоспособность компонентов затем испытали: ракеты — пуском, боеголовки — подрывом на Новой Земле. Замечаний не было. Но более длительные эксплуатационные возможности до 1969 г. не проверялись. Едва ли Арзамас-16 мог за 7—10 дней специально подготовить новых три плутоний-тритиевых сборки специально для экстренного выхода К-129. Логично предположить, что на лодку Кобзаря выдали те самые ракеты с теми же боезарядами, которые уже два месяца провели в океане. Формально ресурс выработали на две трети. Но никто не теперь не скажет, насколько чисто были проведены операции погрузки-выгрузки, слив-налив агрессивных топливных реагентов, манипуляции с боевым блоком…

Отзывать людей из отпусков, как следует из воспоминаний В. Дыгало, начали за две недели, т. е. 9 февраля. Экипаж состоял из 88 человек, а 10 моряков были дополнительно направлены с других подводных лодок. Экипаж стал 98 человек. 13 штатных офицеров и двое прикомнадированных — корабельный врач капитан 3-го ранга Черепанов и старший лейтенант Мосячкин, командир группы радиоразведки ОСНАЗ.

«Удалось отозвать из уже «успевших улизнуть в отпуска на материк» только часть офицеров. Недостающих пришлось доукомплектовывать с других ПЛ соединения. Кроме того, на борт была принята группа матросов-учеников из подплава», — данное заявление Анатолия Штырова не следует считать даже косвенным свидетельством, оно неконкретно и явно с чужих слов.

В советское время в большом ходу был пошленький анекдотец про отпускника: ты, спрашивает начальник, теплую водку (там еще и про женщин…) любишь? Нет? Тогда твой отпуск в декабре! Не было таких любителей на К-129 — они уходили не в отпуск, а в отгулы. И то лишь потому, что их нужно было отгулять до конца декабря, не то «сгорят»: к отпуску нельзя плюсовать прошлогодние отгулы. Их за осеннюю «автономну» 1967 г. накопилось не так много. Проезд на материк не оплачивался. Если кто и отлучался с полуострова, то в Приморье к семьям. Известно, что капитан-лейтенант Зуев собирался слетать в Ленинград, но не получилось. Поэтому офицеры, вернувшиеся из похода и не переведенные куда-либо по службе, должны были успеть отгулять положенные дни и вернуться на корабль не позднее середины января 1968 г.