Юн Чжан - Дикие лебеди Страница 25

В тот период коммунисты контролировали значительные территории вокруг Цзиньчжоу. Крестьяне не хотели ездить торговать в город, так как на контрольно — пропускных пунктах Гоминьдана их притесняли: вымогали непомерные «пошлины», а то и конфисковывали весь товар. Цена на зерно в городе стремительно росла день ото дня, к тому же ее искусственно завышали жадные торговцы и коррумпированные чиновники.

Появившись в регионе, гоминьдановцы ввели так называемые «законные деньги». Однако Гоминьдану не удалось обуздать инфляцию. Доктор Ся всегда беспокоился, что станет с бабушкой и мамой после его смерти — ведь ему было под восемьдесят. Поверив правительству, он вложил свои сбережения в новые деньги. Некоторое время спустя «законные деньги» были заменены «золотым юанем», который вскоре так обесценился, что мама нанимала рикшу, чтобы отвезти в школу плату за обучение — огромную груду банкнот (желая «сохранить лицо», Чан Кайши запретил печатать купюры крупнее десяти тысяч). Доктор Ся потерял все свои сбережения.

Зимой 1947–1948 годов экономическая ситуация ухудшалась с каждым днем. Множились протесты против перебоев с продовольствием и завышения цен. Цзиньчжоу был ключевой базой снабжения для крупных соединений Гоминьдана на севере, и в середине декабря 1947 года двадцатитысячная толпа напала на два полных зернохранилища.

Процветала торговля девушками: их продавали в бордели и богатым мужчинам в качестве служанок — рабынь. Город заполонили нищие, предлагавшие своих детей за продукты. Много дней у маминой школы лежала на ледяной земле истощенная женщина в лохмотьях с безысходностью во взгляде. Рядом стояла девочка лет десяти с немой мукой на лице. Из — за шиворота у нее торчала палка с криво накарябанной надписью: «Продаю дочь за 10 кило риса».

Бедствовали учителя. Они требовали повысить жалованье, и правительство повысило плату за обучение. Это мало что изменило, так как родители не могли платить больше. Учитель в маминой школе умер, отравившись куском мяса, подобранным на улице. Он знал, что мясо гнилое, но так мучился от голода, что решил рискнуть.

Мама стала председателем ученического союза. Ее партийный наставник Лян велел ей привлечь на сторону коммунистов учителей и учеников, и она развернула кампанию пожертвований в пользу педагогического состава. Вместе с другими девушками она ходила по кино и театрам и перед началом представлений предлагала публике сделать пожертвования. Ученицы устраивали также музыкальные выступления и благотворительные базары, но они приносили смехотворные прибыли — люди были или слишком бедны, или слишком скупы.

Однажды она встретила на улице подругу, внучку командующего бригадой и жену гоминьдановского офицера. Та рассказала, что вечером в роскошном ресторане состоится банкет для пятидесяти офицеров с супругами. В те дни Гоминьдан кутил напропалую. Мама помчалась в школу и разыскала кого только могла. Она велела всем собраться в пять часов у главной городской достопримечательности — восемнадцатиметровой барабанной башни XI века. Прибыв туда во главе внушительного отряда, она увидела более сотни девушек, ожидающих ее приказов. Мама поделилась с ними своим планом. Около шести часов они увидели, как один за другим прибывают в колясках и на рикшах офицеры. Женщины были разодеты в пух и прах — в шелк, атлас, увешаны звенящими драгоценностями.

Когда гости целиком отдались еде и питью, мама с несколькими подругами вошла в ресторан. Гоминьдан разложился настолько, что уже не охранял самого себя. Мама забралась на стол. В своем синем платье из хлопка она являла образец суровой простоты среди расшитого шелка и бриллиантов. Она произнесла краткую речь о бедственном положении учителей и завершила ее словами: «Все мы знаем, что вы щедрые люди. Наверняка вы будете рады доказать свою щедрость».

Офицеры попались. Никто не хотел выглядеть жадным. Это был повод порисоваться перед сослуживцами. И, конечно, им хотелось избавиться от непрошеных посетителей. Девушки обошли ломящиеся от угощений столы и записали, сколько готов дать каждый офицер. Следующим утром они обошли их дома и собрали пожертвования. Учителя были невероятно благодарны девушкам, доставившим деньги немедленно, пока, в течение нескольких часов, они еще имели какую — то ценность.

Маму не наказали: возможно, пирующие устыдились, что их так легко провели, и не захотели распространения слухов. Хотя, разумеется, вскоре о происшествии знал весь город. Мама успешно повернула правила игры против них самих. Ее возмущало, что гоминьдановская элита шикует, в то время как на улицах люди умирают от голода. Тем сильнее она сочувствовала коммунистам.

Если в городе не хватало пищи, то в деревне — одежды, так как Гоминьдан запретил продавать текстиль в сельскую местность. Служа привратником, «Верный» Пэй — о должен был пресекать контрабандную продажу тканей коммунистам. Среди контрабандистов были люди с черного рынка, агенты гоминьдановских чиновников и подпольные коммунисты.

Обычно «Верный» с коллегами останавливали телеги, конфисковывали материю и отпускали контрабандиста в надежде, что тот вернется с другим грузом, который они также смогут конфисковать. Иногда они заключали с торговцами сделки под определенный процент. В любом случае они продавали ткани в районы, подвластные коммунистам. «Верный» со товарищи как сыр в масле катались.

Как — то вечером к воротам, у которых дежурил Пэй — о, подъехала грязная невразумительная повозка. Он разыграл обычную процедуру обыска, тыкал в тюк ткани в задней части телеги, ходил вокруг с грозным видом, надеясь запугать возницу и склонить его к выгодной сделке. Он оценил на глаз стоимость груза, возможное сопротивление возницы и попытался выведать у него, кто его хозяин. Пэй — о не спешил, так как груз был солидный, больше, чем он мог вывезти из города до рассвета.

Он сел рядом с возницей и велел ему разворачиваться и ехать обратно в город. Возница, привыкший делать, что говорят, повиновался.

В час ночи бабушку разбудил стук в дверь. За дверью она обнаружила Пэй — о. Он сказал, что хочет оставить на ночь груз. Бабушка не могла не согласиться, потому что по китайской традиции отказать родне практически невозможно. Долг перед семьей и родными считался важнее, чем нравственные убеждения. Она скрыла эту историю от доктора Ся, который спал.

Еще до рассвета Пэй — о появился с двумя телегами. Он погрузил на них товар и уехал, когда начинало светать. Меньше чем через полчаса дом оцепили вооруженные полицейские. Возница, работавший на другой отдел разведки, пожаловался своим хозяевам. Естественно, они хотели вернуть себе имущество.

Доктор Ся и бабушка попали в неприятную ситуацию, но, по крайней мере, товар у них найти не могли. Для мамы же налет полиции был катастрофой. Она схватила коммунистические брошюры и побежала в туалет, где спрятала их в свои теплые штаны с начесом. Надев тяжелую шубу, она прошествовала мимо полицейских с непринужденным видом, изображая, будто идет в школу. Те сказали, что обыщут ее. Она закричала, что пожалуется на них «дяде» Чжугэ.

Полиция понятия не имела о том, что у этой семьи связи в разведке. К тому же непонятно было, кто конфисковал материю. В администрации Цзиньчжоу царил хаос, ибо в городе было расквартировано огромное количество гоминьдановских подразделений и вдобавок любой человек с пистолетом и связями наверху обладал немалой властью. Когда Пэй — о с друзьями изъял у возницы груз, тот не спросил, на кого они работают.

Едва мама произнесла имя Чжугэ, поведение офицера резко изменилось. Чжугэ был приятелем его босса. По его знаку солдаты опустили ружья и перестали вести себя нагло. Офицер отдал честь и принес извинения, что побеспокоил такую знатную семью. Рядовые полицейские выглядели даже разочарованнее, чем начальство: нет добычи — нет денег, а нет денег — нет еды. Они обиженно зашаркали прочь.

Тогда в Цзиньчжоу открылся новый Северо — восточный университет в изгнании, созданный из студентов и преподавателей, бежавших из коммунистической северной Маньчжурии. Там коммунисты проводили свой курс жесткими методами: многие собственники земли были убиты. В городах даже владельцы маленьких фабрик и магазинов были лишены имущества как эксплуататоры. Большинство интеллигентов происходили из зажиточных семей, поэтому сами они или их родственники пострадали от рук коммунистов.

В университете был медицинский факультет, куда мама хотела поступить. Она всегда мечтала стать врачом. Отчасти это объяснялось влиянием доктора Ся, отчасти — тем, что медицинская профессия более всего подходила независимой женщине. Лян горячо поддержал этот план. Партия возлагала на нее надежды. В феврале 1948 года мама поступила на медицинский факультет вольнослушательницей.

Университет в изгнании стал полем битвы, где коммунисты и Гоминьдан сражались за души студентов. Гоминьдан сознавал, что в Маньчжурии дела его обстоят не лучшим образом, и всячески призывал студентов и интеллигентов переезжать на юг. Коммунисты не хотели терять этих образованных людей. Они внесли поправки в свою земельную реформу и издали директиву, предписывающую хорошо обращаться с городскими капиталистами и интеллигентами из состоятельных семей. Вооруженное этим более умеренным курсом, цзиньчжоуское подполье начало кампанию с целью убедить преподавателей и студентов не уезжать. Это стало главной маминой задачей.