Станислав Лем - Молох (сборник) Страница 25

Postscriptum. Историческое явление, в которое я здесь не углублялся, — прогрессирующее, на протяжении веков наблюдаемое все более явно поражение тех теоретических истолкований, что родом из математики, которые, отличаясь максимальной простотой и эстетической изысканностью, категорическим «есть так и так», не только удовлетворили физиков XIX столетия, но и убедили их в мнении (ошибочном), что, поскольку уже в однородные сети математического детерминизма они «поймали весь мир», физикам XX века грозит безработица… Тем самым дальнейшее расширение познаний равняется раскачиванию уверенности прошлых веков, причем не только через открытия индетерминистов: «все» оказалось более сложным, более подверженным «случайности», более обусловленным множеством причин, чем это казалось на заре наук.

Как я надеялся в 1963 году, компьютеры решающим образом пришли на помощь науке, делая возможным — кроме алгоритмических вычислений — моделирование процессов, не поддающихся «фронтальным» математическим решениям (как, например, задача трех тел, от которой пошли новые астрофизические концепции, разбившие вдребезги нашу модель Солнечной системы как идеальную, существующую на протяжении миллионов лет в качестве равномерно функционирующих «планетарных часов» — такого четкого порядка в астрономии нет).

Теория, а точнее, теории хаоса и катастроф, поддержанные работой компьютеров, разрушили в нашем понимании однозначно нарисованные картины макро— и микромира. В глубь сгущающихся формальных джунглей, в которых возникают удивительные фракталы и родственные им творения, ищущие в мире свои «объекто-цели», я здесь идти не могу. Я только могу заметить, что не стоит из одной крайности — простоты — выходить, чтобы впадать в противоположную крайность — переоцененных сложностей!

Это значит, что мы действительно должны пользоваться компьютерами, но не должны безоговорочно принимать результаты их действий, поскольку они легко становятся созидателями хаосов, состоящих только из предопределенных компонентов (отсюда мысль, что «действительно хаотический хаос не существует вообще»). Например, таковы фракталы Мандельброта, создаваемые исключительно простым уравнением, но не следует безоглядно поддаваться их очарованию. Они возникают по заданным начальным условиям программ, а то, что данная программа развивается более неожиданно, буйно, чем считал автор-программист, не должно означать, что эти фракталы и хаосы «в Природе есть всюду», что они уже «захватили мир» в самые густые из созданных сетей формализмов.

Позиция скептика может быть более полезной: ведь математика (и родственное ей моделирование) действительно может как необычно сплетенная сеть ловить не только китов или плотву в Мировом океане, но также и глупости и тем самым водить окольными путями. Об этом уже писали такие ученые, как Дж. Вейзенбаум, обосновавшийся в computer science.

Это предупреждение от очарования «компьютеризмом» — уже кстати…

Выращивание информации[51]

1

Идея, содержащаяся в вышеприведенном заголовке, пришла мне в голову в конце пятидесятых годов и впервые была так названа и представлена в книге «Сумма технологии», изданной в 1964 году. Этот термин тогда и долго еще после существовал только в моем воображении, поэтому писать на эту тему я решился только в моей Science Fiction. Вот фрагмент рассуждений, опубликованных уже в 1971 году в «Звездных дневниках Ийона Тихого»:

«Кошмарные картины, которые порой рисуют футурологи, представляя мир будущего, отравленного выхлопными газами, задымленного, увязнувшего в энергетическом, термическом барьере и т. д., являются нонсенсом: в постиндустриальной фазе развития появится БИОТИЧЕСКАЯ ИНЖЕНЕРИЯ, ликвидирующая проблемы подобного рода. Овладение феноменом жизни позволяет производить синтетические сперматозоиды, которые ты помещаешь во что-либо, окропляешь горстью воды, и вскоре из них вырастает необходимый объект. А вот откуда такой сперматозоид получает знания и энергию для радио— или шкафогенезиса, не стоит беспокоиться — точно так же, как нас не волнует, откуда зерно сорняка черпает силу и знания для всхода».

Конец цитаты. Это было время, когда мое «выращивание информации» пребывало в мире чистой фантазии, и потому иначе, чем в виде гротеска в юмористическом одеянии, я не мог ее показать. В области преобразования данных или во всех направлениях развития компьютеров и их последующих поколений безраздельно господствовало железное правило top-down, или «сверху вниз»: на кремниевых пластинках вырезали все меньшие контуры, быстрота логических переключений, и тем самым вычислительная мощность, была поставлена главным образом в зависимость от степени микроминиатюризации процесса.

Так есть и до сегодняшнего дня. Мне же с самого начала в течение многих лет была близка обратная концепция: bottom-up, или «снизу вверх», поскольку именно таким способом действует технология жизни. Ведь ничто не может быть менее или более «компактно» собрано, чем информация, которая пассивно дремлет в генах, сокращенная до нуклиотидной «конструкции» из частиц, соизмеримых с атомами, которая содержит в себе «датчики», готовые превратить эту информацию в строительные процессы, хотя бы в каких-нибудь спорах, в сперматозоидах, в яйцеклетках.

2

Вообще сегодня можно сказать, что наши технологии исправно работают главным образом в шкале макро. Ниже я привожу перевод моего эссе, написанного на немецком языке для книги «Vergangenheit der Zukunft[52]», вышедшей в издательстве INSEL в 1992 году, и представляющего некоторые мои прогнозы, которые стали реализовываться уже в наше время.

«Уже Р. Фейнман в 1959 году представлял себе серию машин, которые были бы в состоянии производить все меньшее „потомство“. Предел такого ряда должен был бы привести к созданию машин, построенных из одних молекул. Действительно, не зная ничего об идее Фейнмана, я пришел к ней, занимаясь теоретической биологией. Принцип биоэволюции, однако, не основывается на строительстве „все меньших машин“ (Фейнман), а наоборот — на создании все большего из малого, так как процесс жизни формируется из отдельных атомных цепей посредством их самоорганизации в молекулярные репликаторы, которые, в свою очередь, в ходе эмбриогенеза вырастают в зрелые организмы, а ведь началом их была одноклеточная наследственная субстанция! Мое „выращивание информации“ должно было бы проходить не между „микро-“ и „макромашинами“, а между молекулярными носителями информации с разным строением и разной величины (но всегда на уровне, сопоставимом с атомным уровнем). Эволюцию в целом можно рассматривать как гигантский процесс „учения“, самоорганизация же не является „самоучением“, а только селективным сбором и объединением информационных фрагментов.

Однако в то время, когда (все еще цитирую самого себя, переводя немецкое эссе) строительный план организма вызревает из генов, или «распорядителей, способных к активизации», и вплоть до того, как закончится формирование организма, мое «выращивание информации» должно было привести к созданию «автоматизированного самосоздателя научных теорий» благодаря тому, что окружающие инварианты (в их избирательно раскрытой информации) должны как-то выкристаллизоваться в «теорию», как бы составленную из псевдогенов. Дерево эволюции я представлял как разветвленный, но направленный как бы друг к другу «эгоистичный» процесс, поскольку в нем может сохраниться и разрастись только то, что выживает, адаптируясь к окружающей среде. В моем же «выращивании информации» должно было быть «наоборот», потому что окружающая среда должна была бы информационно сконцентрировать свои инварианты во все теснее скомпонованных знаниях. Итак, в теоретической модели эта идея не казалась мне такой уж безумной, какой она могла вообще показаться. Ведь информационное содержание одной человеческой генеративной клетки соответствует содержимому энциклопедии!

Поскольку зрелый организм содержит существенно больший объем информации, то возникает вопрос: откуда он эту дополнительную информацию может получить? А получает ее он в ходе роста «из самого себя» (из взаимной интеракции органов тела) и из окружающей среды, что напоминает «эффект Мюнхгаузена», который сам себя вытащил из болота за волосы. Так и есть, поскольку эмбрион не берет лишь бы какую информацию, а поглощает только ту, которая пригодится ему для его дальнейшего развития. Стало быть, можно представить противоположную сторону такого процесса: как молекулы, которые «питаются» существенной информацией, полученной из окружения, таким образом «без помощи профессоров университета» проектируют теорию…