Сергей Кремлёв - Если бы Берию не убили... Вечная память! Страница 25

Уже поэтому Л. П. Берия был естественным патриотом Союза Советских Социалистических Республик и был исполнен стремления укреплять и развивать СССР как прочный взаимно выгодный союз народов, его слагающих.

Ещё со времён работы на Кавказе Берия понимал, что национализм и его производное — сепаратизм нельзя надёжно ликвидировать, подавляя его. Репрессивные меры в период обострения исторической ситуации необходимы, это он понимал хорошо — как опытный чекист. Если где-то имеет место вооружённый национализм, террористический национализм, то с ним нельзя не бороться, в том числе и вооружённой рукой. Однако Берия недаром в своих записках по национальной политике писал, что «борьбу с националистическим подпольем нельзя вести путём только массовых репрессий и чекистско-войсковых операций». Недаром он употребил и слово «бестолковые» применительно к проводившимся против националистов репрессиям.

Но самое умелое применение репрессий может быть лишь оперативной мерой, снимающей остроту ситуации, но не ликвидирующей саму ситуацию. Это Берия понимал отлично не только как чекист, но и как политик, как государственный деятель социализма.

Он понимал ещё по работе на Кавказе, что национализм нельзя эффективно подавить, его можно эффективно лишь ослабить, затем лишить его привлекательности в глазах национальной народной массы и только после этого — изжить.

Такой подход требовал умения, такта, знаний…

Времени, наконец!

Но лишь такой подход был по-настоящему успешным.

Берия понимал суть проблемы именно так. И поэтому в СССР Берии были бы невозможны те центробежные тенденции, которые постепенно, под здравицы «союзу нерушимому республик свободных», развились в СССР Брежнева и разрушили СССР Горбачёва.

Глава 11

Берия и международная политика как гарант мощи России

Какой могла бы стать международная политика Берии?

На этот вопрос тоже можно дать вполне определённый ответ. Эта политика укрепляла бы и возвышала Советский Союз, Россию, но укрепляла бы не за счёт неравноправных отношений с внешним миром — как это имеет место быть в случае США и Запада вообще, а за счет как раз межгосударственных отношений нового типа, когда великая держава относится к малым странам подчёркнуто равноправно.

Уже те немногие месяцы, которые Россия прожила без Сталина, показали, что Берия был вполне талантлив и во внешнеполитической сфере и имел в этой сфере вполне самостоятельные и перспективные взгляды.

Пока Сталин был жив, Берия мало привлекался им для решения внешнеполитических проблем, тем более — дипломатическими методами. Эпизоды типа устранения Троцкого, конечно же, не в счёт. Собственно, в Берии как в дипломате у Сталина особой нужды и не было — Сталин сам был выдающимся дипломатом, что блестяще доказал в ходе международных конференций с его участием и в ряде переговоров довоенного, военного и послевоенного времени.

Для помощи в этой сфере Сталину вполне хватало Молотова. К тому же Молотов был внешне невозмутим, а Берия был человеком нередко импульсивным, открытым. К психологическому «имиджу» внешней политики невозмутимого Сталина Молотов подходил больше.

Вот что написал Берия в том месте письма Маленкову «из бункера», где адресовался к Молотову:

«… В аша исключительная роль в области внешней политики, Ваше прекрасное отношение ко мне, в бытность на конференциях (я об этом многим товарищам рассказывал) в Тегеране, Ялте и Подсдаме (так в письме. — С. К.), где, как знаете, я и не был делегатом, а был по роду своей работы, хотя Вы и настаивали…»

Похоже, Молотов умел скрывать свои чувства не только на внешнеполитической арене, но и в кругу коллег, потому что на самом деле Берия не мог Вячеслава Михайловича не раздражать уже по причине несходства натур. Да и не завидовать более талантливому Берии Молотов не мог. Но вот же — Берия был, как видим, уверен в прекрасном отношении Молотова к нему.

На международных конференциях в Тегеране (28.11.—1.12.43), в Ялте (4–11.02.45) и в Берлине (17.07.—02.08.45) Берия отвечал за охрану советской делегации (в Крыму и за охрану других делегаций), хотя к началу 1945 года был наряду с Молотовым заместителем Председателя ГКО Сталина.

В 40-е годы и в начале 50-х годов Сталин подключал Берию к контактам с руководством иностранных государств, но — лишь стран народной демократии. В целом же Сталин и тогда опирался на Молотова, а также на Жданова и Маленкова, иногда — на Микояна. Вполне значимую роль играл позднее Андрей Януарьевич Вышинский, с 1949 года заменивший Молотова на посту министра иностранных дел СССР.

Но это не значило, что после смерти Сталина Берия не мог проявить себя выдающимся образом и в такой специфической деятельности, как внешнеполитическая…

После войны Советский Союз стал мировой державой первой величины. Европейская часть страны лежала в развалинах, жизненный уровень населения был кое-где ниже минимального уровня выживания, и в ряде регионов люди не просто голодали, но умирали от голода. Однако Россия всё же имела такой мировой вес, с которым не мог сравниваться даже вес Британской империи, над которой пока всё ещё «не заходило солнце».

Никогда до этого роль России в мире не была такой мощной и первостепенной — впервые Россия рассматривалась всеми не просто как великая держава, а как вторая держава мира, как сверхдержава, имеющая шанс стать единоличным лидером мира.

При всём при том международное положение СССР было очень непростым, и не только потому, что надо было восстанавливать экономику и социальную сферу в условиях жёсткой необходимости в кратчайшие сроки ликвидировать атомную монополию США.

Дополнительные проблемы возникали именно в силу нового международного статуса России. Теперь она, тоже впервые, между прочим, в своей истории, оказалась лидером нового международного сообщества — мирового социалистического лагеря.

У нас были ещё плохо разработаны теоретические и системные вопросы внутреннего социалистического строительства, а теперь приходилось заниматься теорией и практикой международного социалистического строительства. И всё это, напоминаю, впервые в мировой истории — заимствовать опыт было не у кого и негде. Причём внешняя политика СССР со Сталиным и внешняя политика СССР без Сталина — это были, как говорят в Одессе, две большие разницы.

После смерти Сталина внешнюю политику СССР вновь возглавил — если иметь в виду кресло министра иностранных дел — Молотов. Но Вячеслав Михайлович с любой точки зрения и в любом отношении был не Иосифом Виссарионовичем, и на единоличное мудрое руководство претендовать не мог. Особо самобытным видением проблем государственного бытия он не обладал, поэтому не было ничего удивительного в том, что Берия начал то и дело «высовываться» и тут…

Задним числом, уже после ареста, он каялся в письме Маленкову:

«…при обсуждении по германскому вопросу, конечно, я здесь безусловно виноват и заслуживаю всякого осуждения….

… П оступок мой при приёме венгерских товарищей, ничем не оправданный. Предложение о Надь Имре должен был не я или кто иной вносить, а тебе надо было сделать, а тут я выскочил идиотски, кроме того, наряду с правильными замечаниями я допустил вольность и развязность, за что, конечно, меня следует крепко взгреть…»

О германском вопросе надо будет сказать отдельно, а что касается «приёма венгерских товарищей», то тут дело было вот в чём…

12 июня 1953 года в Москве проходили переговоры с делегацией Венгерской Народной Республики в составе М. Ракоши, И. Надя, Э. Гере, А. Хегедюша и др. От СССР во встрече участвовали Маленков, Хрущёв, Берия, Молотов, Микоян, Каганович и посол СССР в Венгрии Е. Киселёв. В ходе бесед был поднят вопрос о разделении высших партийных и государственных постов в ВНР так, чтобы Ракоши, возглавлявший и Венгерскую партию трудящихся, и Совмин Венгрии, оставил за собой ЦК, а премьером стал Надь.

Ракоши был против разделения и поинтересовался — а как распределяются обязанности между ЦК и Совмином в СССР? Берия — по словам Хрущёва — заявил тогда: «Что ЦК, пусть Совмин решает, ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой».

Хрущёвским «воспоминаниям» верить надо с большой осторожностью, но тут он коллизию передал явно правдиво. К 1953 году воззрения Берии были именно такими и полностью совпадали с позицией самого Сталина.

В этой вроде бы капельке истории отразилось на самом деле многое…

И готовность Берии взять ситуацию «на себя», и его прямота в отношениях с соратниками по социалистическому лагерю, и стремление строить межгосударственные отношения прежде всего по линии межправительственной, то есть через практическое разностороннее сотрудничество с упором на экономику.