Станислав Славин - Космическая битва империй. От Пенемюнде до Плесецка Страница 25

Для защиты аппарата от нагрева при торможении в атмосфере предусматривался теплозащитный металлический экран, выполненный из множества пластин жаропрочной стали и ниобиевых сплавов, расположенных по принципу «рыбной чешуи». Экран подвешивался на керамических подшипниках, выполнявших роль тепловых барьеров, и при колебаниях температуры нагрева автоматически изменял свою форму, сохраняя стабильность положения относительно корпуса. Таким образом, на всех режимах конструкторы надеялись обеспечить постоянство аэродинамической конфигурации.

К орбитальному самолёту пристыковывался одноразовый двухступенчатый блок выведения, на первой ступени которого стояли четыре ЖРД тягой 25 т, а на второй — один. В качестве топлива на первое время планировалось использовать жидкие кислород и водород, а впоследствии перейти на фтор и водород. Ступени ускорителя по мере вывода самолёта на орбиту последовательно отделялись.

Планом работы над проектом предусматривалось создание к 1968 году аналога орбитального самолёта с высотой полёта 120 км и скоростью М=6–8, сбрасываемого со стратегического бомбардировщика Ту-95, своеобразного ответа американской рекордной системе: B-52 + X-15. К 1969 году планировалось создать экспериментальный пилотируемый орбитальный самолёт (ЭПОС), имеющий полное сходство с боевым орбитальным самолётом, который выводился бы на орбиту ракетой-носителем «Союз». В 1970 году должен был начать летать и собственно разгонщик — сначала на керосине, а спустя два года и на водороде. Полностью готовая система должна была стартовать в космос в 1973 году. Из всей этой грандиозной программы в начале 70-х удалось построить всего три ЭПОСа — для исследования полёта на дозвуковой скорости, для сверхзвуковых исследований и для выхода на гиперзвук. Но в воздух суждено было подняться только первому образцу в мае 1976 года, когда в США все аналогичные программы были уже свёрнуты. Совершив чуть более десятка вылетов, в сентябре 1978 года после неудачного приземления ЭПОС получил небольшие повреждения и больше в воздух не поднимался. Так что до полётов на «Спирали» космонавтов дело так и не дошло.

Впрочем, затраченный труд не пропал даром. Приобретённый опыт работы над «Спиралью» значительно облегчил и ускорил строительство многоразового космического корабля «Буран». Используя полученный опыт, Г.Е. Лозино-Лозинский возглавил создание планера «Буран». Игорь Волк, выполнявший подлеты на дозвуковом аналоге ЭПОСа, впоследствии первым поднял атмосферный аналог «Бурана» в воздух и стал командиром отряда лётчиков-испытателей по программе «Буран». Пригодились и уменьшенные копии ЭПОСа — беспилотные орбитальные ракетопланы (БОР). На них испытывались различные варианты теплозащитного покрытия, выверялись наилучшие траектории входа в атмосферу с орбиты при возвращении «челноков» из полёта.

Но подробный разговор о «Шаттлах» у нас ещё впереди.

ГЛАВА 3.

ЭПОХА КОРОЛЁВА И ГАГАРИНА

Были ли предшественники у Ю.А. Гагарина? При каких обстоятельствах у Юрия Алексеевича появился шрам над бровью? Каковы обстоятельства его гибели? Сколько космонавтов погибло в нашем отряде? Правда ли, что Королёв приказал в случае осложнений полёта оставить Леонова в космосе? Настолько были мирными наши программы освоения космоса, как то демонстрировали советские идеологи? Вот лишь некоторые из вопросов, которые и по сей день продолжать интересовать многих.

ЧЁРНЫЙ ХЛЕБ КОСМОНАВТИКИ

Помните анекдот? «Ну а что скажет по этому поводу история?» — спрашивает один политический деятель другого. «А история, как всегда, соврёт», — отвечает тот.

И действительно, историю, и не только нашего государства, перекраивали уж столько раз, что раз даже сами историки с трудом разбираются, что к чему.

А уж что касается истории космонавтики, то она долгое время была тайной за семью печатями.

КТО ПРИМЕРЯЛ ПЕРВЫЕ СКАФАНДРЫ? Первые сомнения в том, что реальная история космонавтики вовсе не такова, как о том сообщает ТАСС и пишут трижды проверенные журналисты, я получил ещё в 1961 году, будучи студентом-первокурсником Рязанского радиотехнического института.

Рязань была в то время полузакрытым городом подобно Горькому, Свердловску, Томску и ещё ряду других промышленных центров России, где, кроме всего прочего, располагались и «почтовые ящики» — НИИ, ОКБ и предприятия нашего военно-промышленного комплекса.

Во всяком случае, когда Рязанскую филармонию посетил с гастролями симфонический оркестр из США, половина предприятий города временно прекратила свою работу. О чём нам в институте было сказано на специальной лекции искусствоведом в штатском.

И вот в этом замечательном городе мне довелось разговаривать с человеком, который примерял космический скафандр ещё задолго до Гагарина.

Получилось это так. Мы сидели на лавочке неподалёку от института и заспорили о том, что должен делать космонавт в том случае, если ему вдруг в полёте захотелось «по-маленькому», — терпеть или у него есть на этот случай какое-то приспособление. Может, у него в скафандре, например, ширинка, как в обычных штанах на молнии и баночка с крышкой для такого случая припасена…

«Не волнуйтесь, всё предусмотрено», — не выдержал в конце концов малознакомый парень с вечернего факультета, попавший в нашу компанию исключительно по причине соседства. Жили мы тогда с моим другом на частной квартире — мест в общежитии на всех не хватало; он и оказался нашим соседом. «Есть варианты на любой случай…»

И видя, что мы ему не очень верим — откуда, дескать, у человека такие познания, — не поленился сбегать домой и принести фотографию человека в скафандре. К удивлению своему, мы увидели, что у человека на снимке лицо вовсе не первого в мире космонавта, а нашего собеседника.

На наши вопросы, откуда у него такая фотография, ответил, что привёз её из армии. Приходилось, дескать, одевать ему эту одёжку, когда служил. А большего сказать он не может, поскольку давал подписку о неразглашении.

Что такое подписка, мы уже знали по собственному опыту — институт у нас тоже был полузакрытого типа, «с допусками и поездками», как сказал один институтский остряк, который, кстати, то ли за эту остроту, то ли по иной причине вскорости бесследно исчез из института. Расспрашивать соседа мы больше не стали.

Лишь спустя много лет, когда я уже работал сотрудником научно-популярного журнала, мне довелось побывать в Научно-производственном объединении «Звезда», где и поныне изготовляют одежду для космонавтов, в том числе различного назначения скафандры, где я и проверил достоверность информации, полученной от случайного соседа.

Оказалось, что он вполне мог быть одним из первых «космических манекенщиков». В первый отряд космонавтов специально набирали людей небольшого роста и веса. И, стало быть, с расчётом именно на них и шили первые скафандры. Ну а чтобы не дёргать по всякому пустяку кандидатов в космонавты, первые примерки проводили на испытателях, соответственно подобранных по габаритам.

«Ну, с мужиками проблем у нас особых не было», — рассказал один из сотрудников «Звезды», просивший не называть публично его имени. «Хуже пришлось, когда пришлось приспосабливать скафандры для женщин. Они ведь несколько иначе устроены, чем мужчины. Один наш сотрудник из-за этого едва с женой не развёлся. До того её достал просьбами примерить да примерить одно деликатное устройство…»

Называя вещи своими именами, наши конструкторы уже в первых моделях скафандров стали предусматривать моче- и калоприёмники. А также возможность ещё до посадки в корабль при необходимости «сходить на колесо». Что, кстати, и сделал Гагарин: попросил остановить автобус, не доезжая до старта, вышел из него и… Теперь то же самое по традиции неукоснительно делают по дороге на старт все экипажи.

А вот американцы до такой «мелочи», говорят, поначалу не додумались. В итоге вышел конфуз, когда просидевший в ракете четыре часа из-за всё откладывавшегося старта астронавт вдруг запросился в туалет, конструкторы пожалели, что не догадались оснастить скафандр хотя бы памперсами.

Потом, конечно, у них, как и у нас, скафандры были оснащены соответствующими системами, но без накладок дело всё же не обошлось… Вот какой случай, к примеру, был у нас.

В первые полёты, как уже говорилось, отправлялись люди маленького роста и веса, летали они сравнительно недолго и ели исключительно протёртую пищу из туб. А потому «обратного продукта» было немного, выходил он не часто и весь помещался в сравнительно небольшой чаше, которая после приёма кала тут же прикрывалась специальной резиновой мембраной. Получалось аккуратно и гигиенично.

Но со временем в космос начали летать настоящие богатыри, питаться они стали нормально, а путь со старта до орбитальной станции иной раз занимает трое суток.