Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6293 ( № 38 2010) Страница 25

…И когда в финале картины «все умерли», что-то всё же осталось. Что, вы спросите? Так, сущая малость. Полароидный снимок, несколько страниц так и не дописанного рассказа, вынутого из машинки и унесённого с собой толстенькой девочкой, любившей смотреть на огонь. Да обрывок «целлулоида фильмы воровской». Воровской – не в смысле «про воров и бандитов» и уж тем более не в значении «пиратской». А как удивительной субстанции, скроенной из вещества того же, что наши сны, но способной иногда, подворовывая что-то у бытия, становиться более реальной, чем самая обыденная, окружающая нас огнём и снегом реальность.

Александр А. ВИСЛОВ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345

Комментарии: 13.10.2010 23:16:50 - Юрий Георгиевич Данилин пишет:

Алексей Учитель по каналу Культура витиевато и мудрено рассказывал, как он снимал картину "Край". Забавно слушать. Хорошо бы послушать теперь Балабанова. Пользуясь цитатой Ал.Вислова, из другой его статьи о Серебренникове - нужно ставить режиссера, тут же, на сцене, и пусть он нам все объясняет. По-моему очень умно. Хотя бы так возместить людям деньги, потраченные на билет.

Сложносочинённые фантазии на классические темы

Киномеханика

Сложносочинённые фантазии на классические темы

ФАБРИКА КАДРА

С петербургским режиссёром и художником Ириной ЕВТЕЕВОЙ мы встретились на ХХ кинофестивале «Послание к человеку», где в международном конкурсе короткометражных игровых фильмов была представлена её новая (восьмая в фильмографии) работа – анимационно-игровая фантазия на темы пушкинских «Маленьких трагедий». Персонажи «Скупого рыцаря», «Каменного гостя», «Моцарта и Сальери» действуют в праздничном, ярко нарисованном, иллюзорном пространстве, и подобное столкновение даёт очень неожиданные результаты. Эта рукотворная картина выполнена в скрупулёзной технике нанесения живописного рисунка поверх уже зафиксированного на киноплёнке изображения, кадр за кадром – а в секунде экранного времени 24 кадра, а фильм длится 40 минут, или 2400 секунд…

– Ирина, как долго вы работали над своим фильмом?

– Мы начали в 2007-м со съёмки заготовок с актёрами. Это игровое кино, которое делается большим коллективом и заняло у нас девять дней съёмки (улыбается). Ну денег не так много, как вы понимаете… Надеюсь, на экране этого не видно. А рисовала я два с половиной года. Со мной были оператор – Генрих Маранджян, который свет ставит, сочиняет вместе со мной картинку, и два ассистента – Дмитрий Желубовский и Марина Андреева.

– Что для вас сложнее: постановочно-игровые сцены или невероятно кропотливый процесс разрисовки?

– Я работаю с актёрами уже двадцать лет. Но это не «разрисовка», а придумывание изображения из различных заготовок, потому что часто актёры снимаются без фона. В «Демоне», например, у нас актёр – Владимир Аджамов, исполнявший роль Демона, в кадре был размером больше, чем Тамара – Зара Мгоян. Я их снимала отдельно, совмещая уже в анимации нужные мне размеры, но это «кухня». Скажем, в компьютерном кино – совсем другие спецэффекты. А у меня изображение делается руками и рассчитано на живописно-цветовое решение. «Маленькие трагедии» поставлены не в той классической форме, как мы уже привыкли, – с артистами, дикцией, сценическим решением… У нас пластическое, анимационное прочтение вещи.

– Значит ли это, что во главе угла – не столько содержание «Маленьких трагедий», сколько форма их подачи?

– Не совсем. Содержание я пыталась передать, объединив все истории образом пира. Замечу, что «Пир во время чумы» как таковой мы в картину не брали. Его замещает пластический эквивалент – тени тех чёрных людей, которые присутствуют во всех историях. И пир – везде. Скажем, в «Скупом рыцаре» оживает еда. Это решено в гобеленовой стилистике, золотая внешняя сторона, но у неё есть изнанка – тени. И есть телега грехов, где собираются символические детали, ключевые: гранат, перчатка, кольцо. У Пушкина, как вы понимаете, ничего такого нет – это наше прочтение. Всё должно быть на ощущениях…

– Вы решили отказаться от «Пира во время чумы» из-за его «идейной составляющей», которая в визуальных образах прочитывалась бы слишком буквально?

– Пушкин – это текст. В «Пире во время чумы» персонажи сидят и просто разговаривают. Вместо этого было придумано, что все персонажи «Маленьких трагедий» оказываются за пиршественным столом во время чумы. Здесь пируют Скупой рыцарь, Моцарт и Сальери, донна Анна с возлюбленным, туда является статуя, Лаура танцует на столе – и этот пир заканчивается смертью. Моцарт – автор оперы «Дон Жуан». Он для нас, как и Пушкин, автор, создатель «Маленьких трагедий» – на этом всё строится. Отсюда – и идея сцену в трактире заменить сценой в костюмерной, где висят костюмы всех персонажей «Маленьких трагедий». Выходит, что это была фантазия Моцарта…

– Семь лет назад вышла ваша картина «Петербург», где также присутствовали Пушкин и «Медный всадник»…

– Там есть эти мотивы. Но в целом это путешествие героя по фильмам, которые были сняты о Петербурге. Подобно другим знаменитым городам, он очень кинематографичен. Отсюда у нас родилась идея прочувствовать Питер через фактуру киноизображения. Мы «вживили» героя в изображение игровых фильмов, действие которых разворачивается в Петербурге: «С.В.Д.» Г. Козинцева и Л. Трауберга, «Маскарад» С. Герасимова, «Пётр Первый» В. Петрова, «Пиковая дама» Р. Тихомирова, «Шинель» А. Баталова. И киноперсонажи, словно бы на своеобразном маскараде, пересекались друг с другом в новом сочинённом анимационном пространстве. А поскольку-то экранизации поэмы «Медный всадник» пока нет, мы сняли «оживший» памятник Петру Первому как заготовку. И в фильме он существует в ассоциативном ряду Петра-персонажа, он метафора. Ведь помимо кинофильмов нашу идею питала, конечно же, литература. Поэзия, роман «Петербург» и статья Андрея Белого «Ритм как диалектика и «Медный всадник». Исследование» – основополагающие произведения для нашего фильма. Ведь Белый строил свои сборники стихов по принципу их со-звучания: одно вытекало из предыдущего и вело к следующему. Только так их и следует воспринимать. И я хотела сделать то, что было бы созвучно Андрею Белому.

– Вы в области литературы «активный пользователь»!

– (Смеётся.) Да, сейчас я готовлюсь сделать фильм «Фанданго» – по Грину. И есть ещё одна китайская история, которая мне очень интересна, о том, как художник попадает в свою картину. Один из моих любимых авторов – Гофман, чьи произведения я уже делала в кино, и хотелось бы к нему вернуться. Если говорить о цикле «Вечные вариации», то «Маленькие трагедии» к нему близки. Скажем, можно заметить, что мой Скупой рыцарь похож… на Дон Кихота. Это сделано специально. Скупой рыцарь – романтик, мечтатель, он придумал себе жизнь, которой нет.

– А вам приходилось выслушивать упрёки тех, кому ваши трактовки классических произведений не близки?

– Критики спрашивают: «А почему нет пафоса?» Или: «Почему мало диалогов?» Снимать диалоги мне неинтересно, интересно придумывать пластический ряд. Это не игровое кино, когда можно поставить камеру: актёр работает – плёнка идёт… Знаете, изначально хотелось сделать совсем без текста. Мой фильм – не чистая экранизация, это фантазия на тему. Даже не «по мотивам». Это абсолютно разные вещи! Если говорить о современном молодом зрителе, то он часто просто не знает произведений Пушкина, к сожалению. В основном Пушкина у нас читают в школе, а это слишком рано для сознания. Впоследствии у большинства взрослых людей так и не возникает потребности возвращения к этому источнику культуры. Очень хотелось бы, чтобы люди посмотрели фильм, а потом почитали Пушкина…

Беседу вела Арина АБРОСИМОВА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Жизнь и судьба индивидуальности

Киномеханика

Жизнь и судьба индивидуальности

КНИЖНЫЙ РЯД

Свидетель и участник эволюции русской культуры : воспоминания, разыскания, книга в письмах, следственное дело. Книга о Леониде Оболенском. – Челябинск: Творч. лаб. рекламы Enterprise, 2009. – 304 с.: ил., 1000 экз.

С лёгкой руки Аркадия Гайдара все прихотливые, а порой и совершенно фантастические жизненные судьбы, на кои столь драматически изобилен оказался российский ХХ век, получили нечто вроде «общепримиряющей» формулы – «обыкновенная биография в необыкновенное время». Объём событий, испытаний, каких-то ну прямо совершенно литературных – или кинематографических – поворотов, выпавших на долю Леонида Оболенского, в это красивое определение никак не укладывается. Время, конечно, порядком поработало над его биографией, однако назвать её «обыкновенной» не рискнул бы, думается, даже самый отъявленный провиденциалист, не говоря об авторе «Школы» и «Судьбы барабанщика» (с которым, кстати, у героя рецензируемой книги вполне могло быть общее отрочество – они разминулись буквально на год: 9-летний Лёня Оболенский уехал в 1911 году из Арзамаса, поступив в нижегородскую гимназию, а в 1912-м семья 8-летнего Аркаши Голикова прибыла в этот город из… Нижнего; отцы обоих, кроме того, были связаны с социал-демократическими кружками, состояли под надзором полиции).