Газета Завтра Газета - Газета Завтра 441 (19 2002) Страница 25

В.Б. Сегодня царит в обществе культура приблатнённых, чего ты хочешь…Пропало уважение к культуре и у политиков, и у воров, и у бизнесменов. А значит, конец самой культуре, конец нации…

С.Я. Да. Быстро наши “правые” забыли о юридическом определении роли блатных на зоне в солженицынском “Архипелаге”. Ведь блатные зачастую для политических были опаснее вохровцев. Но не вспоминают об этом отвязанные участники телешоу “В нашу гавань заходили корабли”. Словно детишки в садике, ублажают они себя и одураченных зрителей любимыми шансонами, песнями тех, кто обирал, а иногда и убивал их отцов и дедов, сгоняя с нар к параше. В.П.Астафьев со злостью написал, что ему в детдоме загадили головёнку блатной мурой, а вы их на всю страну вместе с Горбачёвым горланите. Культура в услужении у приблатнённого мира. Вот и вся демократия. Вспомни закадычных нижегородских дружков Немцова и Климентьева. Вместе промышляли, кредиты государственные “дербанили”. Одного посадили, а другой, сдав приятеля, политиком стал, любимцем богатых хозяев. Глядя на этих прихватизаторов-демократов, не могу я кидать камни в прошлую эпоху, хотя и хлебнул я тогда всякого. 25 лет был невыездным. Выставки мои открывали во Франции, Италии, Германии, а я даже в Болгарию не имел права выехать. Потом узнал — писали “друзья” со звучными фамилиями. Собирался компромат в кабинете московского партийного царька Гришина. Вешали торговлю музейными ценностями. Да ведь КГБ тогда неплохо на этом фронте работал. Любой маленький повод — и наслушался бы я блатняка на зоне. А на Петровку и Лубянку меня приглашали лишь в качестве эксперта по древнерусской живописи для атрибуции конфискованных у фарцовщиков ценностей. Дошёл я в своём желании разобраться в причинах опалы до верхних этажей всесильной конторы. Сказали, что нет ко мне претензий, но уж больно меня на Старой площади не жалуют (кстати, многие оттуда сейчас у демократов в услужении). Но нашёлся и среди этой гнилой гвардии прекраснодушный человек Сергей Купреев, первый секретарь Бауманского РК КПСС. Против самого Гришина выступил, когда тот вычеркнул меня из списка представленных к званию. Сатрап московский сказал Купрееву: “Ямщикова сажать нужно, а ты звание...” Горжусь я тем званием, ибо получив его, перестал быть невыездным. И премией Ленинского комсомола, и Серебряной медалью Академии художеств дорожу, ведь даны они “за открытие русских икон и портретов XVIII-XIX веков”, а не за холуйство, как принято ныне.

В.Б. Я бы так назвал: происходило в брежневское время то, что я называю постепенной русификацией режима. Думаю, что и перестройка стремительная произошла потому, что наверху те самые или их наследники, кто когда-то делал революцию 17-го года, они-то и почувствовали, что все-таки постепенно, шаг за шагом национальная русская культура становится главенствующей в нашей стране. И многие партработники способствовали этой тихой русификации режима. Уверен, если бы не горбачевско-ельцинский обвал, у нас произошла бы, как в Китае, плавная национализация всего режима.

С.Я. Согласен с тобой. Хватало тогда в стране патриотически думающих руководителей. И в Вологде, и в Пензе, и в моём любимом Пскове. Иван Степанович Густов, когда местные культурные боссы испугались “показывать” выставку “Живопись Древнего Пскова”, с успехом прошедшую в Москве и Ленинграде, ознакомился с экспозицией и твёрдо сказал: “Псковичи писали, и вы обязаны их прославлять, для того и поставлены”.

В.Б. И я думаю, эта постепенная, эволюционная и неизбежная национализация режима, обрусение режима, очевидно, ускорили начало перестройки, надо было антинациональным силам ликвидировать в России зачатки здравых реформ, правильно Максимов с Зиновьевым написали, что целились в коммунизм, а попали в Россию. И, пользуясь теми же Максимовым и Зиновьевым, их борьбой за свободу, те силы, которым не нужна была национальная культура и национальная Россия, постарались уничтожить русскую культуру.

С.Я. За годы своей болезни я перечитал все 70 номеров максимовского "Континента". Максимов был заложником у западных борцов с "империей зла". Они давали ему деньги на издание, а взамен приходилось быть податливым. Половину в "Континенте" напечатанного и в рукописном сборнике нельзя помещать. Обычная графомания, замешанная на антисоветчине. Ради поиска путей к свободе В.Максимов вынужденно шел на компромисс. Сам он писатель милостию Божией и человек глубоко порядочный. Он стал для меня маяком среди рифов наболтанной нам перестройки. Приезжая в Париж, я подолгу беседовал с ним и несколько интервью показал на ЦТ. Он первым почувствовал лживость "демократов", потом ее осознали и Солженицын, и Синявский, и Зиновьев. "Московские нововсти" на специальном "круглом столе" призвали Горбачева не пускать в Россию Максимова, Солженицына и Зиновьева. Где они сейчас, "прорабы перестройки" из-за того стола? "Ленинец" Шатров — в мебельном бизнесе; Егор Яковлев не устает напоминать о своей прошлой подрывной деятельности против столь любимой им компартии. Олег Ефремов подписал то письмо против Максимова, обвиняющее последнего еще и в пьянстве (а он уже много лет ничего не принимал), сам не посмотревшись в зеркало; Михаил Ульянов, другой подписант, свято поверил в перестройку, как он верил и в Хрущева, и в Брежнева, да и потом в Ельцина. Жалко, когда великий актер так близко к огню политическому приближается. Вот его коллега Иван Лапиков, актер великий, не играл в эти бирюльки. Зато сколь прекрасен был и в "Председателе", и в "Рублеве", и в "Они сражались за Родину"! Тихо ушел талантливый актер из жизни, мало кем оплаканный. Вспомни-ка проводы неких коллег его по киношному и театральному цехам, превращенные в дни национального траура. Сейчас с радостью помогаю вдове Ивана создавать музей Лапикова на его родине в Горном Балыклее.

В.Б. Сейчас становится все более ясно, что как бы кто ни относился к самой идее коммунизма, но в советское время была создана великая культура, и большой стиль советской культуры становится общепризнанным достижением мировой цивилизации. Уже нет разницы, кто был за, кто против, — все были в атмосфере этого большого стиля. Все творили, даже ругаясь, одно общее дело. Может, оно и поможет нам выжить в будущем?

С.Я. Сейчас, когда Россия словно скукожилась, мысленно все время возвращаюсь в молодые годы. Мне удалось тогда принять участие в организации 150 самых различных выставок: реставрационных, иконных, портретных. Показывал я и собрания частных коллекционеров, и работы авангардистов, и творчество своих друзей. Выставки эти как бы работали против советской власти. Иконы — против безбожников, портреты дворян и помещиков — прославление крепостной России, личные коллекции — пособничество частному капиталу, да и друзья мои художники отнюдь не конформистами были. Однажды редактор издательского отдела Русского музея, тихий человечек, прозванный почему-то Феофаном, злобно кинул мне: "Вы восхваляете изображенных на портретах, до небес возносите, а они же угнетали народ". А я ему: "Ты не подумал, что сидишь в Михайловском дворце, построенном этими угнетателями. Не будь их, тебе и сидеть негде было бы, да и зарплату не за что получать".

В Петрозаводске каждый месяц давали мне вести часовую телепрограмму в прямом эфире. Рассказывал я о северных иконах, древнем Пскове и Новгороде, знакомил со вновь открытыми русскими художниками. Однажды даже позвонили из местного обкома на студию, чтобы выразить благодарность. Да и зрители на улице благодарственно раскланивались. А сегодня на телевидении процветают вседозволенность, залежалая американская туфта, порнуха, Боря Моисеев. Наши передачи о старых иконах, о блестящих провинциальных портретистах выглядели бы нынче криком динозавра. Зато сколько теперь юмора, сатиры — на весь мир хватит. Я по натуре человек веселый и ох как люблю хороший юмор, особенно из уст людей других профессий. Но когда Хазанова сменяют Петросян — Степаненко, за ними дежурят по стране Жванецкий, Шифрин, Карцев, Арканов, Ширвиндт — имя им легион —это же одесский привоз, а не российское телевидение. Недавно я прочитал в посмертно изданной книге гениального композитора Валерия Гаврилина (кто о нем вспоминает, как и о блестящих поэтах Татьяне Глушковой и Юрии Кузнецове?) следующие строчки: "Развлечения и увеселения — признак ожесточения общества. Чем ожесточеннее общество, тем больше юмора". Это написано в 1977 году. Что бы совестливый композитор сказал сейчас? Первую свою премию по культуре нынешний президент вручил Жванецкому (кстати, В.Гафт куда одареннее и злободневнее). Жванецкий — лучший писатель в стране Пушкина, Гоголя и Достоевского!!! Не пытайтесь, зашедшиеся в нездоровом смехе оппоненты, обвинить меня в квасном патриотизме. В застойные годы моя мастерская, известный на всю Москву "бункер", была клубом, где встречались итальянцы, финны, евреи, эстонцы, американцы, грузины, татары, французы, немцы. Я никогда не отбирал друзей по национальному признаку. Почему же сейчас, когда я говорю, что восторгаюсь неповторимой прозой Распутина, Астафьева, Белова и Шукшина, "продвинутые" брезгливо отворачиваются? Да и в былые времена, когда тысячи людей стояли в очереди на выставку открытого нами талантливого шабловского художника, сказочника и чародея Ефима Честнякова, вроде бы близкий ко мне круг "ценителей" прекрасного не жаловал эти вернисажи своим присутствием. Несказанный свет, пронизывающий воздух честняковских полотен, казался им слишком заземленным и простонародным.