Розарио Минна - Мафия против закона Страница 26

Вот это и есть мафия.

Дело в том, что мафия постоянно говорит о себе в присутствии зрителей. Однако люди, не причастные к мафии, возможно, из-за гипертрофированного отношения сицилийца к своему «я», слишком много внимания уделяют отдельному мафиозо и рассматривают прежде всего деятельность и «подвиги» того или иного главаря. На самом же деле, и об этом уже говорилось ранее, мафия существует только потому, что она является сплоченной группой многих.

Единственным местом, где мафиози публично говорят о мафии, становятся судебные процессы, превращающиеся в трибуну, которую мафия использует для того, чтобы заявить о себе.

Чтобы установить, существуют ли и как действуют группы мафиози, сосредоточившие в своих руках власть внутри этой организации, необходимо выяснить, насколько можно верить тому, о чем говорится на итальянских судебных процессах. Однако здесь огромным, почти непреодолимым препятствием является перевод на итальянский язык того малопонятного сицилийского диалекта, которым пользуются почти все мафиози. Они никогда не говорят, что такое мафия, и поступают так (впрочем, никогда не отрекаясь от мафии, о которой плохо никогда не отзываются) потому, что тот, кто первым заявит о своей причастности к ней, немедленно получит как минимум три года тюрьмы. Мафиози прекрасно знают уголовный процесс Италии и могут говорить часами, чтобы показать, что они умеют противостоять заданным вопросам. Но на процессе можно получить лишь общее представление о положении людей, облеченных властью в мафии.

Итальянские следователи и полиция никогда не считали мафию огромным спрутом с единым мозговым и организационным центром, к чему склонны американцы, которые постоянно говорят об американском профсоюзе организованной преступности и связывают мафию с одним из проявлений американского образа жизни.

Итальянские процессы против мафии дают достаточно определенное представление о ее внутренней структуре.

Все начинается с коски.

Коски, подобно патриархальной семье, из которой они берут свое начало, всегда авторитарны. Коска — единственная структура, которая обладает полной властью над отдельным, входящим в нее мафиозо. Только она определяет виновность отдельного мафиозо, устанавливает степень его ответственности и выносит ему приговор. У каждой коски своя четко ограниченная территория, пределы которой нельзя нарушить по собственной воле. Значение и вес каждой коски зависят от размеров и богатства подвластной ей территории. Между различными косками устанавливаются многообразные отношения: дружеские связи, общие дела, взаимопомощь, проявляющаяся иногда в форме совместной обороны против репрессивных государственных органов; кровные связи, устанавливающиеся через бракосочетания, родство и кумовство. В основе отношений между различными косками лежит уважение, но могут возникать и трения, разногласия и ссоры. Война между косками — это не естественный путь разрешения конфликтов: убийства, вызывающие в обществе большое волнение, составляют лишь 10 % всей преступной деятельности мафии. Разрешение противоречий между косками, как правило, происходит путем переговоров. Если соглашение между ними не достигнуто, за помощью обращаются к беспристрастному судье. Этот судья выбирается из самых влиятельных главарей наиболее богатых, сильных и известных косок. Обычно он избирается в случае особо ожесточенных ссор. Однако право вершить чужие судьбы, время от времени предоставляемое какому-нибудь крупному главарю, не означает для него профессионального занятия и, следовательно, стабильности функций. Постоянные отношения между косками, рассеянными по территории всей страны, в свою очередь разделенной на округа, где правят различные коски, требуют периодически вновь и вновь создавать «примирительные комиссии» на различных встречах или конгрессах представителей и главарей отдельных косок. Это может происходить на провинциальном, областном или даже национальном или международном уровнях. Как и решения отдельного суда мафиози, решения собрания касаются только тех, кто требовал его проведения. Но мафиозо может отказаться исполнить решение, вынесенное по его делу. Приведение приговора в исполнение зависит от его восприятия заинтересованными сторонами или от того, с какой быстротой происходит его исполнение со стороны выигравшего процесс. Тот, кто стрелял первым, побеждает, потому что на деле доказывает, что он является более сильным. Суд совсем не обязательно должен заканчиваться вынесением обвинительного приговора. Он может предложить спорящим сторонам пойти на мировую, предложить свободную территорию, новый вид деятельности и т. д. Но всегда остается неизменным принцип, согласно которому ничто не может ограничивать свободу решений, принимаемых отдельной коской или отдельным мафиозо.

Такова структура мафии, управляемой сегодня «комиссией» под «председательством» «дона» Тано Бадаламенти, как об этом сообщалось в донесении, подписанном совместно карабинерами и палермской квестурой 6 июня 1971 года. По утверждению полиции, эти сведения исходили из «достоверного источника», или, если пользоваться полицейским жаргоном, получены от человека, который значительно отличается от «конфиденциального источника», являющегося просто-напросто заурядным доносчиком. Согласно другим источникам, эта «комиссия» называется «теневым трибуналом», и, возможно, ее название отражает саркастическое отношение мафии к парламентской Комиссии по борьбе с мафией («Антимафии»), деятельность которой тем не менее в 1971 году представляла для мафии большую опасность.

При описании внутренней структуры мафии на итальянских судебных процессах начисто затушевывается любая связь между мафией и политической властью той общественной среды, в которой мафия действует. А это очень серьезный пробел.

Несмотря на некоторые ошибки и неточности, информация о структуре власти в этой преступной организации, всплывающая на судебных процессах, имеет и свою ценность: нам вновь напоминают об архаических обрядах и дедовских обычаях, как, например, «верности слову», которой отмечена каждая минута в жизни мафии, или таких отголосках публичного права средневекового общества (когда существовала выражавшаяся в особых обрядах персональная покорность вождю, чья власть прерывалась лишь с его смертью), которые, возможно, еще и сейчас проявляются в некоторых народных обычаях.

Существует документ, составленный недавно и имеющий отношение исключительно к сельской мафии, то есть к старой мафии, заслуживающий того, чтобы внимательно с ним ознакомиться. «29 марта 1974 года Витале Леонардо, он же Франческо Паоло, подозреваемый в совершении похищения человека с целью выкупа, а именно Кассина Лучиано, явился в отделение местной мобильной полиции и сделал добровольное признание, касающееся некоторых громких уголовных преступлений, совершенных в Палермо с 1960 по 1973 год». Витале обвинил себя и еще несколько других мафиози, среди которых был и его дядя, в совершении четырех убийств, трех покушений на убийство, а также в большом числе вымогательств, истреблении имущества, поджогах и т. д. В частности, выяснилось, что убийства были совершены 15 октября 1960 года (тогда Витале было 19 лет), 12 марта 1969 года, 17 января 1971 года и 26 января 1972 года, то есть все они произошли задолго до того, как Витале решил заговорить. Одно из них было даже зафиксировано за 14 лет до явки Витале с повинной. Проводившие экспертизу врачи утверждали, что Леонардо Витале был шизоидным типом, но что сделанные им заявления заслуживают доверия. Существовало предположение, что именно прогрессирование болезни толкнуло его на признание. Витале с мельчайшими подробностями рассказал обстоятельства убийства, а затем объяснил мотивы преступлений: первая жертва была убита в наказание, потому что дядя Витале обвинил того человека в том, что он доносчик, за что и получил от него публичную пощечину; вторая жертва купила право на «аренду, не спросив разрешения», и Витале, девятнадцатилетнему юноше, было поручено убрать этого человека и таким образом стать полноправным членом мафии; третья поплатилась за то, что занималась кражами у мафиози, четвертой оказался сын строительного подрядчика, оказавший сопротивление своим похитителям, и мафиози решили убить его, чтобы не быть опознанными потерпевшим. «Но, как заявил Витале, “он сам искал смерти”», а убийцы, напротив, испытывали угрызения совести и сожаление. Полиция и прокурор поверили Витале, так как описание мельчайших деталей убийств, о которых рассказывали невольные свидетели преступлений, и предметов, найденных на месте убийства, целиком совпадало с тем, о чем годы спустя сообщил Витале. Он признавался и в таких преступлениях, как вымогательства, о которых никто никогда не заявлял в полицию, о покушениях на убийство, совершенных против мафиози из других семей. Однако эти заявления прокурор не стал расследовать, потому что жертвы, и в особенности мафиози, которые подвергались опасности, отрицали решительно все, и не нашлось никаких объективных данных, которые могли бы опровергнуть их утверждения.