Федор Раззаков - Марина Влади и Высоцкий. Француженка и бард Страница 26

На семейную чету Высоцкий — Влади была возложена почетная миссия — под видом туристов быть агентами советского влияния в среде западного истеблишмента, причем не только французского. Это было своеобразным ответом КГБ на возросшую активность западных «туристов», которые агентурили в СССР в пользу Запада. Об этих «туристах», кстати, сказал в своем докладе Андропов на апрельском 1973 года Пленуме ЦК КПСС, где его и избрали в члены Политбюро. Отметим, что, выдвигая его кандидатуру в этом качестве, Брежнев произнес о нем проникновенную речь, сделав специальное отступление в своем докладе. Вот как это выглядит в изложении А. Черняева:

«Встречали его (Андропова. — Авт.) тепло, особенно после отступления от текста, которое сделал в своем докладе Брежнев в адрес Андропова и КГБ: в том смысле, что это — огромная помощь Политбюро во внешней политике, что, если обычно думают, что КГБ — это значит только кого-то хватать и сажать, то глубоко ошибаются. КГБ — это прежде всего огромная и опасная загранработа. И надо обладать способностями и характером… Не каждый может… не продать, не предать, устоять перед соблазнами. Это вам не так, чтобы… с чистенькими ручками (и провел ладонью по ладони)…».

В феврале 1973 года Высоцкому подняли зарплату в театре — «дотянули» ее до 150 рублей. Неплохие деньги, учитывая, что у нашего героя не было никакого официального звания, в то время как его коллеги со званиями, например, В. Золотухин, А. Демидова, имели зарплату всего на 15 рублей больше. Впрочем, для Высоцкого эти неплохие деньги смехотворны — он за один концерт имеет возможность зарабатывать свою новую ежемесячную зарплату. Что, собственно, и было подтверждено им в том же феврале, когда он отправился с короткими, на 5 дней, но максимально продуктивными по части заработка гастролями в Новокузнецк.

Поездка была незапланированной: просто в тамошнем драмтеатре имени Орджоникидзе горел план после того, как оттуда ушли три ведущих актера, и руководство театра, чтобы выплатить труппе зарплату, выбило под это дело Высоцкого, который неизменно собирал аншлаги. И действительно, его приезд вызвал такой небывалый ажиотаж в городе, что все билеты на его концерты были раскуплены еще за несколько дней до начала гастролей.

Уже на следующий день после приезда, 4 февраля, Высоцкий дал четыре (!) концерта — в 12, 15, 18 и 21 час. В следующие два дня — еще восемь концертов, по четыре в день. 8 февраля от столь напряженного графика у Высоцкого лопнул сосуд в горле, но концерты он провел, правда, за кулисами дежурил врач. Уже очень скоро эти гастроли послужат основой для громкой пиар-акции, устроенной КГБ с целью лишний раз создать вокруг Высоцкого ореол диссидента под западные стандарты. Предшествовали же этой «легализации» следующие события.

Во второй половине февраля Высоцкий был занят оформлением документов для своего первого в жизни выезда за границу. Как пел он сам в одной из своих песен, «Не затем, что приспичило мне, — просто время приспело…». Время действительно приспело — на носу была разрядка международной напряженности, которая, как уже отмечалось, открывала широкие возможности перед Международным отделом ЦК КПСС и КГБ в деле активизации своих операций на Западе. Впрочем, это был обоюдный процесс: то же самое собирались делать и соответствующие западные структуры в отношении СССР, и паре Высоцкий — Влади в этих мероприятиях отводилась весьма значительная роль. По словам Высоцкого, «Спать ложусь я — вроде пешки, просыпаюся — ферзем!» (1972).

На момент прихода Андропова на Лубянку (1967) его ведомство на зарубежном направлении имело чуть меньше широких полномочий, чем Международный отдел ЦК КПСС, которым руководил Борис Пономарев. Например, КГБ было несколько ограничено в своих возможностях вербовать агентуру в среде восточных и западных компартий, в то время как «международники» в этом деле были абсолютно не стеснены; чаще всего чекистов использовали как курьеров — они возили деньги восточным и западным компартиям. Однако уже в начале 70-х из-за серьезных разногласий с западноевропейскими соратниками Брежнев разрешил Андропову расширить агентурную работу в зарубежных компартиях. И ведущим направлением в этом процессе было французское, а не, к примеру, испанское или итальянское. Ведь Франция еще при Шарле де Голле, в 1966 году, вышла из военной структуры блока НАТО — не без активного закулисного влияния КГБ, однако продолжала оставаться его политической составляющей.

В 1969 году к власти в Елисейском дворце пришел Жорж Помпиду, который взялся налаживать отношения со своими соседями — в частности, с Великобританией. В итоге 1 января 1973 года последовало расширение Европейского Экономического Сообщества: благодаря стараниям Франции Великобритания вошла в ЕЭС. Это сильно напрягло Москву, которая всегда относилась к Общему рынку как к своему главному экономическому конкуренту. Поэтому операции ПГУ в Европе по линиям политического и экономического шпионажа с первой половины 70-х стали заметно возрастать. И Франция, где КГБ давно пустил глубокие корни, проникнув во многие властные структуры, а также в ряды эмиграции, была главным плацдармом советского шпионажа в Западной Европе. Именно отсюда тянулись нити ко многим операциям КГБ в этом регионе.

Между тем с конца 60-х во французской экономике сложилась весьма благоприятная конъюнктура, которая продержалась несколько лет, когда ежегодные темпы роста валового национального продукта были выше, чем в других высокоразвитых капиталистических странах. В итоге к 1973 году Франция по объему экспорта догнала Японию и стала третьим после США и ФРГ мировым экспортером в капиталистическом мире. Этот рывок позволил руководству страны значительно повысить свой рейтинг доверия у населения, в том числе и у многомиллионной армии рабочего класса, отобрав очки у левых партий — Социалистической и Коммунистической. Чтобы вернуть себе утраченное, левые решили объединиться. Именно под это объединение в ФКП в 1972 году сменился лидер: вместо Вальдека Роше, который руководил партией с 1964 года, к власти пришел Жорж Марше, который с 1970 года являлся заместителем Генерального секретаря, а Роше был отодвинут на декоративный пост почетного председателя ФКП.

Кстати, смена «пажеского караула» происходила при весьма анекдотических обстоятельствах. Дело в том, что первоначально Роше должен был сменить другой человек, у которого была весьма неблагозвучная для русского уха фамилия — Жан Гондон. Естественно, когда об этом стало известно в Москве, там схватились за голову: можно себе представить, как комично могли выглядеть описания встреч Брежнева с новым руководителем ФКП в советских СМИ. Короче, Кремль самым категорическим образом настоял на том, чтобы руководителем ФКП был выбран другой человек. При этом повод был придуман следующий: дескать, Жан Гондон является отпрыском графского рода, который до сих пор владеет историческим замком в городке Сент-Гондон в департаменте Луаре. В итоге к руководству ФКП был приведен Жорж Марше.

Здесь интересы КГБ и Международного отдела ЦК КПСС опять разошлись. Дело в том, что на Лубянке были подозрения, что Марше в годы войны сотрудничал с фашистами — в течение года он жил на оккупированной немцами территории и работал на одном из их предприятий, поэтому чекисты были против его кандидатуры как генсека. Но «международники» убедили Брежнева, что эта информация недостоверна.

В июне 72-го левыми партиями Франции был подписан объединительный пакт, с которым они должны были пойти на мартовские выборы следующего года. Свои подписи под ним поставили три партийных лидера: Ж. Марше (ФКП), Ф. Миттеран (ФСП) и Р. Фабр (ДЛР — Движение левых радикалов). Затем началась предвыборная гонка, во время которой ФКП оказалась в трудном положении.

Во-первых, против нее направили свои атаки правящие партии, во-вторых, с ними заодно порой выступала и ФСП, поскольку была заинтересована в ослаблении позиций коммунистов: как говорится, дружба дружбой, а табачок врозь. Главной фишкой этих атак были обвинения ФКП в том, что она является не самостоятельной партией, а филиалом КПСС. Дескать, поэтому в августе 68-го ее руководство испугалось осудить Москву за ввод войск в ЧССР, выполняя волю Кремля. Эти обвинения, во многом справедливые, о чем может свидетельствовать хотя бы история с выборами Марше, были поданы таким образом, что многие французы в них поверили. В итоге результаты выборов оказались за социалистами. Несмотря на то, что за ФКП проголосовало 5 миллионов человек (21,25 % избирателей), а за ФСП — 4 миллиона 580 тысяч (18,8 %), по сравнению с итогами выборов в 1968 году успех сопутствовал социалистам: прирост голосов у них оказался большим, чем у коммунистов.

Обо всех этих перипетиях предвыборной борьбы докладывали в Москву аналитики резидентуры КГБ в Париже; они же самым положительным образом оценивали возможный приезд туда Высоцкого в ореоле советского полудиссидента. Андропов все это учел, что и стало еще одним важным мотивом для того, чтобы подключить Высоцкого к идеологическим операциям. Ситуация для этого складывалась крайне благоприятная. Приезд полузапрещенного Высоцкого должен был символизировать тот самый демократизм советского режима, в признании которого ему так истово отказывали критики Французской компартии. Ведь буквально следом за Высоцким, в июне, во Францию с официальным визитом должен был приехать сам Брежнев, который вовсе не был заинтересован в том, чтобы та же ФСП устроила ему обструкцию как душителю свобод.