Борис Ложкин - Четвертая республика: Почему Европе нужна Украина, а Украине – Европа Страница 26

2005–2008 годы — период экономического бума. Капитализация практически всех активов стремительно росла, что лишь увеличивало финансовую и политическую мощь олигархических групп.

Переломный момент наступил осенью 2008 года. Глобальный финансовый кризис нанес по украинской экономике и по капитанам индустрии мощный удар. Его последствия олигархические империи испытывают до сих пор. Они устояли — как боксер, отправленный в глубокий нокдаун, — и в 2010–2012 годы даже вступили в пору своего позднего расцвета. Но это был расцвет перед окончательным увяданием.

Олигарх по натуре своей хищник. Когда собственность валялась под ногами, наиболее изворотливые, наиболее сильные разобрали себе самые большие куски мяса — советские промышленные гиганты. Во многих случаях им удалось удержать эти предприятия на плаву, наладить экспорт, снизить издержки. Но в глобальной конкурентной борьбе действуют совсем другие правила, чем в переходной экономике. Тяжелая промышленность, послужившая источником капитала для олигархов, становится все менее и менее привлекательной: за последние пару десятилетий Китай построил столько металлургических заводов, что возник резонный вопрос: а останется ли вообще украинским сталеварам место на глобальном рынке?

Изменение мировой конъюнктуры поставило под сомнение способность олигархов эффективно управлять своими компаниями, работая на долгосрочную перспективу. Желудки большинства наших хищников оказались не в состоянии переварить свою добычу. Их трудно в этом винить. Если вы получили свой первый большой актив, который приносит баснословную отдачу, за смехотворную цену, то вы скорей всего будете и дальше стараться действовать в том же духе.

Слышал версию, будто Президент нанял меня на работу главным коммуникатором с олигархами. Это, конечно, не так. Круг моих обязанностей куда шире. Но работа с крупнейшими бизнесменами страны входила в него изначально. В первые месяцы президентства Петра Порошенко речь шла главным образом о ситуации в восточных областях страны.

52-летний совладелец группы «Приват» Игорь Коломойский сыграл большую роль в противодействии российской агрессии на Востоке. 2 марта 2014 года исполняющий обязанности президента Украины Александр Турчинов назначил его губернатором Днепропетровской области. Днепропетровск стал опорным центром сопротивления сепаратизму. Новый губернатор быстро и жестко пресек деятельность всех антиукраинских групп и начал создавать отряды для защиты региона. После начала антитеррористической операции в Днепре (так называют город его жители) развернулся логистический центр всей восточной группировки украинской армии.

Разногласия с днепропетровской командой начали выходить на поверхность, когда в повестку дня центральной власти вошла деолигархизация.

Вспоминаю разговор с Коломойским, который был категорически против принятия закона, который ограничил бы его влияние в крупнейшей нефтяной компании страны — «Укрнафте» (выручка в 2014 году — 27,9 млрд гривен, примерно $2,5 млрд). Контрольным пакетом акций «Укрнафты» владеет государство в лице «Нафтогаза». Но фактический контроль над компанией до недавнего времени сохранял Коломойский с партнерами, владеющие примерно 43 % ее акций.

Не бывает бедных нефтяников, но «Укрнафта» — это типичный пример бедной нефтяной компании. Государство годами не могло получить причитающиеся ему дивиденды. Впоследствии выяснилось, что генеральный директор компании, работавший в ней до лета 2015 года бельгиец Петер Ванхеке, получал дополнительные выплаты от бенефициаров группы «Приват»[42].

Восстановление государственного контроля над компанией было одним из лейтмотивов коалиционного соглашения, заключенного победителями парламентских выборов в декабре 2014 года.

Позиция правительства в диалоге с Коломойским выглядела следующим образом. Есть два партнера — государство и частный бизнесмен, владеющий более 40 % акций государственной компании. Государство, владеющее контрольным пакетом, должно иметь возможность: а) созвать собрание акционеров, б) сменить менеджмент.

Опасения Коломойского было нетрудно понять. Доля в «Укрнафте» не единственный актив группы «Приват» в нефтегазовом бизнесе. Группа владеет единственным работающим в Украине крупным нефтеперерабатывающим заводом. Что если государство (что бы мы в данном случае ни понимали под этим термином), приведет в «Укрнафту» неадекватных менеджеров, которые перекроют группе «Приват» кислород и сами начнут грабить компанию?

Я предлагал Коломойскому исходить из того, что государство и его группа — два нормальных, законопослушных европейских партнера. К тому же тот факт, что государство, владеющее контрольным пакетом, не может созвать общее собрание акционеров, плохо влияет на общий инвестиционный климат в Украине. Получается, что такого же права лишены владельцы 50 % + 1 всех остальных предприятий.

19 марта 2015 года правительство отстранило менеджера, которого связывали с Коломойским, от руководства компании «Укртранснафта» — монопольного оператора системы магистральных нефтепроводов, на 100 % принадлежащего государственному «Нафтогазу». Часов в десять вечера Коломойский позвонил мне со словами:

— Со мной 150 человек, едем в «Укртранснафту» вызволять руководителя, там какой-то беспредел творится.

Я уже был в курсе того, что в компании происходят бурные события. Один из народных депутатов рассказал мне, что видел у здания «Укртранснефти» полсотни крепких парней с чехлами для теннисных ракеток, в которых носят автоматы.

В интонации Коломойского был какой-то кураж. Вскоре после нашего разговора он публично оскорбил журналиста радио «Свободы».

Когда в ту ночь Коломойский появился в администрации, он был все так же возбужден, но ни в его словах, ни в его поведении я не увидел однозначной уверенности в правоте собственных действий. То ли у него скребло на душе из-за оскорбления журналиста, то ли он понимал, что ситуация в целом вышла за рамки приличий. Похоже, в тот момент он просто не осознавал, что время революционного насилия закончилось. Это был сигнал о том, что государство возвращает себе монополию на насилие.

В ходе нескольких встреч Коломойскому было прямо сказано, что оставаться губернатором он больше не может. Если он снова становится бизнесменом, государство будет поддерживать его в этом качестве как внутри страны, так и за ее пределами — как и любого другого украинского бизнесмена. Никто не собирается отнимать у него законно нажитую собственность. Но если он и его команда решит бороться за власть насильственным путем, то вся ответственность за последствия будет полностью на них.

Считаю, что дипломатический метод показал тогда свою эффективность. Мы разрядили обстановку на несколько месяцев. Новый закон об акционерных обществах позволил сменить руководство «Укрнафты». Летом наблюдательный совет компании нашел нового гендиректора, опытного британца Марка Роллинза. Осенью «Укрнафта» начала погашать долги перед государством.

Открытое противостояние невыгодно не только власти, оно невыгодно и нашим оппонентам. Главный риск открытого конфликта в том, что страна погрузится в хаос. Это ударит не только по власти, но и по бизнесу любого крупного предпринимателя, решившего сыграть в такую игру.

В конце лета до меня стала доходить информация, что днепропетровская команда готовится пойти ва-банк. Мол, Коломойский договорился с «младшими» фракциями правящей коалиции, Ринатом Ахметовым, с кем-то в правительстве и приступил к реализации нехитрой стратегии — смены власти. Люди, которых связывают с Коломойским, создали ультрапатриотическую партию «Укроп» и начали раскачивать ситуацию с помощью массовых акций.

Размышляя над этим сценарием, я спрашивал себя: понимает ли Коломойский, что, даже если ему удастся снести ненавистную ему власть, он поставит под сомнение и само существование страны. Хаос — благоприятная среда для динамичных и агрессивных групп, но в ситуации безвластия и анархии невозможно заранее предсказать, кто окажется охотником, а кто — жертвой. С Украиной эту группу, если присмотреться, связывает не так много: «Укрнафта» при нынешних ценах на нефть не представляет такой ценности, как прежде, «Приватбанк», о многомиллиардном IPO которого Коломойский и его основной партнер Геннадий Боголюбов подумывали в спокойные времена, в разгар банковского кризиса тоже не выглядел сверхценным активом — НБУ настойчиво побуждал собственников вкладывать деньги в его докапитализацию.

Во время весеннего обострения отношений я неоднократно говорил Коломойскому и Боголюбову, что они должны определиться, кто они — власть или бизнес. У многих тогда сложилось впечатление, что Коломойский решил, что он является самостоятельным, не зависящим ни от кого центром власти в стране. С этим государство мириться не могло.