Дмитрий Коваленин - Коро-коро Сделано в Хиппонии Страница 26

Неизвестные представители японского народа дарят подарки.

Свершилось.

Выйдя из храма, Борис потягивается и с удовольствием, смакуя слова, произносит на пробу:

— Мы, синтоисты…

Внутренний двор храма Ясака, Киото, март 1999 г.

Обратившись в язычество, идем шататься по Киото. Ближайшая цель — по серпантину торговых улочек постепенно взобраться на гору в центре города.

В отличие от Нары, в Киото уже не чувствуется той пронзительной святости — здесь Япония несколько другая, открыточно-туристическая, уверенно соблазняющая гостей с гордостью гейши — и с ее же профессиональным успехом.

— Ну вот, группа уже полуодета!.. — приговаривает довольный Борис, выныривая из очередной лавки с охапкой юката — легких мужских кимоно, расписанных драконами и иероглифами.

Торговые улочки Киото, март 1999 г.

По кипящим-кричащим квартальчикам поднимаемся все выше, как вдруг суета и гвалт обрываются. Вершина горы встречает нас воротами Храма Чистой Воды (Киёмидзу-дэра), с чьих террас и балконов взгляду распахивается один из самых фантастических видов древней столицы.

Как лицо ответственное, не могу не заявить: с этим Гребенщиковым совершенно невозможно бродить по святым местам! Каждые пять минут приходится бегать, сталкиваясь лбом со всеми подряд и пытаясь вычислить, где его видели последний раз и куда он опять завалился-замолился. Как дитё малое — никаких навыков передвижения единой группой.

Храм построен на высоченных стропилах, и, когда стоишь на балконе, под ногами распахивается такая пропасть, что дух захватывает от страха и красотищи одновременно.

На балконах храма Киёмидзу, март 1999 г.

Тикако тут же рассказывает нам, что у японцев есть поговорка для описания особого состояния души: принимая какое-то крутое и бесповоротное решение, способное перевернуть жизнь, ты «прыгаешь с балкона Киёмидзу-дэра».

Еще раз смотрим вниз. Дык!..

Спускаемся по другой стороне горы и пробуем на вкус Живую Воду. Ожив, отправляемся медитировать.

Медитируют в Японии много и со смаком. Причем где угодно. Например, в переполненных электричках. Или во время назойливых землетрясеньиц в 2–3 балла, где бы они вас ни застали.

В минуты же мирного существования, захотев взлететь над суетой, вы всегда можете отправиться в храм, который занимается производством дзэна для нужд населения как минимум сотню-другую лет. А уж если вы при этом случайно оказались в Киото — вам уже не нужно задумываться, куда за этим идти.

Одним из генеральных навигаторов всеобщего просветления в Японии издревле считается «Храм Спящего Дракона» (Рёандзи) — с его Садом-головоломкой, о который обтесывали свои коаны десятки поколений дзэнских мудрецов. Длинный четырехугольный сад можно обозревать только с одной стороны. Каждое утро монахи «расчесывают» его гравий специальными граблями, нагоняя на эту модель Космоса очередную неповторимую волну. Пятнадцать камней разной величины разбросаны гигантской небрежной Рукой в якобы хаотическом беспорядке. Но в том-то и весь фокус. Хаос хаосом — а откуда ни смотри, с любой точки можно узреть лишь четырнадцать камней. Какой-то один всегда остается спрятанным за другими.

— Что бы это значило? — спросите вы.

Вопрос поставлен неправильно.

Думайте, монахи, дубинкой вам по хребту.

По деревянному полу долгих храмовых коридоров гуляем босиком, чуя пятками застывшее Время. Прихрамовые сады Рёандзи — тема для отдельного коана. Словами это не выразить никак — все смолкают, и для эмоций остаются лишь жесты.

Сад Камней храма Рёандзи, Киото, март 1999 г.

Токио, 7 марта

Перво-наперво воздадим хвалу Коту. Поклонимся ему, Косте Савенкову, закрывшему грудью эту амбразуру. Собирался он всего лишь сделать запись на MD. Пришлось же ему делать звук всего концерта, потому что обещанный японский звукооператор предпочел остаться миражом, а девица, которую нам попытались всучить в этом качестве, даже не знала слова «звукосниматель». До концерта оставалось два часа — и наш доблестный, бесстрашный Кот ринулся воевать с огромным, усеянным иероглифами пультом, пока Вадька у микрофона усердно дул в свою гармошку. Час прошел в экспериментах, увенчавшихся некоторым успехом — из колонок пошел звук, хоть и очень плохой. Неизвестно, что бы мы делали дальше, если бы на исходе этого часа не появился сам Гребенщиков — только что из театра Кабуки. Взяв пару аккордов и услыхав, во что они превратились, он спрыгнул со сцены, взлетел птицей в операторскую — и за считаные секунды все отрегулировал. Профессионал!..

Но Кот, как и положено, не отрывался от пульта весь концерт и сумел добиться отменного звука практически на всех песнях. Навалившаяся ответственность стоила ему немалого числа нервных клеток — пусть даже на его круглой роже это и не отпечаталось.

Десять минут до начала концерта. Борис курит в гримерке. Задает вопрос: что такое Ёшивара?

— Это знаменитый «веселый квартал» в средневековом Токио, — отвечаю я.

— Ага! Это мне подходит! — говорит Борис и записывает что-то на листочек.

— Только не «Ёшивара», а «Ёсивара», — добавляю я осторожно. — Есть определенные правила русской транслитерации…

— На русский язык мне наплевать.

«Вот тебе и на…» — думаю я.

Пять минут до начала. Я у сцены, беседую с кем-то из публики. Вдруг из-за кулис выбегает Коваленин, машет руками, таращит глаза и орет:

— Вадька! Он слова забыл! «Что ж ты смотришь, как…» КТО?!

— Совой, — отвечаю я.

— Спасибо, — доносится из гримерки.

Пора начинать. Коваленин рвется на сцену толкнуть речь о том, что во всей японской истории не случалось такого скопления русских в одном месте. Я ловлю его за ногу и умоляю быть лаконичнее. Он вырывается из моих объятий и попадает-таки к микрофону. Там он напускает на себя важный вид и просит публику не присылать записок типа «передайте привет Коле». Надо сказать, кстати, что публика намотала инструкцию на ус и передавала привет Коле прямо со своих мест, в устной форме.

Выговорившись, Митька впускает на сцену Гребенщикова. Борис выходит, опускается на стул и говорит:

— Мне даже сложно передать, как я счастлив, что после долгих лет попыток попасть в Японию я наконец сюда попал. Огромное вам спасибо.

Фанатов и летописцев отсылаем к более-менее подробной стенограмме концерта со списком всех исполненных песен. Для людей попроще и скажем просто: это было очень здорово.

Записка: «Глубокоуважаемый БГ, я японка и хочу вам задать вопрос про буддизм и Японию. Как вы восприняли буддийские храмы в Киото и Нара? Почувствовали ли связь между этими храмами и японцами, которые их посещают? Вопрос задан потому, что мы, среднестатистические японцы, как правило, вспоминаем о буддизме тогда, когда кого-то провожаем в последний путь или на очередных годовщинах родственников приглашаем буддийского священника».

Ответ:

— Вы знаете, может быть, я очень недолго в Японии, но для меня Япония и люди, которые ее населяют, то есть японцы, — пока одно и то же. Надеюсь, что так оно и останется. Я не вижу грани, которая отделяла бы одно от другого. Так много веков культуры, которая все-таки очень сильно замешана на буддизме — хотели бы вы того или не хотели — не могут не влиять. Как в России православные, если их хорошенько копнуть — они быстренько побегут в церковь, когда их прижмет. И с японцами, я думаю, то же самое. И синтоизм, и буддизм — они в крови, и слава богу. Для меня не было никакого контраста между людьми, которые находятся в храмах, и самими храмами. А все это в сумме производит, конечно, совершенно потрясающее впечатление. Япония — наверное, одна из самых красивых стран, которые я вообще видел в жизни. Если не самая красивая. Дайте мне немножко побольше времени, и я скажу точно. Но пока я влюбился очень сильно.

Записка: «Будет ли Япония фигурировать в ближайших альбомах?»

Ответ:

— Знаете, мне самому это очень интересно. Будем ждать следующего альбома.

Токио, 7–8 марта

— Ну согласись, Боря, вообще не показать тебе Токио было бы просто нечестно… — словно оправдываясь, сказал Вадька в такси. Борис нехотя согласился.

В Токио, одном из самых больших городов мира, процент коренных жителей до смешного мал. Средний токиец — это человек, который переселяется сюда после вуза, делает карьеру и уезжает доживать старость в места подешевле и поспокойнее. Сюда хорошо «наведываться» — на выходные, в Диснейленд, на ЭКСПО, на Гребенщикова. Жить здесь долго чревато дичайшим стрессом. Количество информации, проходящей ежедневно через голову, превышает все физические пределы — и в итоге голова начинает ощущать себя помойной ямой, которую вычистить невозможно, пока не уедешь из этого города навсегда.