Газета День Литературы - Газета День Литературы # 145 (2008 9) Страница 26

Рассказы движутся в сторону притчевости. Каждое слово, каждый образ предельно концентрированный. Это особенно важно сейчас, когда слово заметно потеряло свою силу, растратило энергию. Слов высказано столько, что их значимость практически не ощущается. Причём чаще слово не направлено на кого-то ещё, оно практически не подразумевает иного воспринимающего, чем сам говорящий. Слово становится метафорой, его сила замыкается лишь на субъективном личном опыте человека, для других оно становится пустым набором звуков. Карасёв относится к слову с предельным и бескомпромиссным максимализмом.

На мой взгляд, из настоящих удач последних лет можно выделить три книги рассказов: "Вожделение" Дмитрия Новикова, "Грех" Захара Прилепина и "Чеченские рассказы" Александра Карасёва. А это уже тенденция…

Денис КОВАЛЕНКО ...НУ О-ОЧЕНЬ "ЛЖИВЫЙ ОБРАЗ"

Горе вам, книжникам и фарисеям, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мёртвых и всякой нечистоты; так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония.

от Матфея (23:27)

Сперва я думал этим эпизодом заключить статью, но как-то так вышло, что начну именно с него. А эпизодик, в сущности, и невелик, но, думаю, характерен. Фёдор Михайлович в своём "Дневнике писателя" даже удивлённо заметил, что некий замечательный столичный журналист в не менее замечательной столичной газете стал убеждать читателя, что г-н Достоевский очень не любит маленьких детей; и в доказательство этой нелюбви целиком поместил в газете рассказ г-на Достоевского "Мальчик у Христа на ёлке" (это коротенькая история о мальчике, который в Рождество вышел из подвала, где только что умерла его мама; идёт по праздничному Петербургу, очень ему есть хочется и очень ему холодно. А его все гонят, потому что праздник, и не до него всем. Мальчик заходит во двор, забивается в дрова; ему становится тепло, он замерзает и попадает к Христу на ёлку, где собрались все-все-все бедные, заморенные голодом, замёрзшие, замученные маленькие мальчики и девочки и их мамы). Я, к слову, вполне понимаю того замечательного журналиста: ну в самом деле, писатель, который вместо того, чтобы в своём рассказе накормить мальчика, обогреть, приютить его в благороднейшем доме, дать ему воспитание и сотворить из него достойного россиянина и патриота, взял его и заморозил. Подлец, мучитель детей – не иначе. О какой здесь любви можно и говорить? И с той же замечательностью я понимаю г-на Жука, человека, видно, о-очень православного, столь возмутившегося этим сатанинским фильмом "Остров", где в тихом пасторальном северном монастыре заправляет всем одержимый бесом сатанист Анатолий. (Иван ЖУК. Остров псевдоспасения. "День литературы" №6-2008.) И в самом деле, всего лишь подросток (правда, не совсем понятно, почему Жук упрямо называет уже взрослого – на вид лет тридцати – человека, кочегара угольной баржи, мальчиком и подростком, называет с какой-то бендеровской упрямостью. Впрочем, в контексте статьи Жука иначе и быть не может – именно мальчишка, но об этом чуть позже) и этот подросток всего лишь смалодушничал – с кем не бывает. Его выбрасывает на остров; причём, никакой "СВОБОДЫ ВОЛИ", выбросили мальчика, и всё. Его подбирают монахи, ещё те ребята – могли бы и объяснить ребёнку о свободе воли! И этот мальчик, этот паразит, тридцать лет неизвестно чем там на острове занимался, кому-то там поклонялся и от кого-то силы черпал, вырос и… давай чудеса творить. Возмутительно! Лечит там всех направо и налево, на иконы не молится, чай пьёт с сахаром (!), а сам непонятно кто, даже не монах. Да ещё на угле спит! Настоятеля не слушает! Хамит там всем направо и налево (под юродивого, гаденыш сатанинский, подделывается!). Но мы сорвём с него эту личину бесовскую, мы у него хвостик-то отыщем, мы ему этот хвост так накрутим, так ему рога пообломаем! Будет знать, как без разрешения добро творить – вместе со своим евангелистом Лунгиным – да как народ правоверный (извините, православный) смущать! Даже патриарха надули… ввели старичка в заблуждение, что он даже их поганый фильм благословил. Но остались ещё прозорливые люди, они-то всё разглядели – и вывели вас таки на чистую воду.

Вполне понятное желание. Правда, не новое. В свое время о.Ферапонт тоже чертей из кельи старца Зосимы гонял – желание благородное и… очень соблазнительное – чертей-то погонять; лжемессию на кресте распять, поблагодарить Б-га: спасибо, что я лучше этого мытаря. Вообще, желание обличить, быть лучше кого-то – желание вполне человеческое, только… оно как-то не вяжется с православием – со смирением. Есть такой Святой, Антоний, погребённый в Киево-Печерской лавре (вот где бы развернуться праведному гневу г-на Жука. Тут даже и не "лжесмирение" не какой-то там ящик, тут… ого-го что!). Так вот, этот Святой молил Бога, чтоб люди не нашли его костей, чтобы в гроб его не положили (вот где "сатанизм"-то, г-н Жук, да ещё какой!) и чтобы не поклонялись его костям! Господь услышал, и только Святой Антоний умер, завалил его келью. До сих пор откопать не могут.

Вообще, порой очень трудно для некоторых людей понять все эти странные выходки наших Святых отцов. Сам факт, что Святые отцы оплакивали свои добродетели и даже за великий грех их почитали – ну куда такое годится?! Надо наоборот – как у католиков или иудеев (а католики, они, по-моему, секта иудейская, не так ли, г-н Жук?) – каждую свою добродетель в блокнотик заносить и плюсик ставить, чтоб потом быть поприближённее.

(Пора бы уже и к фильму подойти, но ещё один эпизодик приведу.)

Есть такое в древнерусской литературе малюсенькое произведение "Слово о бражнике, како вниде в рай", где, проще говоря, алкоголик, когда помер, подошёл к воротам рая и стал стучаться, чтоб его впустили. И апостолы Пётр и Павел, и цари Давид и Соломон, и прочие святые и богословы не пускали его: чтобы алкашу! да в рай! А он, паразит такой, всех посрамил: один Христа предал, другой святых камнями бил, третий с женой чужой спал, и проч., и проч. А он только пьянь и больше ничего. Впустили-таки в рай паразита и – на лучшее место посадили. Каково!

И ещё совсем малюсенький эпизодик: первым в рай вошёл разбойник, только за то, что признал себя разбойником, – это без комментариев. Христианство, а более того, Православие, религия для большинства нелепая: порой такие выдаёт сюрпризы…

"Христианство для эллинов безумие, а для евреев – искушение" – это всё те самые Святые отцы.

Так, видно, и фильм "Остров" для кого-то стал безумием, а кому-то и искушением.

К смалодушничавшему мальчику, неизвестно чем на острове тридцать лет занимавшемуся, мы ещё вернёмся. А пока поговорим о трёх женских образах Павла Лунгина, "на поверку-то насквозь лживых".

Молоденькая девчонка (как раз подходящая под определение подросток) лет семнадцати… С ней случилось несчастье, она, может, дура малолетняя, и вовсе не знала, что после этого дети бывают. А живёт она в деревне, а ей ещё замуж, да у неё вся жизнь впереди! Да ей..! Да вообще..! Куда!! Чего!!!

"Залетевшая" девушка "НИКОГДА не поехала бы к старцу за благословением на аборт. Потому что она, безусловно, знала, что ни один старец в мире на аборт её не благословит".

Г-н Жук, конечно, она "знала", равно как и Митя Карамазов знал, что денег ему купец не даст, но всё равно пошёл, "потому как если идти больше некуда". Несчастье у человека разум крадёт. Такого может наворотить… не то что за благословением, в петлю полезет! Буквально полезет, прекрасно "зная", что уж это грех куда пострашнее. Да и по совести, не за "благословением" на аборт она пришла, а за помощью – потому как если ей идти больше некуда. Хотела бы аборт сделать, сделала бы и без "благословения". За помощью она шла, её и получила.

"Мальчик-то у тебя будет золотой; а замуж тебя и так никто не возьмёт" – эти слова как зерно в её душу чистую упали. И с ними она жить будет. И сына вырастит, и внуков будет нянчить, и воспитает детей так, чтобы они уже никогда, ни с какой такой такого несчастья не сотворили. За словом она шла. Его и получила. И слава Богу. А сколько таких девчонок, несчастных, мечущихся, которые вместо простого ясного слова порой от какого-нибудь дурака-попа получают занудное нравоученье про нравственность и… говорить тошно. "Плох тот настоятель, который, забывая о своей пастве, всё время своё отдаёт священнодействию" – это всё Святые отцы, которые одному учили: любите ближнего своего; и прервите молитву, если к вам пришли гости; и не уподобляйтесь язычникам, не делайте из богослужения мистерию; и помните о самаритянине, который оказался ближним иудею, чем сами иудеи. "А в фильме – вспомните – выяснял ли псевдостарец, крещена ли сия девица, и надет ли на неё православный нательный крестик, постится ли, причащается ль, верит в Бога, в конце концов?" – удивительно, что г-н Жук не продолжил, что: не суббота ли была, да и как он смеет в субботу исцелять! Нет, г-н Жук, вы, конечно, совершенно правы – с больными у нас сегодня так и поступают. Человек при смерти, "скорую" вызвали, и грамотный врач с дипломом важно интересуется: есть ли полис, паспорт, прописка, да и вообще, верите ли вы в Медицину, в конце концов?