Татьяна Москвина - Ничего себе Россия! (сборник) Страница 27

В виде призрака когда-то грозной и величественной Большой сцены появилась Елена Образцова – Графиня, немного развеяв тоску своей победительной поступью и филигранной отделкой каждой интонации и каждого жеста. Но то был отдельный концертный номер.

Между тем рядом с Новой сценой кипит – как мы все надеемся – реконструкция сцены главной. Мы очень ждем, что она когда-нибудь откроется и слухи о том, что вместо реконструкции Большого театра идет активная добыча золота из подземных вод, неосновательны. Но когда и если Большой будет восстановлен в полном блеске архитектуры – чем заполнится его сцена? И в каком состоянии к тому времени будет его труппа, оперная и балетная?

Перед глазами – свежий драматический пример. В прошлом году произошло торжественное открытие реконструированного Александринского театра в Петербурге. К реконструкции претензий нет – сделали качественно и со вкусом. Прошло более года, и смотреть на этой красивой сцене, в общем, нечего. Руководитель Александринского театра Валерий Фокин (возглавляющий также Центр имени Мейерхольда в Москве, обширное, по последнему слову техники оборудованное здание, где изредка идут гастрольные спектакли, и более ничего) поставил только один спектакль – «Живой труп» Л. Толстого. Зрелище оригинальное, поскольку оттуда выкинута напрочь цыганская тема, а действие крутится вокруг шахты лифта в подъезде. Кроме того, в труппе нет актера, способного сыграть Федю Протасова, главного героя толстовской пьесы. Труппа Александринки вообще ужасно разбалансирована, не выстроена толком, в ней не хватает многих амплуа и совсем провал с молодыми героями, а без них какой театр-то может быть? «Живой труп» собрал на премьере знатоков, у которых еще теплится кое-какое любопытство, дальше в театр пошел рядовой зритель – а для него на императорской сцене ничего не припасено. Итак, Александринка сегодня – идеальная площадка для гастролей. Собственного творческого содержания почти не имеет. Тем не менее Валерий Фокин вот выбрал время и похоронил еще и «Пиковую даму» в Большом театре.

В чем же дело? Разве Валерий Фокин – такое уж пустое место? Конечно, нет. Это был один из интереснейших режиссеров страны когда-то. Он ставил отличные спектакли в «Современнике», ставил в театре имени Ермоловой, он понимал и чувствовал актеров. Но, выражаясь нынешним языком, менеджмент – это одно, а креатив – другое. Фокин стал первоклассным менеджером – но та часть разума, что рождала творческие идеи, осталась, видимо, в лихорадке освоения пространств и бюджетов, без питания. Потому что творческая часть разума требует другой пищи. И другого стиля жизни. Нельзя одновременно считать возможную прибыль и придумывать, как решить сцену карточной игры у Чайковского. Поэтому сцена не решена никак – люди в черном вяло хлопают в ладоши (якобы карты мечут), а Герман, почему-то в нижнем белье, поет (вернее, пытается спеть) «Вся наша жизнь – игра…»

Незаурядные менеджерские таланты проявляет и руководитель Мариинского театра, выдающийся дирижер Валерий Гергиев. Он тоже стремится осваивать пространство как можно активнее. Выстроена Третья сцена (ужасающая по дурновкусию, но это уже – в духе всего нового строительства в Питере, где дурной вкус принят за стиль). Вторую сцену Мариинки, ради которой снесли целый квартал на Крюковом канале, построить так и не могут. Говорят, при попытке забить сваи, бунтуют подземные воды (геологов в Питере традиционно «забывают» спросить, что там с почвой). Ну хорошо, пусть все эти сцены будут выстроены – и Вторая, и еще один проект Гергиева – Дворец фестивалей в Новой Голландии, ради которого сейчас на острове снесены все сооружения «не имеющие исторической ценности». Допустим, что эти бесконечные сцены Мариинского театра такую ценность будут иметь. Но что там показывать-то? Неужели Валерий Гергиев, подобно демону, размножившись по числу сцен, станет дирижировать одновременно в четырех-пяти местах? Ведь тот репертуар, что имеет сейчас Первая, главная, Мариинка, далеко не превосходен.

В Мариинском театре есть сильные артисты – и в оперной, и в балетной труппе. Неизменно на высоте оркестр. Это еще есть, и это – главное сокровище театра. Но в формировании репертуара не видно никакой особой «мысли», направления, строгости, главного русла. Многие оперные постановки выживают один сезон. На всем печать какого-то легкомыслия, скоропалительности, неосновательности. Нужно ли в такой ситуации гнаться за лишним пространством? Ради чего?

Что вообще происходит с бывшими «императорскими» театрами? Они защищены государством, они без труда находят себе покровителей, они не стеснены в средствах. Что мешает им углубленно заняться творчеством и оправдать и большой отпущенный им кредит государственного и зрительского доверия, и немалые денежные средства?

Деньги – это хорошо, и ремонт – это прекрасно, и новые сцены – превосходно. А когда будем думать о творчестве, товарищи мастера искусств? Когда будем поднимать из руин оперную режиссуру, когда решительно поставим заслон перед дилетантами и откровенными жуликами, пытающимися прорваться на главные сцены? Когда будем сознательно выстраивать труппу, ценить таланты, искать их, а найдя, холить и лелеять?

Из всех бывших «императорских» театров, более всего думает о творчестве Малый театр, под руководством Юрия Соломина. Так у него и ремонт поскромнее, чем у всех, и «наверху» его не видать не слыхать, и прикормленные критики не вопят про большие победы, наоборот, смеют замахиваться даже на А. Н. Островского, гениальную пьесу которого «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» недавно поставили в Малом…

Вот такой грустный выбор – или «имперские амбиции», воинственный захват денег и пространств, или серьезная, достойная творческая жизнь.

А чтобы все вместе – этого, наверное, на Руси быть не может.

Часть 3

Второе блюдо и еще сто, пожалуйста

После бала

Пятидесятилетний юбилей театра «Современник» миновал. Розданы высокие награды, сказаны красивые слова. Те, кто считает, что театр сегодня процветает полностью и абсолютно, летя от победы к победе – высказались. Нельзя ли теперь и тем, кто считает иначе, молвить словечко?

Череду юбилейных спектаклей «Современника» открыла премьера под загадочным названием «Америка. Часть вторая». Пьеса Биляны Срблянович, режиссер Нина Чусова. Я побывала там, и два коротких действия показались мне адской пыткой.

Спектакль хорошо оснащен в техническом отношении, видно, как зажиточно живет нынче театр. Шутка ли – стоит задник из двадцати семи мониторов. Мигают огоньки реклам, изображается жизнь то элитного дома, то бара, то подземки. Герои поминутно пляшут, подпрыгивают, дергаются, никакого тебе скучного бытовизма. Вроде как шоу. Но о чем это?

А ни о чем. Удивительным образом техническая оснащенность этого спектакля сочетается с поразительным сущностным убожеством. Невозможно найти хоть какие-то следы умственной жизни человека. Весь человеческий «верх» (разум, душа) словно срезан – остался только «низ». Персонажи охотно вращают бедрами, опрокидывают стаканчики в баре, нюхают кокаин. Все женщины двигаются, как дешевые шлюхи, все мужчины что-то говорят с тупым выражением лица, точно кретины. Герои часто посещают уборную, что режиссер специально подчеркивает определенными звуками. Ни психологии, ни общения. Так плохо не играют ни в русской провинции, ни в Петербурге. То есть и там, бывает, играют плохо – но без этой нахальной, самодовольной развязности, когда человек без всякого права на то держит и подает себя, словно суперзвезда. Это вот что-то сугубо столичное. В персонажах «Америки», в этих человекообразных кривляках, нет ничего привлекательного. Такое впечатление, что режиссер вообще смотрит на людей и жизнь с насмешливой брезгливостью, так ей скучно. Зачем же заниматься театром-то, в таком печальном случае? Нет, я, наверное, ошибаюсь, и спектакль столь низкого качества возник в афише прославленного театра по каким-то идейным соображениям. Может, это сатира такая на американский образ жизни?

Известно, что «Современник» имел в этой пошлой и бездуховной стране большой успех. Ну, вот теперь и поблагодарил Америку, так сказать, в русском стиле…

Для того чтобы высмеять американский образ жизни, надо, однако, иметь на это хотя бы художественное право – в виде таланта. Есть ли он у драматурга Срблянович, не знаю, в режиссуре Чусовой непонятен даже сюжет пьесы. А вот на вопрос, есть ли талант у режиссера Чусовой, могу дать свой личный ответ. Нету никакого.

Назначенный модным режиссер не владеет главными профессиональными умениями. Она не умеет анализировать пьесу, и любая пьеса в трактовке Чусовой, будь то Мольер, Гоголь, Островский или Срблянович – это галиматья. Галиматья без начала и конца. Этот загадочный режиссер не обладает искусством мизансценирования – расположения фигур в пространстве. Персонажи «Америки» беспомощно толкутся на авансцене, не зная, куда девать руки и ноги. Чусова, наконец, не умеет работать с актерами, втискивая любую индивидуальность в один и тот же разболтанный, карикатурный рисунок. Почему столь мало умеющий человек получил такой большой объем внимания к своей деятельности? На каком основании его поделками интересуются серьезные театры, с историей, с репутацией?