Николай Романецкий - Тринадцать мнений о нашем пути Страница 27

Александр Житинский: Нет. Человечество, вообще, мало на что способно, в отличие от человека.

Андрей Измайлов: Нет. И даже при наличии внешней угрозы. См. ответ № 3.

Андрей Лазарчук: А оно нам надо?

Святослав Логинов: У нас общий генофонд, так что человечество едино с первого мига своего существования. Оно просто ещё не знает об этом. Внешняя угроза может послужить толчком к пониманию этого простого факта, но надеюсь, что когда-нибудь эта мысль проникнет в самые заскорузлые умы и без помощи инопланетных захватчиков.

Евгений Лукин: Не думаю. В последнее время оно скорее обнаруживало тенденцию к дроблению, нежели к слиянию. Можно, конечно, сплавить его воедино в горниле мировой войны, но не хочется. Тем более что попытки такие были — и все неудачные.

Сергей Лукьяненко: Может. Но это потребует многих сотен, а то и тысяч лет — и гибели огромного количества культур. Сейчас этот процесс ведут США, пытаясь сделать свою культуру и мировоззрение базовыми в мировом масштабе.

Сергей Переслегин: В фазовой модели это выглядит не очень вероятным. Согласно «теореме о балансе фаз», демографически приемлемые решения возникают только при сосуществовании на земле трех фаз развития: традиционной (рожающей), индустриальной (производящей), когнитивной (познающей). Объединять различные фазы в единое государство бессмысленно и, скорее, вредно.

Вячеслав Рыбаков: Вот. Вот! Что такое — единство? Кстати — об утопиях. В чем должно человечество стать единым? То есть — одинаковым? От ответа на этот вопрос зависит, например, и ответ на поставленный Вами вопрос.

Если понимать единство как отсутствие конфликтов между нациями или какими-либо иными крупными подразделениями человечества, например, цивилизациями, тогда придется счесть за утопию воцарение одинаковости ценностных и мотивационных систем по всей планете. То есть все цивилизации должны замениться одной-единственной. Вопрос: какой? Каждая будет утверждать, что именно ею — и конфликт идеологий сразу получит шанс превратиться в силовой и вооруженный. То есть не надо нам претензий на такое единство. Пусть лучше цивилизации остаются разными и по возможности идут своими дорогами, обогащая суммарный духовный ресурс человечества. Если у одной цивилизации это в данный момент не очень получается, выручит другая.

Штука в том, что силовые конфликты, как ни парадоксально это прозвучит, возникают именно там, где различия сменяются одинаковостью. Делят только общее. Свое специфическое каждый лелеет сам, и иным до этого специфического, в общем, нет дела. А вот когда возникает нечто общее, на что претендуют сразу несколько (роль маяка человечества, например, или власть, или нефть) тут-то и начинается выбитие друг другу зубов и выворачивание друг другу конечностей.

А внешняя угроза, на самом деле, отнюдь не всегда помогает единству. Наоборот. Застарелые, отупевшие от противостояния противники всегда склонны использовать новую, внешнюю по отношению к давно сложившейся системе угрозу, чтобы использовать ее для нарушения сложившегося равновесия в свою пользу. И новый, внешний враг в итоге крушит поодиночке всех старперов — сначала как вдруг обретенный союзник одного из них, потом — как противник любого из оставшихся. Сколько раз люди и страны обжигались на этом, казалось бы, простеньком и давным-давно скомпрометированном маневре — и тем не менее встают на эту банановую шкурку нескончаемо, с уверенностью идиота.

45. Вопрос: Какова, на ваш взгляд, главная опасность для человечества сейчас?

Эдуард Геворкян: Человеческий разум обладает исключительной изобретательностью в создании средств для самоуничтожения. Но на сегодняшний день, мне кажется, главная опасность, в эпидемиях, которые при нынешней скученности в больших городах, помноженной на транспортные коммуникации могут привести к быстрому и болезненному возврату в варварство.

Олег Дивов: Эта опасность циклическая: мы накапливаем огромные информационные активы, которые рано или поздно должны бабахнуть, причем с той стороны, откуда этого никто не ждет. Толком к обрушению может стать некий малозначимый фактор — и дальше все сыплется, как костяшки домино. Московские гуманитарные технологи начали пророчить некий глобальный кризис еще лет пять назад — ну вот, бабахнуло. В следующий раз бабахнет в другом месте, и так до бесконечности. Очередной кризис может породить такую неуверенность у властей, что они пойдут на серьезное ограничение гражданских свобод, а это — первый шаг к войне всех со всеми. Вот сейчас российские власти отчаянно боятся социального взрыва в стране… Кто знает, что за глупость взбредет им в голову.

В общем, главные враги человечества, как обычно, менеджмент и инфраструктура.

Кирилл Еськов: Тут я, пожалуй, соглашусь с мнением Переслегина: главная грядущая опасность — это крупные техногенные катастрофы, связанные с «человеческим фактором»: техника всё время «умнеет», а человек — «глупеет» (ан масс). А главной причиной этого поглупения является прогрессирующее ухудшение качества школьного образования — в глобальном масштабе. Помнится, меня весьма неприятно укололо то обстоятельство, что советские школьники «золотой» для нашего образования поры 70-80-х годов оказались категорически неспособны решать стандартные для дореволюционной гимназии контрольные по алгебре. С этим справлялись только ученики физмат-школ (которых в стране на порядок меньше, чем когда-то было гимназий), а все прочие — нет. То есть речь идет уже не об относительном, а об абсолютном регрессе, причем в преподавании математики, чем советская школа вполне, вроде бы, заслуженно гордилась; это при том, что спрашивать с учеников тех физмат-школ гимназический курс по языкам, логике-риторике, истории, etc — вообще сплошное расстройство… Надо ли говорить, что с той поры ситуация в российских школах ухудшилась многократно, а уж на просвещенном Западе по этой части творится вообще полный караул. И что на самом-то деле человечество последние лет двадцать лишь бездарно и бездумно проедает тот образовательный капитал, что был аккумулирован в эпоху «славных шестидесятых»… Ладно, давайте не будем больше про образование, а то я перейду на совсем уж ненормативную лексику.

Помяну, порядку для, еще одну, явно недооцениваемую, опасность: инфекционные заболевания. С той поры, как в распоряжении человечества оказались вакцинация и антибиотики, оно совершенно утратило бдительность по этой части — и зря. Дело в том, что глобализация создала в мире принципиально новую ситуацию: не только с прозрачностью границ и возможностью практически мгновенных перемещений по планете, но и с вовлечением в орбиту «цивилизованного мира» диких тропических окраин, где полным-полно практически неизученных эндемичных заболеваний, среди которых есть и особо опасные (это — не художественный эпитет, а строгий эпидемиологический термин).

Вот, к примеру, существуют себе спокон веку во глубине конголезских джунглей природные очаги геморрагических лихорадок Эбола и Марбург; ну, вымирали от них, время от времени, местные негритянские деревушки; сведения о том иногда доходили до миссионеров и чиновников колониальной администрации — а чаще не доходили ни до куда; потом колонизаторов успешно прогнали, и про болезни те вообще все позабыли. Так что когда белые люди в 80-е годы столкнулись с этим добром сами, экспириенс получился крайне неслабый; такой, что в центре оборонных биотехнологий в новосибирском Кольцове немедля учинили специальное подразделение с целевым финансированием (аналогично — и по ту сторону Железного занавеса).

А теперь картинка: парочка зараженных Эблой конголезских беженцев — на борту суденышка, набитого еще пятью сотнями нелегальных иммигрантов, которое глухой средиземноморской ночью успешно разгружается в одном из испанских или итальянских портов; дальше вся эта публика натоптанными уже крысиными тропками разбегается по эмигрантским кварталам всей Европы — и не только Европы; ну а дальше — пандемия: туши свет и сливай воду. Последней пандемией, которую знало человечество, была «испанка» 1918-20 годов; она тихо и буднично унесла 20 миллионов (!!!) жизней — больше чем Первая мировая и Гражданская война в России вместе взятые. А теперь представьте-ка, что это — не относительно безобидный (т. е. не входящий в категорию «особо опасных») грипп-«испанка», а лихорадка Эбола, вирусное заболевание (сиречь — антибиотики бесполезны) со смертностью 90 % (как от редких легочных форм чумы) и такой контагиозностью, что в карантинных блоках неоднократно заражался лечащий медперсонал, работавший в изолирующих костюмах…