Владимир Бушин - Патриархи и президенты. Лампадным маслом по костру Страница 27

Но св. отец еще более нетверд в фактах и событиях советской эпохи и дней нынешних. Пишет, например, что 70 лет назад, то есть в 1925 году, «в результате революции и Гражданской войны Россия оказалась на грани полного развала» и тогда, мол, патриарх Тихон провозгласил: «Церковь, искони помогавшая русскому народу, не может оставаться равнодушной при виде его гибели и разложения» («РГ», 22.02.95). Да, церковь не раз помогала народу, но в 25-м году, в год своей смерти, Тихон ничего подобного сказать не мог. Хотя бы по той причине, что в ту пору угрозы разложения, развала, гибели страны уже не было: под руководством большевиков народ преодолел эту угрозу, государство крепло, экономика под парусами нэпа шла вперед, страсти, бушевавшие в годы Гражданской войны, утихали.

По поводу согласия патриарха Тихона с Советской властью о. Иоанн заявляет, что «любому здравомыслящему исследователю сегодня ясно: Тихон вынужден (!) был проводить линию на примирение с новой властью, как вынужден был продолжать ее и преемник — патриарший местоблюститель митрополит Сергий, впоследствии патриарх» («СР»,09.09.93). Никаких доказательств вынужденности автор не приводит. Но что же это в таком случае за высокопреосвященнейшие предстоятели церкви и архипастыри великого народа, если они совсем не в дряхлом возрасте — шестидесяти не было! — без тюрьмы и ссылки, без мучительства легко пошли на примирение с властью, которая, по убеждению Иоанна, была сатанински враждебна им. Ведь сам же он напомнил им о подвиге их далекого предшественника патриарха Гермогена в годину шляхетской интервенции: «Седой, немощный, умирающий от голода в шляхетском застенке старик своим властным архипастырским призывом поднял с колен погибавшую от склок и междоусобиц страну». Поднял, а сам умер, заточенный в Чудовом монастыре, и было герою-патриарху уже за восемьдесят…

Нет, дело совсем не в вынужденности и не в малодушии патриархов Тихона и Сергия, — сама жизнь, ход времени убеждали их в правоте новой власти, как убеждали они тогда очень многих и очень разных людей. Прославленный генерал Брусилов, знаменитый физиолог Нобелевский лауреат Павлов, великие композиторы Рахманинов и Прокофьев, выдающиеся скульпторы Коненков и Эрьзя, цвет предреволюционной литературы — Горький, Бунин, Алексей Толстой, Куприн и другие — почти все они встретили Октябрь враждебно, многие эмигрировали, но ход вещей, движение истории, кого очень быстро, кого в те же самые годы, что Тихона и Сергия, кого еще позже — примирили с Советской властью, и они пошли на разные формы сотрудничества с ней. Уж на что непримиримым ее врагом был Бунин, а в 1943 году он признавался в письме: «Вот до чего дошло! Сталин летит в Персию, а я в тревоге: не дай Бог, с ним что-то случится в пути». И любому здравомыслящему исследователю ясно: Тихона и Сергия, их поведение надо рассматривать в ряду названных имен.

Когда в марте 1953 года бунинская тревога оправдалась самым прискорбным образом, патриарх Алексий Первый, преемник Сергия, обратился к правительству с сердечным словом сочувствия:

«От лица Русской Православной Церкви и своего выражаю самое глубокое и искреннее соболезнование по случаю кончины незабвенного Иосифа Виссарионовича Сталина, великого строителя народного счастья.

Кончина И.В. Сталина является тяжким горем для нашего Отечества, для всех народов его. Кончину И.В. Сталина с глубокой скорбью переживает вся Русская Православная Церковь, которая никогда не забудет его благожелательного отношения к нуждам церковным.

Светлая память о нем будет неизгладимо жить в сердцах наших. С особым чувством непрестающей любви Церковь наша возглашает ему вечную славу».

Из всего этого следует, что о. Иоанн даже теперь, после расстрела Советской власти бандой подлых предателей, сражается не против отдела пропаганды ЦК КПСС, как, вероятно, думает, а против трех патриархов сразу — Тихона, Сергия, Алексия. А это были умные, образованные люди, честные граждане своей страны.

«Официальное отношение власти к народу и стране, — пишет митрополит о советском времени, — было яснее ясного выражено лозунгом Троцкого: „Будь проклят патриотизм!“» И вот, мол, в полном соответствии с этим лозунгом «все (!) большевистские вожди наперегонки хаяли русский народ» («СР». 10.02.94). Очень интересно! Но, во-первых, в доказательство, что «все», приведено высказывание лишь Бухарина, а остальные представлены цитатами не о русском народе, а о шовинизме.

Но, во-первых, для нас шовинизм и родной народ не одно и то же. Во-вторых, где, на каком съезде партии или пленуме ЦК, в каком официальном документе помянутый «лозунг» был провозглашен, утвержден или хотя бы написан? Не было таких съездов и документов. В-третьих, зачем же автор умалчивает, что еще в 1927 году Троцкий был исключен из партии, снят со всех постов и вскоре выдворен из страны со всеми своими лозунгами.

Но главное, вот что мы читаем дальше: «Сразу после революции сложились две фракции, две различные партии, непримиримые по своему отношению к стране. Одна часть ненавидела Россию, ее народ. Вторая все же (!) радела об интересах народа и страны. Борьба между этими партиями не прекращалась ни на миг».

Так неужели и те большевики, которые радели о народе, тоже под диктовку Троцкого хаяли его? Достаточно поставить этот вопрос, чтобы понять: на самом деле далеко не «все большевики» хаяли русский народ, а сам автор хает всех большевиков.

А главным хулителем русского народа изображен Сталин, который где-то, когда-то сказал: «Решительная борьба с пережитками русского шовинизма является первой задачей нашей партии». И был совершенно прав, если сказал. Любой шовинизм, то есть ненависть к другим народам и оголтелое превознесение своего, отвратителен и опасен, особенно — шовинизм великой нации в многонациональной стране.

Еще более странная картина нашей жизни рисуется дальше. Иоанн уверяет, что вплоть до самой войны русские история и литература были «объектами глумления и тяжких оскорблений». Кто глумился? Где оскорбляли? Неизвестно… И вот, мол, только в разгар войны, когда встал со всей остротой вопрос о физическом выживании русского народа и существовании государства, в национальной политике советского руководства произошел настоящий переворот. «Наша история и культура превратились в объект почитания… Ученые вдруг (!) заговорили о том, что насмешки над варварством русского народа антинаучны… Вдруг (!) оказалось, что на подобные обвинения у России есть достойный ответ…» Все это решительно не соответствует действительности. Никакого «вдруг» не было. Наша история и культура уже давно перестали подвергаться глумлению.

Более того, еще в 1930 году ЦК партии резко осудил стихотворные фельетоны Демьяна Бедного «Слезай с печи!» и «Без пощады» за «охаивание России и русского», за попытку представить «сидение на печи национальной чертой русских». Сам Сталин в ответе на жалобу Д. Бедного возмущенно писал о его «клевете на СССР, на его прошлое и настоящее». А когда за несколько лет до войны Бедный в пьесе «Богатыри» попытался снова предпринять что-то подобное, то получил такую отповедь от большевистской «Правды», что надолго замолчал. С другой стороны, в 20—30-е годы появилось множество произведений искусства патриотического и ярко-национального характера: романы «Тихий Дон» Шолохова, «Петр Первый» А. Толстого, «Севастопольская страда» Сергеева-Ценского, поэма Симонова «Ледовое побоище», фильм «Петр Первый» и т. д. Разве после всего этого, в частности, после фильмов «Александр Невский», «Суворов», «Кутузов» могли оказаться неожиданностью, допустим, ордена, названные именами этих полководцев и «вдруг» учрежденные во время войны.

А ведь надо учесть еще и то, что для характеристики 30-х годов очень подходят слова К. Леонтьева, что недавно напомнила нам неутомимая умница Татьяна Глушкова: «Национального не искали тогда сознательно, но оно само являлось путем исторического творчества». Национально-русское и советское сливались тогда воедино. Действительно, выйдя в те годы, допустим, по многим показателям экономической и культурной жизни на первое место в Европе и на второе место в мире, разве мы, как и все на свете, не понимали, что это достигнуто, прежде всего, благодаря усилиям русского народа. Читая «Тихий Дон» или слушая новую симфонию Шостаковича, разве кто-то не сознавал, что это творения русских гениев. Аплодируя невероятному перелету Чкалова через полюс в Америку, разве весь мир не твердил завороженно: «О, эти русские!» Словом, повторяя «Вдруг… вдруг… вдруг», о. Иоанн говорит о вещах, о коих имеет весьма смутное представление.

Еще один выразительный пример этого дает опять же тема прошлого России. Митрополит уверяет: «Власть на Руси всегда (!) осознавалась не как предмет тщеславных вожделений, награда самым наглым, хитрым и беспринципным бойцам политического ринга, не как бездушная кормушка для чиновников и бюрократов, но как религиозное служение заповедям справедливости и добра, как „Божье тягло“» («СР» 14.11.92). Кем «осознавалась»— неизвестно. Да уж, видно, всеми, кто у власти, коли сказано всегда. А коли «осознавалась», то значит ли это, что и воплощалась? Судя по тексту, неукоснительно!