Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6276 ( № 21 2010) Страница 27

Сама природа кинодокументалистики позволяет ответить на многие сложные вопросы семейного бытия. И то, что ленты и люди, их поднимающие, имеют возможность объединиться, само по себе замечательно. Другое дело, что хотелось бы пожелать организаторам фестиваля большей ответственности в отборе фильмов на первоначальных этапах конкурса. Лучше меньше, да лучше – это «Семье России» стоило бы избрать себе на будущее в качестве своеобразного девиза.

Сергей ЛУКОНИН

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Нескучное философствование

Искусство

Нескучное философствование

КНИЖНЫЙ РЯД

Михаил Александрович Лифшиц. – М.: РОССПЭН, 2010. – 463 с.; 6 л. фото. – (Философия России второй половины ХХ в.).

Когда на радио «Куль­­тура» нас убеждают, что классика не скучна, – это воспринимается как курьёз. Думаю, что слушатели канала не нуждаются в доказательствах этого тезиса.

Но вот когда речь заходит о сборнике философских статей, то тут вопрос «скучно?» или «не скучно?» вполне оправдан. Мы знаем и великих философов, которые не могли похвастаться живостью стиля. Между тем сборник статей, посвящённый Михаилу Лифшицу, действительно увлекательный. Может быть, дело здесь в том, что сам Лифшиц не был «кабинетным» академического склада философом? Печатал в периодике полемические статьи, которые и до сих пор обсуждаются и будоражат умы. Прошёл в войну столь фантастический путь, что рассказ о нём, помещённый в приложении к сборнику, читается как захватывающий роман. (А. Ботвин. «Анабазис»: война в документах, воспоминаниях и суждениях философа».)

Личность Михаила Лифшица – философа, эстетика, полемиста – до сих пор вызывает разноречивые оценки. От негодования и почти испуга («ортодоксальный марксист»!) до восхищённого удивления («неужели и такими бывают марксисты?»). В сборник вошли не только статьи, представляющие «сугубо научные» интересы философа (в основном это вдумчивые тексты В. Арсланова – составителя сборника, а кроме того, автора ещё и живого введения, позиционирующего «обыкновенный марксизм» Лифшица), но и статьи острополемические, задевающие «живой нерв» современной культурной ситуации и размышлений над ней современных культурологов.

Тут хочется назвать блистательную, очень остроумную и развивающую идеи философа о мифологическом сознании статью Л. Науменко «Мифология живая и мёртвая», материал С. и Н. Мареевых «Михаил Лифшиц о модернизме», подкреплённую примерами из новейшего искусства, а также необычайно актуальную в свете современных споров о российской истории, Октябрьской революции, роли России во Второй мировой войне статью автора из Новочеркасска П. Павлова «Обоснование «третьего пути» российской истории и культуры». Взгляд Лифшица на эти вопросы «панорамен», охватывает не сиюминутные реалии, а, как показывает автор статьи, некие типологические, постоянно воспроизводящиеся моменты национального сознания.

В документальное приложение вошли материалы биографического характера. Об одном я уже сказала. Назову и второй. Это небольшой по размеру, но очень ёмкий рассказ о том, как Лифшиц в страшном 1937 году выступил «свидетелем защиты» на процессе скромнейшего искусствоведа из Третьяковки, которую обвиняли, как водится, в совершенно абсурдном деянии – подготовке теракта против Сталина. Но ведь и за абсурд платили жизнью. Самое поразительное, что искусствовед В. Антонова на этом процессе была оправдана – во многом благодаря защите Лифшица (Н. Барская. «Свидетель защиты»).

В сущности, я не анализирую ни статей, ни материалов приложения. Они разнородны и разносоставны. Но повторю то, с чего начала: это чтение не только не скучное, но редкостно захватывающее, дающее какие-то новые перспективы и ракурсы в обсуждении животрепещущих проблем современной философии, культуры, да и просто нашей жизни…

Вера ЧАЙКОВСКАЯ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Первые минуты мира

Они сражались за Родину

Первые минуты мира

ДЕТИ ВОЙНЫ

Этот текст журналист Юрий Александрович ЧЕБАНЮК (1930–1994) писал не для публикации. Скорее, для сына и для своего внука Данилы. Чтобы помнили! Чтобы знали цену той Победы, что случилась 65 лет назад. Чтобы не забывали о деде, раненном под Харьковом, где совсем недавно Россия и Украина вновь сделали шаг друг другу навстречу. О двоюродном деде – его дядьке, прошедшем всю войну из окружения под Киевом до Австрии. А возможно, ещё и для того он писал это, чтобы не забывали, что писать нужно всегда хорошо… Как в последний раз.

День Победы… Победа… Недавно, мучаясь бессонницей, попытался я вспомнить, что знаю о ней. Как встретил я Победу, пацан-шестиклассник из большого южного города?

Первое воспоминание – это нетерпение. После взятия Берлина мы не могли больше ждать. Завтра! Ну завтра! А её всё не было.

Восьмого мы, ученики, как будто взбесились. С уроков уходили целыми классами. Казалось, что здесь, в стенах школы с проступавшими сквозь побелку рисунками немецких солдат, мы не услышим шелеста крыльев безглавой богини Ники. Прошёл слух, что аудитории старших давно пустуют. К выходу двинулись мы – средние.

Сторожиха Франя стояла перед дверью, закрытою на стул, толкала нас крепкой рукой в заячьи грудки и, не повышая голоса, твердила:

– Назад, оглашённые, назад. До дыректора видведу.

Директор прибыл на место битвы самолично. Наш милейший и невозмутимейший Ефим Самойлович орал благим матом:

– Все по классам! Никакой Победы! Экзамены на носу! (Через год он отменял уроки в дни большого футбола.)

Но загнать нас в классы было уже невозможно. Помню чердак и длинную очередь к пожарной лестнице. Помню отчаянный крик: «Атас!» Те, кто уже выбрался через слуховое окно, начали, давя друг друга, вползать обратно – пожарку перекрыли внизу.

Потом, протиснувшись через форточку в уборной, я головой вниз выпадал из окна. Сзади меня держали за ноги.

Совершив сей трюк, все стремглав убегали, а я долго ещё клянчил свой ранец, который впопыхах забыл на полу. Кто-то сжалился и брезгливо выбросил мою телячьей кожи гордость – её снял с убитого фрица дядька.

Город шатался на улицах. Мы шатались вместе с ним. Стояли у репродукторов: «Прага, Прибалтика…» Не то! Не то… Ели мороженое – 30 рублей порция. Покупали папиросы «Катюша» – пара пять. Наводили блеск на сапогах у многочисленных представителей конкурирующих фирм. «Почистим?» – самое дешёвое развлечение.

Она всё не спешила.

Уже в темноте расходились по домам: «До завтра».

А в полночь:

– Сын, вставай, – мама коснулась рукой моего лба. – Победа…

Мамино «куда?» догоняло меня уже в парадном. И не догнало, утонуло в грохоте выстрелов.

Выстрелы, выстрелы… Из пистолетов, из ружей, из ракетниц – светло совсем. Где-то на Совхозной стучал пулемёт. Уставшие люди хотели выпустить в небо все пули до одной, отстреляться навсегда.

На улице я увидел рядом Игоря, Юрку, Семёна, Женьку Культяпу. Мы переглянулись. И, не сговариваясь, бросились по своим тайникам.

Не все взрослые тогда догадывались, что мальчишки вооружены до зубов. А у каждого в сарае за дровами, на чердаке, в кладовой в старом портфеле хранились вальтер, парабеллум, на худой случай, дамский «бэби-браунинг». Если не было пистолета, то был обрез. Но это уже у явных неудачников. Из них потом вышли бухгалтеры и журналисты.

…Отделение пацанов выстроилось на крыше невысокого сарая – дюжина мальчишеских силуэтов на фоне светлого неба. «За Победу!» Наш крохотный залп влился в победный гром «За…»

С треском над нами вылетело окно, блеснул огонёк, и первая пуля пропела в моё ухо: «Вззы-ы».

За тем окном жил партизан. Сумасшедший. Человек редкой храбрости, он выдержал все пытки, не сказал ни единого слова. И повредился в уме, когда пришло освобождение.

Жена добилась разрешения забрать его домой. Мы только изредка слышали дикий вой из зарешеченных окон.

Когда загрохотала Победа, о нём на миг забыли. Забыли и об именном пистолете на стене. А в опалённом мозгу, вероятно, вспыхивало: «Убежали!.. Стрельба!.. Идут!..»