Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №10 (2003) Страница 28

Польская историография правовую обоснованность похода на Киев пытается объяснить еще и тем, что он якобы преследовал бескорыстную цель оказать помощь украинскому народу в обретении независимости. Это также очередной миф. Достаточно ознакомиться с обращением Ю. Пилсудского к украинскому народу от 25 апреля 1920 г., чтобы стало совершенно ясно, что пребывание польских войск на Украине планировалось на неопределенно продолжительное время и скорее напоминало оккупацию (польские войска будут находиться на Украине до тех пор, пока “армия украинского народа сможет защитить свою страну от новых вторжений”)****. По секретному договору от 21 апреля 1920 г. между сторонами Петлюра “уступал” Польше значительную часть территории Западной Украины, обязался ввести в состав своего будущего правительства двух министров-поляков, предоставить польской стороне ряд концессий и пр. В польско-украинской военной конвенции от 24 апреля, также строго секретной, в частности, все украинские железные дороги после вступления польских войск передавались в полное распоряжение польского командования, снабжение польской армии возлагалось на петлюровские власти, предусматривалось право польской стороны на реквизицию продовольствия и т. п.*

Подобные “освободительные” планы, служившие лишь прикрытием прямой вооруженной экспансии Польши, провалились прежде всего потому, что были отвергнуты местным населением, не захотевшим ни такого “освобождения”, ни самих “освободителей”. Данный факт сейчас стали признавать, к их чести, и некоторые польские историки. Например, польский эмигрантский историк Я. Техановский пишет следующее:

Наши победы не были в состоянии воскресить федералистские планы Пилсудского, которые весной 1920 г. провалились из-за отсутст­вия поддержки в Белоруссии, на Украине, не говоря уже о Литве**.

На этот же решающий фактор провала федералистской концепции Ю. Пил­судского указывал видный польский дипломат граф Скшиньский, отме­чавший:

Народы, которые, согласно этой теории, Польша освобождала от русского рабства, не высказывали желания освободиться, и если они не очень любили Россию, то ещё меньше симпатии питали к Польше***.

  Отдельной и долгое время забытой проблемой войны остается траги-ческая судьба солдат Красной армии, оказавшихся в польском плену. Условия их содержания и массовая смертность, какие бы оправдания на этот счёт ни предъявляла польская сторона, целиком лежат на её ответственности и совести. В настоящее время речь идёт скорее о её моральной ответственности. Спор о числе погибших в лагерях (18—20 тыс., как утверждает польская сторона, или, по подсчётам российской стороны, не менее 60 тыс.****) здесь не имеет принципиального значения. В последнее время польскими историками правомерно поднимается вопрос об изучении условий пребывания своих солдат в российском плену. До сих пор каких-либо обобщённых материалов по этой тематике у нас вообще не публиковалось*****. Не предваряя окончательных выводов такого изучения, здесь было бы уместным привести весьма характерный приказ командования Западного фронта об обращении с пленными.

П р и к а з

командования Западного фронта Красной армии

Смоленск, 17 июня 1920 года

Всем воинским частям, подчинённым командованию Западного фронта, строжайше приказывается следующее:

Командирам и комиссарам принять все меры к тому, чтобы вполне понятная ненависть солдат Красной армии к польским белогвардейцам ни в какой мере не распространялась бы на пленных. Пленные должны отправляться в тыл в той же одежде, в какой застало их пленение. Красноармейцы должны твёрдо усвоить, что пленный польский солдат уже не враг. Это в большинстве случаев мобилизованный рабочий или крестьянин Польши. Не оскорблять его нужно, а раскрыть ему глаза на весь позор нападения польских помещиков и буржуазии на русский народ. Быть беспощадным в бою — рыцарем по отношению к побеж­дённым — вот девиз борцов революции. С настоящим приказом широко ознакомить сражающихся против нас польских солдат.

Командующий армиями фронта

  М. Тухачевский

Члены Реввоенсовета фронта

Смилга,

И. Уншлихт

Начальник штаба Генерального штаба

Шварц*

Есть ещё одна сторона войны, в которой поляки оказались не на высоте. Это — бессмысленное разрушение при отступлении памятников культуры и расстрелы мирных жителей. Варварские действия польской военщины в этой войне по нашей безалаберности так и не получили какого-то обобщения, но отдельные факты такого рода известны. Это, в частности, разрушение в Киеве собора Святого Владимира и уничтожение города Борисова, сопровождав­шееся массовыми убийствами мирных жителей, включая женщин и детей**.

По первому случаю великим державам был даже направлен официальный протест.

Нота правительства РСФСР и УССР правительствам

Великобритании, Франции, Италии и США

11 июня 1920 года

[…] Так как доблестные украинские и русские армии вынудили легионеров оставить свою добычу, раздосадованное польское военное командование задумало увековечить свою память в Киеве по примеру Герострата. Ни разу за всю мировую империалистическую войну не было ничего подобного тем гнусностям и преступлениям против цивилизации, которые совершили поляки в Киеве перед своей эвакуацией. Пре­красный собор Святого Владимира, эта не имеющая себе равных жемчужина русского регионального зодчества и уникальный памятник с бесценными фресками Васнецова, был уничтожен поляками при отступлении только потому, что они желали выместить свою злобу на неодушевлённых предметах. Таким образом, общая сокровищница человеческой цивилизации лишилась уникального произведения искусства в результате отвратительного вандализма охваченных отчаянием поляков […]***.

Конечно, применяемые в этом документе обороты несколько грубоваты для дипломатического языка, но они чётко отражают суть дела.

Захваченные в ходе войны территории Польша должна была позднее возвратить, что окончательно закреплено и в итоговых международных документах Второй мировой войны, и в документах СБСЕ 1975 года.

Вот так распорядилась история в отношении одной из острейших проблем, являвшейся основной причиной военной кампании 1919—1920 гг.

Глава V

Судьбы российских военнопленных в войне

с Польшей 1919—1920 гг.

Трагическим последствием войны с Польшей явилась судьба российских солдат, оказавшихся в плену, в основном, в результате предпринятого в августе 1920 года* поляками контрудара под Варшавой, решившего исход всей кампании.

Так сложилось, что вопрос о бесчеловечных условиях содержания российских военнопленных, который в первые годы после окончания войны был предметом неоднократных официальных протестов РСФСР по дип­ломатическим каналам**, впоследствии продолжительное время оставался как бы на обочине двусторонних отношений и вне поля зрения советской дипломатии. Времена были жестокие, в Первой мировой и гражданской войне погибли миллионы людей. На фоне подобных гигантских катаклизмов смерть десятков тысяч солдат, к тому же ещё попавших в плен, видимо, рассмат­ривалась лишь в качестве неприятного эпизода, как и вообще сама война с Польшей.  После Второй мировой войны вопрос о пленных также не поднимался, поскольку в соответствии с действовавшей в то время установкой высшего партийного руководства считалось неуместным и политически вредным обвинять в чём-то Польшу, ставшую теперь близким союзником. И только лишь спустя 70 лет, в 90-е годы прошлого века, после облегчения доступа к архивам объективные исследователи и публицисты в своих статьях, появившихся в 1993—1995 гг.***, стали мало-помалу открыто говорить о страшной судьбе российских солдат в польском плену. При этом преследо-валась цель обратить внимание российской и одновременно польской общественности, научных кругов обеих стран на существование во взаимоот-ношениях не менее острого и болезненного вопроса для России, нежели печально известная катынская трагедия для поляков. К этому времени исчез основной сдерживающий фактор: вместе с ликвидацией Организации Варшавского договора перестали существовать союзнические отношения между Россией и Польшей.  Вопрос о трагедии в Катыни и вопрос о гибели российских пленных в польских лагерях — это две совершенно разные проблемы, которые должны решаться и решаются не в связке, а отдельно. Вместе с тем нельзя отрицать, что эти два вопроса действительно объединяет одна общая черта — гибель десятков тысяч людей. Только в этом смысле можно и нужно говорить об общности двух трагических эпизодов в истории двух стран.