Газета День Литературы - Газета День Литературы # 125 (2007 1) Страница 28

Всех удачливых компиляторов божественных мыслей почему-то называют гениями. И вечен только выбор. Каждый выбирает для себя сам, как выбраться из неприкаянного состояния. Не в реалиях, так в метафизической сфере. "Нужна смелость поставить точку вовремя, не закончив вечной фразы." И важно в эту фразу всё-таки успеть вложить своё веское вечное слово.

г. Ельня Смоленской обл.

Алексей Шорохов ТЕЛЕАКАДЕМИКИ - РОМАНИСТЫ

Юрий Арабов. "Флагелланты", роман

Грустно мне. Такое ощущение, что смотришь телевизор. Или читаешь. Или читаешь и смотришь. Но современную. В смысле, прозу... А всё равно мелькает. Или мелькают: не то пень, не то волк, не то Быков мелькнёт. Который на третьем, и Дмитрий. Или уже на пятом, но с Архангельским. И братьями Швыдкими. Или сёстрами. Но всё равно двумя: один – чиновник в ранге замминистра, другой – шоуман из "ящика". Или табакерки.

Вот и Каннский лауреат Арабов "мелькнул". Один, без Сокурова. Но со сценарием. В смысле, с романом…

Тришкин лапсердак

Хотя романом "Флагелланты" можно назвать только условно. По аналогии с УК. Но мы же знаем, что это ничего, так, помарочка в биографии: Юрий Арабов – заметный деятель российского кино последнего десятилетия ХХ века, автор многих киносценариев и романа условно.

Потому что формально – это не роман, а тришкин кафтан. А ещё точнее – лапсердак. Ведь именно лапсердак становится своего рода центральным символом в жизнеописании Иакова; именно его развевающиеся фалды символизируют полную смуты и роковой раздвоенности душу главного героя "Флагеллантов". Они же, развевающиеся фалды, заменяют автору интригу, завязку и развязку романа. Так что даже издательская аннотация вынуждена безбожно врать о "раскаянии" героя и его "самонаказании", дабы хоть как-то добавить драматизма в трёхсотстраничное собрание мыслей и анекдотов, порождённое филологической игривостью автора.

Само начало жизни Иакова обставляется анекдотами – историческим (мифическое покушение на Брежнева) и национальным: типичный московский мальчик с типичным московским именем учится типичной московской игре – на скрипке. Перед внутренним взором домочадцев носится всепобедительный образ Хейфица, в чулане пылится наследный лапсердак, а из близкого уже будущего настойчиво заглядывают коварные рефлексии о культурно-религиозном самоопределении отрока.

Беда приходит вместе с половой зрелостью и "Войной и миром", покорённый "бородатым классиком" сын оперной певицы и суфлёра решается: он – "русский по-настоящему и бесповоротно". Однако не всё так просто, и роковая фамильная путаница мешает мужественному самоопределению Иакова. Впрочем, как выясняется, герой "тогда ещё не знал, что именно русский пожирает русского с потрохами и этим отличается от того же французского".

Как тут не вспомнить замечательного анекдота времён застоя. Был такой известный телекомментатор-международник Зорин, и вот в одной беседе Збигнев Бжезинский его спрашивает:

– Товарищ Зорин, ну а по национальности-то вы кто?

– Как кто? – отвечает телекомментатор, – … русский!

– В таком случае, я – американский, – ответил ему злостный антисоветчик.

Именно этот анекдот, а также, мягко говоря, крайне своеобразная семейная атмосфера, описанная Арабовым, должны помочь нам ещё отчётливее уловить отличие "русского" от "того же французского"…

И всё же семя сомнения посеяно, мальчик сменяет скрипку на гобой и начинает интересоваться женщинами.

Дети Розенталя

Попутно мальчик интересуется русской литературной классикой, с каковой Иаков сызмальства на дружеской ноге: похлопывает по плечу "римского постника", подёргивает за окладистую "бородатого классика", спешит с прощальным фужером шампанского к постели классика "чахоточного", хмурит лоб над "Окаянными днями" "патентованного брюзги", попутно снабжая автора "Умом Россию не понять…" сомнительной рекомендацией "мазилы и неудачника на дипломатической службе". Всё это запросто, по-товарищески, что называется, свои парни, сочтёмся. Что для неудавшегося гобоиста и египтолога Иакова едва ли возможно, а вот для известного киносценариста и экранизатора Арабова – в самый раз! При этом "лёгкость в голове необыкновенная". В языке, надо заметить, тоже.

Кстати, о языке. Именно русский язык, особенно в высшей своей форме – произведениях великой русской литературы становится единственной родиной для таких депрессионариев (то есть пассивных разрушителей с крайне запущенной этно-конфессиональной самоидентификацией), как герой Арабова.

" – Если здесь так пишут, то я с ними… – решает Иаков."

При этом "с ними" – это с "бородатыми" и "чахоточными" классиками (переведёнными на все культурные языки), ну, на крайний случай, с "великим и могучим" русским языком (тоже переведённым на все культурные языки), а вовсе не с теми (непереведёнными), кто этот "великий и могучий" вместе со всеми его литературными классиками породил. О "тех" – с обыденным презрением: "У нас все мочатся, где попало. Свойство народа такое!" Или: "народ… как обычно, бормотал и спивался". Или: "с довольно редкой для русского психологией: … почти ничего не разрушали, а только строили".

Самое забавное, что вымышленному Иакову вторит отнюдь не вымышленный (сам по телевизору видел, неужели ж компьютерная графика?) обозреватель "Известий" и деятель "Культуры" Александр Архангельский, тоже – горячий поборник "языкового национализма" и "классики": что, мол, и остаётся-то в "этой равнинной скуке… пить, что делал народ, или писать – что делал Пушкин". (Сам Архангельский тоже, надо полагать, в отличие от "народа" не пьёт, а трудится, "как Пушкин". Что и подтверждается интернет-плодовитостью обозревателя.)

И таким вымышленным и невымышленным "любителям" русского языка, разъявшим философское двуединство языка-народа (что, по-древнерусски, одно и то же) – несть числа. Чем не "дети Розенталя" – не сорокинского оперного, а вполне реального и лингвистически почтенного, профессора, автора многочисленных пособий по русскому языку для абитуриентов и студентов вузов?

Код для ВИЧин

... Экскурсы в историю и возвышенные культурологические ляпы "Флагеллантов" оставляют в не меньшем недоумении. Иакова, как мы помним, с молодых социалистических ногтей начинает терзать роковая "оппозиция "русский-еврей" и все проистекающие отсюда безутешные рефлексии. И даже закончив свой печальный и бестолковый "наземный" путь, он не успокаивается: "А почему я должен бояться половины своей инородческой крови? Ведь не сказано в Символе веры: "И бойся инородца как самого себя!" Пусть тогда они введут это через патриарха, дополнят Символ тринадцатым пунктом, и я подчинюсь, как дисциплинированный православный…"

"Дисциплинированному православному" не грех бы знать, что у нынешнего Патриарха Русской Православной Церкви "инородческая" остзейская фамилия Ридигер (а были ещё и мордвины, и евреи) и что исповедание Православия не осложнёно никаким "тринадцатым" или "четвёртым" пунктом. Ну а пытливому толкователю "оппозиции "русский-еврей" грех не знать, что в число руководителей русских черносотенных организаций начала ХХ века входили многие образованные евреи (православные монархисты), такие например, как В.А. Грингмут и И.Я. Гурлянд.

Однако именно образование (точнее его отсутствие и так называемая образованщина), а вовсе не кровь, являются родовым грехом подобных иаковов. Это, безусловно, роднит их со многими либерального извода "телеакадемиками", проповедующими о "свинцовых мерзостях" русской жизни. Поэтому нечего удивляться, когда опять же вовсе не герой Арабова, а вполне реальный гражданин телеэфира (всё никак не запомню фамилию, что-то среднее между Родзянко и Звездинским) уже не только таскает за сильно поредевшую "бородатых классиков", но и с камерой заглядывает под платья царствующих особ в бесстыдстве собственной историо-телефилии.

Можно и дальше цитировать "Флагеллантов", только зачем? Ни идейно-содержательно, ни формально романа не получается. Получается сценарий, о чём, как о неизбежном свойстве массовой литературы, говорит в одном из интервью и сам Юрий Арабов: "На мой взгляд, вся литература сейчас – это приложение к аудиовизуальным видам искусств. Во всяком случае, та литература, которая получает некую популярность. Берешь "Гарри Поттера" – и непонятно, что ты, собственно говоря, читаешь. Такое впечатление, что ты читаешь сценарий не снятого (снятого) фильма. Берешь Дэна Брауна, пролистываешь – тоже какой-то сценарий".