Питерские тайны Владимира Яковлева - Павел Шеремет Страница 28

А одна из самых скандальных версий указывала на бывшее руководство города. За несколько месяцев до убийства прокуратура арестовала сотрудницу городской администрации Ларису Харченко и начальника аппарата мэра Виктора Кручинина, переправила их в московский изолятор «Лефортово». Причиной ареста послужила их причастность к делу о махинациях с квартирами Анатолия Собчака. По этому же делу председатель питерского комитета по госимуществу Маневич должен был проходить в качестве свидетеля. Известно, что к нему специально приезжал личный представитель генерального прокурора страны Юрия Скуратова. Возможно, его шантажировали, убеждая дать показания против Собчака, угрожая в противном случае переквалифицировать из свидетелей в обвиняемые. Журналисты не исключали: Маневич мог предупредить представителя генпрокурора о том, что если будут копать под него, то он сдаст своего бывшего шефа — Собчака. В день убийства Маневич должен был лететь в Москву на встречу с Анатолием Чубайсом. Но как-то так получается, что убийство лишило следствие самого ценного свидетеля (после самого Собчака, естественно).

Первый вице-губернатор Вячеслав Щербаков высказывает еще одну версию убийства: «Собчак расплатился жизнью Маневича за невыполненные обязательства. Конечно, криминальные группировки были и есть, но они появились еще при Собчаке и расцвели при нем. Маневича убили за невыплаченные долги, потому что были заложены объекты собственности под какие-то обещания. А пришел Яковлев и сказал, что у него нет никаких обязательств».

Трагическая смерть Маневича вызвала серьезный резонанс в российском обществе. На похоронах друга Анатолий Чубайс поклялся найти и наказать заказчиков и исполнителей убийства. Спустя девять лет он сообщил, что все заказчики и исполнители установлены и их скоро постигнет жестокая кара. Эта смерть настолько быстро обросла самыми радикальными политическими версиями с далеко идущими выводами, что ее следует рассматривать как первый акт драмы под названием «Петербург — криминальная столица России». Вот что тогда писала местная пресса: «Отчеты о происшествиях, ложащиеся каждое утро на стол губернатора Петербурга Владимира Яковлева, напоминают сейчас сводки с поля боя. Кто-то застрелен за рулем джипа, кто-то — в подъезде дома, собственном кабинете или на даче. Очень неуютно чувствуют себя и владельцы ста двадцати пяти розданных за копейки, по балансовой стоимости, шикарных квартир в центральной части города — этот широкий жест сделал мэр Собчак незадолго перед тем, как покинуть свое кресло. И кто знает, какие фигуры окажутся на концах ниточек, потянутых следствием из этих квартир».

Имена, пароли, явки

История криминального Петербурга и появления нового бандитизма в 90-х годах прошлого века такая же простая и кровавая, как формирование преступного мира во всей стране. Питерская глава этой бандитской саги не выделяется ни размахом, ни жестокостью, ни какими-либо особыми схемами существования криминала в этом городе по сравнению с остальной Россией. В этом смысле Питер можно считать типичным регионом России, на примере которого можно и нужно, конечно, проследить появление, становление, усиление, расцвет и трансформацию новой российской организованной преступности, хотя точно так же логично и убедительно это выглядело бы и на примере Красноярска, Самары или Смоленска.

История же сотворения мифа «Петербург — криминальная столица», мифа, превратившегося в устойчивый стереотип общественного мнения, в общее место практически всех публикаций о Санкт-Петербурге, требует специального анализа. Эта история когда-нибудь обязательно войдет если не в учебники по криминалистике, то в пособия по политическим технологиям и манипуляции массовым сознанием.

Впервые словосочетание «бандитский Петербург» появилось в газете «Смена» осенью 1992 года. Ввел его в оборот молодой журналист Андрей Константинов. Константинов — литературный псевдоним Андрея Баконина. И в журналисты Андрей подался только в 1991 году, окончив до этого восточный факультет Ленинградского государственного университета по специальности историк-арабист и отслужив несколько лет в Советской армии военным переводчиком в странах Ближнего Востока. Жанр журналистского расследования тогда входил в моду, разоблачали всех и вся после десятилетий могильной тишины советской прессы, материал для работы появлялся лавинообразно, криминальные репортеры по популярности не уступали депутатам Верховного Совета. Андрей Баконин стал криминальным репортером газеты «Смена». И пошли серии статей о преступных городских группировках, о том, как они делят примерные сферы влияния, какая тактика и даже какие у лидеров клички. Как человек талантливый, выросший в семье научных работников, склонный к системной работе и попавший сначала в газету, а не на телевидение, Андрей под псевдонимом Константинов решил обобщить всю накопившуюся информацию, систематизировать ее и описать городскую преступность в историческом и идеологическом аспектах. Так появилась книга «Бандитский Петербург».

Наверное, подобную книгу мог бы написать и Александр Невзоров, звезда питерской криминальной телевизионной хроники. Но телевизионные журналисты — это внебрачные дети шоу-бизнеса, для которых эффектность изображения и драматургия сюжета важнее обобщений и аналитических выкладок. Однако Невзоров создавал сумасшедший по накалу общественный фон вокруг криминальной темы, едва ли не ежедневно он взрывал мозг обывателя своими сюжетами о бандах, убийцах и прочих негодяях. Криминальный апокалипсис на экранах телевизора требовал скрупулезного описания, спокойного осмысления и трезвого анализа. С этой задачей прекрасно справился Андрей Константинов. Он аргументированно объясняет, почему назвал свою книгу именно «Бандитский Петербург», а не «криминальный» или «кровавый»: «На тот момент очень четко обозначились две основные ветки организованной преступности в нашей стране. Одна ветвь — это организованная преступность со старыми традициями и принципами функционирования, уголовная, «блатная» преступность во главе с ворами в законе, которые, в свою очередь, что-то брали из дореволюционных уголовных порядков. Москва, например, была как раз абсолютно воровская на тот момент. И когда вышла книга «Москва бандитская», я еще смеялся и говорил, что это неправильное название, потому что оно не отражает истинного концептуального расклада сил. Потому что в Питере воры никогда не были сильны, их всегда было очень мало и они здесь не пользовались особым авторитетом. В нашем городе сложилась новая бандитско-гангстерско-спортивная преступность, и она в середине восьмидесятых годов реально взяла власть».

Книга выдержала несколько переизданий. Читатели в большинстве своем не видели фундаментального, научного смысла в словосочетании «бандитский Петербург», а воспринимали его как диагноз, констатацию неприятного факта: город захлестнула преступность и он превратился в «бандитский». Насколько прямой была связь между активностью ОПГ и деятельностью Собчака или Яковлева? Насколько справедлив упрек Яковлеву в том, что при нем город превратился в криминальный анклав?

Естественно, все начиналось еще во времена Анатолия Собчака. «Все эти казино и игровые автоматы — детище Собчака, а не Яковлева. И бензиновый бизнес развивался при нем. Яковлев как умный человек понимал, что поломать это нельзя, а лучше управлять этим осторожно. Россия вся такая, только на примере Москвы никто бы не позволил