Живой Журнал. Публикации 2017, октябрь-декабрь - Владимир Сергеевич Березин Страница 28

Карлсон сел на подоконник, скинув оттуда несколько фолиантов, череп древнего героя Богдомира и шлем конунга Молдинга.

— Давайте, Карлсон, говорить о тайнах природы… — попросил учёный.

— Да зачем тебе тайны природы? Это вроде твоей паровой машины, в которую — видишь? — я чрезвычайно метко попал тефтелькой. В конце концов, сегодня я — настоящее мистическое видение, дух крыш и чердаков. Что ты хочешь от жизни, кстати?

Доктор минералогии задумался. Жизнь его была спокойна, но скучна, праведна, но печальна. Его не тянуло к деньгам, а шведские лютеранки отбили в нём тягу ко всем остальным женщинам.

— Если сказать тебе честно, Карлсон, то я хочу славы. Многие годы я занимался науками. Но у меня нет славы, никому не интересна модель свинтопрульного летательного аппарата, а проект пулеметательной машины давно лежит под сукном в военном министерстве.

Я хочу настоящей прочной славы, чтобы люди смотрели мне в рот, а моя фамилия попала в энциклопедию.

— Только-то и всего? На крайний случай я и сам могу смотреть тебе в рот, — сощурился Карлсон.

— Ты не подходишь.

— Ладно-ладно. Не беда. Охота мне была смотреть тебе в рот, ты и зубным порошком, наверное, не пользуешься. Давай сделаем так: ты получаешь свою славу, а взамен…

— Взамен я тебя отсюда выпущу.

— Ну, ты меня удивил, Малыш! Я для кого стараюсь? Я и вовсе могу не уходить. Твоя паровая машина мне нравится, гадить я буду под столом, а если ты будешь меня плохо кормить, то я примусь пукать. Громко и вонюче. Так всегда делают в Новом Свете балаганные актёры, чтобы развеселить зрителя или когда им просто нечего сказать. По рукам? Выпьем пива и оформим сделку?

Карлсон поднялся в воздух и повисел перед доктором минералогии, показывая ему зад.

— Значит, речь идёт о душе?

— Зачем о душе? Кому нужна душа? Да ещё и твоя?! В обмен на славу, ты, пожалуй, будешь меня всё время кормить тефтелями. Можно было бы для этого жениться на фрекен Бок, но я не создан для утомительной семейной жизни. Итак, тебе — слава, а мне — много-много тефтелей. Каждый день. И каждый следующий день ты должен будешь давать мне в два раза больше. Это ведь немного, ты понимаешь?

— Идея хорошая. Но ты уверен, что мы договорились о нужном количестве тефтелей?

— Ах, да! — встрепенулся Карлсон. — Давай начнём счёт с десяти. Сегодня было десять, завтра будет двадцать, потом сорок — и так далее… Так что предупреди фрекен Бок, сколько мяса ей вешать в лавке у весёлого мясника, голландца Перельмана.

Теперь о деле: ты создашь новую Церковь.

Это верное дело, я тебе как лучший в мире сочинитель проектов и курощатель публики говорю — у нас никакого волшебства, одна фантастика. Я, хоть и не умею писать и считать, но понимаю толк в жизни. Ты из дурацкого Дедала с паровой машиной превратишься в мистического Икара. Летать тебе, кстати, не обязательно — ты будешь день за днём сидеть перед окном, глядеть на мрачное стокгольмское небо и записывать свои видения. Такое видение, как я, ты, правда, должен будешь кормить.

Учёный подошёл к грязному окну и на глаз он оценил перспективу.

— Видишь ли, должен тебя предупредить, — голос доктора минералогии был печален. — Фрекен Бок очень любит готовить, и она опечалится, если ты не будешь есть её тефтели. Если ты станешь кидаться ими, если на тарелке будет что-то оставаться, она станет очень печальна, и ни одна новая Церковь не развеселит её, хотя я знаю, что новые Церкви — дело весёлое.

— В этом ты можешь не сомневаться. Я клянусь, что съем всё, даже, пожалуй… Давай начнём счёт с двадцати, ладно?

— Хорошо, хоть это и будет нелегко. Значит, Церковь? А всё будет нормально? — спросил доктор минералогии Карлсона. — Могу я надеяться?

— Да, если, конечно, ты не встанешь под пропеллер.

Так всё и произошло.

Доктор минералогии Сведенборг через три дня опубликовал трактат «Почитание Бога и любовь Бога», через полгода завершил восьмитомный труд «Небесные тайны», а также несколько поэм из жизни азиатов в полтавских пустынях разными размерами с рифмами.

Но настоящий успех пришёл к нему после выхода в свет книг «О небе, аде и мире духов» и «Объяснение Апокалипсиса». Сведенборг без труда основал церковь Новейшего Иерусалима, и тысячи адептов ловили каждое его слово.

А с тефтелями вышла неловкость.

Карлсона хватило ненадолго: его жизни не хватило и на сорок тефтелей.

Ведь Карлсон не знал, что такое острый, подобный лисьему яду, соус фрекен Бок.

И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.

Извините, если кого обидел.

16 октября 2017

Браслет (2017-10-17)

Карлсон жил на даче.

Дачный посёлок прятался в скалах, и солёные брызги иногда долетали до крыльца.

Балтийское море, холодное, как сердце ростовщика, било в волнорез.

Облака тянулись со стороны Дании, и, привыкнув к нелётной погоде, Карлсон почти перестал подниматься в воздух.

Дни тянулись за днями. Несмотря на упрёки жены, он забросил холст и краски. Вместо того, чтобы закончить картину, заказанную Королевским обществом любителей домашней птицы, он часами играл Бетховена, пил в местной таверне и глядел на бушующее море.

Как-то, вернувшись домой, он обнаружил жену непривычно весёлой.

— Фрида, кто у нас был?

Но жена не отвечала. Она хлопотала на кухне, тянуло пряным и копчёным. За ужином, когда она разливала суп, Карлсон заметил у неё на руке браслет странной формы.

Её нрав переменился, как по волшебству, но Карлсон не был от этого счастлив.

Он понимал, что жену сглазили.

Карлсон перебрал в уме всех соседей: долговязый поэт Чуконис, русский художник Тыквин — ни один не годился в разлучники. Чуконис любил маленьких детей, Тыквин — только артезианскую воду. Днём и ночью он сидел у своей скважины и делал наброски к своей будущей картине «Не будем говорить кто убивает сами знаете кого». Шёл уже третий год, а картина не была написана — хотя художник Жёлудев уже нарисовал мрачный пустынный пейзаж с черепами и подписью «Не будем говорить, кто убил всех».

Нет, у Тыквина не было времени на романы, а Чуконис любил только детей.

Ответа на загадку не было, и Карлсон зачастил в таверну «Три пескаря», где топил тоску в чёрном пиве.

Однажды в этой таверне к нему подсел, как всегда бывает в