Эндрю Ротштейн - Когда Англия вторглась в Советскую Россию Страница 29

Он высказал мысль, что позиция Советского правительства могла измениться «потому, что „мы перешли от антигерманской политики к политике откровенно антисоветской“». Он отметил, что арест британских подданных и убийство Кроми произошли после оккупации, а не до нее. В действительности положение англичан даже в Москве, как об этом заявил личный секретарь Локкарта, «стало стесненным, лишь начиная с 4 августа». Далее Янг утверждал, что «в Англии существует мнение, согласно которому наше поведение в отношении Советского правительства не отвечает английским понятиям справедливости и чести». В частности, действия «некоторых британских представителей в России» дают советским властям «веские основания подозревать нас в том, что мы их обманываем и ведем двойную игру». В качестве примера Янг напомнил Кемпу о беседе с руководителями Архангельского совета, на которой они оба присутствовали. Разве, не говорил Кемп о том, что действия союзников на Белом море «не. направлены против Советского правительства». А несколько дней спустя советские руководители поставили в известность Янга и Кемпа «об актах произвола, совершенных военно-морскими силами союзников на западном побережье Белого моря, в том числе о расстреле трех членов Кемского совета». Это сообщение было подтверждено неопровержимыми фактами. Янг утверждал, что во время переговоров об обмене товаров советские власти были готовы пойти ему навстречу. Всякая возможность достижения «модус вивенди» рухнула как карточный домик после высадки союзников.

Высадка оказалась безуспешной. «Мы должны благодарить бога, что там не было немцев, поскольку советские войска без чьей-либо помощи сумели оттеснить нас назад к Архангельску. Единственный ее результат состоит в том, что она отрезала 150 тысяч жителей в Архангельске от 150 миллионов русских. Жителям города пришлось поступать в соответствии с нашими требованиями». Янг предложил союзникам сесть за стол переговоров и подвергнуть наши действия в отношении России «проверке на пробном камне» предложений президента Вильсона[143].

Публикация этого письма получила отклики в прессе. В газете «Стар» в тот же день появились выдержки из него под заголовками: «Грубые ошибки союзников в России», «Британский консул проливает свет на обстановку», «Акты произвола». 18 декабря Милнер, военный министр, опубликовал статью, в которой оправдывалась интервенция, а 23 декабря в «Дейли ньюс» появился ответ на эту статью. Стиль этой публикации был явно схож со стилем письма Янга в «Таймс».

28 декабря, когда ответ Кемпа Янгу был напечатан, министерство иностранных дел начало обсуждать, что следует предпринять. Еще раньше лорд Керзон записал: «Г-н Янг — способный чиновник, проделавший полезную работу и в Архангельске, и в других местах своего назначения. Он, конечно, вправе придерживаться любого мнения. Действительно, в письме содержится много такого, что требует серьезного рассмотрения. Однако я полагаю, что г-н Янг должен был изложить свои соображения министерству иностранных дел. Мне кажется, что предание гласности своего мнения подобным образом подрывает всякую дисциплину и противоречит и практике, и традициям государственной службы. Растущая критика английскими социалистами и наших действий в России может несколько затруднить принятие в отношении г-на Янга таких мер, какие он заслуживает, однако мне кажется, что нельзя позволить чиновнику, поступившему таким образом, оставаться на государственной службе». А вот что писал лорд Хардинг: «Я думаю, г-ну Янгу следует сказать, что его поступок, а именно то, что он выступил в прессе по вопросам политики, не проконсультировавшись предварительно с министерством иностранных дел, несовместим с правилами, которыми руководствуются чиновники государственных служб»[144].

Вероятно, эти должностные лица тогда еще не знали, что Янг пытался сделать именно то, на чем они настаивали, — «изложить свои возражения министерству иностранных дел», и что ему в совершенно недвусмысленных выражениях было в этом отказано.

В своем ответе адмирал Кемп прибег к тону, как об этом писал Янг в последующем письме, «который был бы более уместен на шканцах или в классной комнате». Кемп назвал письмо Янга «вредным, направленным на подрыв национальной политики, грудой неверных предположений и инсинуаций и смутных намеков на конкретные события». В частности, он утверждал, что ничего не знал о намерении союзников оккупировать Архангельск, когда там беседовал с советскими представителями, и что его заверения касались только Мурманского побережья, а также что он, кроме того, предупредил о том, что «любые приказы, полученные от правительств союзников, будут проводиться в жизнь». Что касается разоружения красногвардейцев в Кеми, то на этот счет имелась «взаимная договоренность», и три члена Кемского совета были застрелены при «оказании вооруженного сопротивления». Янг, признал он, был прав в отношении даты смерти Кроми, но его собственные (Кемпа) утверждения о дурном обращении с гражданами стран-союзниц были верны. Советское правительство «явно начинало проводить прогерманскую политику», в то время как позиция британского правительства «была до конца ясной», и ему не известен ни один случай, когда бы британское правительство вело «двойную игру». Большевики в Архангельске были «трусливыми бандитами», сбежавшими с многими миллионами рублей, украденных из государственных и частных фондов. Россия голодала не из-за оккупации Архангельска, а из-за того, что «в результате анархии была прервана транспортная связь и утрачены источники снабжения». Советское правительство неоднократно провозглашало себя «поборником анархий и сторонником истребления высших классов», писал Кемп.

В заключение Кемп заявил, что единственно возможные отношения между советскими руководителями и британским правительством — это отношения между «преступником и судьей», и добавил, что прежняя программа действий союзников в России должна включать «контроль в течение некоторого времени над всеми средствами транспорта и связи и над экономической системой России в целом».

Читатель может сам сделать выводы на основании документов, рассмотренных выше и дающих полную картину о целях, методах и самой подготовке интервенции как вдоль границ России, так и во внутренних ее районах о том, насколько утверждения Кемпа соответствовали действительности. Дуглас Янг мог не знать многого, но он знал самые главные факты и на них построил свой последующий ответ, напечатанный в «Таймс» 6 января 1919 года.

Янг отметил, что Кемп признал свою неправоту только по одному пункту вопроса о безопасности британских подданных, который, вероятно, должен был повлиять на общественное мнение накануне выборов. Адмирал утверждал, что «до вторжения союзников в Архангельск с британскими подданными обращались плохо». Янг писал, что в ответ на «заявление Кемпа в Архангельске от 6 июля о целях присутствия там союзников, какое бы значение он в него ни вкладывал, советские власти немедленно откликнулись на него и разрешили подданным союзных держав выехать из Архангельска». Британские граждане в городе не только не подвергались преследованию, но им были предоставлены многие привилегии. «Если бы они могли высказать свое мнение», они стали бы жаловаться не на большевиков, а на сбежавших представителей союзных держав. Кемп, может быть, припомнит, как в беседе с руководителями Архангельского совета между 6 и 11 июля он сказал, что, по его личному мнению, британскому правительству следует признать правительство Советской России. Не желая отвечать на все другие «нелепости» и искажения Кемпа, он хочет подчеркнуть тот факт, что «события в Мурманске вынудили советские власти сплотить свои ряды как в Архангельске, так и повсюду в России». Вопреки мнению Кемпа Янг писал, что русские не являются нацией трусов и что их кратковременная растерянность была «вызвана неожиданной бомбардировкой города самолетами союзников, против которых у них не было никакой защиты», а также тем, что среди командного состава в Архангельске было много бывших царских офицеров, с самого начала намеревавшихся изменить большевикам. Через, неделю после высадки русские остановили продвижение союзников и продолжают их удерживать. Смешно было бы ожидать от советских властей, что они отдадут казну и банковские фонды в наше распоряжение. Между тем казачьи офицеры после ухода большевиков «присвоили и поделили между собой несколько миллионов рублей, принадлежащих государству».

Еще не настало время, пишет в заключение Янг, осветить «всю отвратительную деятельность британских представителей, с которой Советское правительство не пожелало мириться; но такое время придет». При этом он предостерегал от «искажения и замалчивания фактов».