Виктор Топоров - Жёсткая ротация Страница 29

У классического — Киселёвского — НТВ было два грехопадения (если не считать осени 1993 года, но тогда, похоже, выбор и впрямь был сделан сердцем): в 1995–1996 — когда оно по команде Гусинского безоговорочно и бесстыдно поддержало ползущего, пусть и приплясывая, на второй срок Ельцина (испоротые демонстрировали тогда худшие образцы агитпропа; была создана виртуальная реальность, в которой, и только в которой, и мог одержать победу недействующий президент, — и лишь «Куклы» Шендеровича имели пусть и опосредованное отношение к действительности, да и то поневоле, потому что вынуждены были её пародировать), и в 1999–2000 — когда канал вступил в борьбу с идущим во власть Путиным и сделал это опять-таки по манию Гусинского, чего-то там недополучившего и недоподелившего.

Частное телевидение (пользующееся, однако же, льготным тарифом, наряду и наравне с государственными каналами) превратилось, по сути дела, в оппозиционную партию — в единственную оппозиционную партию, принадлежащую одному человеку и — скорее слепо, чем зряче, — выполняющую его волю!.. Выиграть они не могли, поражения признать не захотели — и со всей неизбежностью последовала зачистка, получившая известность как спор хозяйствующих субъектов.

Подробности и перипетии этой зачистки, сплошь и рядом душераздирающие, ещё слишком свежи в памяти; подлинные мотивы и логика поведения важнейших фигурантов, напротив, остаются во многом непроясненными; остановимся поэтому на итогах.

Из звёзд первой величины канал покинули Киселёв, Сорокина и Шендерович; не без колебаний решили остаться — и выросли в начальство — Миткова и Парфёнов. ТВ-6, а затем и ТВС трясло и продолжает трясти как снаружи, так, по-видимому, и изнутри; у ушедшей с Евгением Киселёвым команды не столько упало качество (хотя имеет место и это), сколько перестали все эти люди и программы попадать в тон обществу — не только пропутинскому большинству, но и интеллектуальному меньшинству.

Имитировать непоротость им, конечно, легче, чем «оппортунистам», а вот что касается значимости… Киселёва прежде всего интересует собственная — и своей программы — значимость, но приход Путина к власти и три года его правления означают (я уже не раз писал об этом) вовсе не конец демократии или там свободы слова — не было у нас ни демократии, ни свободы слова, — а конец политики как таковой. И какая же может быть значимость у политических журналистов и программ в отсутствие политики?

На НТВ получилось по-другому. Американский гражданин Йордан, пришедший к руководству каналом при более чем сомнительных обстоятельствах, начал строить по-настоящему непоротое телевидение — в частности, вероятно, и потому, что плетью в Америке орудуют не руководители любого ранга (как до сих пор у нас), а исключительно ковбои.

Программа Леонида Парфёнова «Намедни» в обновлённом виде, придя на смену «Итогам», отразила и ярко запечатлела вышеупомянутую смерть политики, причём сделано это оказалось в ироническом, но вместе с тем оптимистическом ключе: смерть политики в гуще жизни! Новостные программы НТВ как минимум не уступают своим аналогам на ТВС, превосходя все остальные каналы. Йордану помогли (или он помог себе сам) с сериалами и играми, Миткова обновила имидж, — одним словом, НТВ стало (или стало выглядеть) настолько настоящим, настолько насущным и, не в последнюю очередь, настолько непоротым, насколько это в нынешних условиях в нашей стране возможно. Парадоксально, но факт.

Остальное вы знаете. А чего не знаете, скоро увидите по ящику. Если вам — да и мне самому — не расхочется его включать.

2006

Нос. Три шага в цензурном бреду

Средь бела дня позвонили незнакомым и чрезвычайно взволнованным девичьим голосом. Театральный режиссёр и актриса театра и кино Светлана Свирко сообщила, что её новый спектакль не то вот-вот закроют, не то уже закрыли, и попросила непременно посмотреть представление, которое может оказаться последним, нынче же вечером. Дело происходило в июле, и на вечер у меня определённо были другие планы.

— А зачем я должен его посмотреть?

— Чтобы объяснить мне, за что его закрывают.

— А что это за спектакль?

— «Нос», по Гоголю.

— Так у вас, наверное, Нос похож на Путина. За это и закрывают.

— Нет, что вы!

Благородство, как известно, обязывает. Перед походом в театр я просмотрел прессу. Вот что писали о спектакле в петербургской версии журнала «Time Out»:

«НОС»

Режиссёр: Светлана Свирко.

В ролях: Игорь Бессчастнов, Татьяна Калашникова, Вячеслав Карпов.

Гоголевская история о человеке, потерявшем нос, бродила по Театру сатиры два года. Пока не совпали обстоятельства и пространственно-временные ориентиры всех членов творческой группы. Теперь режиссёр и инсценировщик Светлана Свирко готова представить свою версию «Носа». Живя в такой стране, как Россия, творческому человеку трудно не писать о её порядках и гражданах. Где ещё, как не здесь, бесшабашная свобода волшебным образом соединяется с жёсткими ограничениями, а логика плавно перетекает в абсурд? Почва плодородная. Свирко (у которой уже был опыт общения с абсурдом — спектакль «Случай No» по Хармсу) затеяла сатирический памфлет о стране, которая «вечно наступает на грабли». Гоголевское «зеркало, на которое нечего пенять», начистили затем, чтобы отражать в нём современные рожи. Ответов на злободневные вопросы спектакль, может, и не даст, но показать облик нынешней России собирается.

Особенность постановки в том, что сатирическое здесь не сводится к простому высмеиванию и обличению. Гоголь, по словам Свирко, «обладал гениальной способностью обращать сатиру в поэзию». Вот и спектакль должен стать поэтическим и красивым. Способствовать этому призваны близкая к цирковой сценография Дарьи Мухиной, музыка Алексея Кузнецова, оригинальный вокал (хормейстер — Ольга Тихомирова) и неповторимая пластика, придуманная специально для каждого персонажа Валерием Звёздочкиным. Заглянем правде в свирепые глаза, ведь «Нос» определённо обещает быть смешным и острым.

Светлана Свирко и впрямь оказалась молодой женщиной, а небольшой зал Театра сатиры на Васильевском был переполнен. Публика по ходу спектакля смеялась, а по его окончании аплодировала долго и гулко. И, разумеется, Нос был похож на Путина! Один из трёх Носов, задействованных в спектакле, если быть точным, — но как раз тот, парадный портрет которого торжественно спускали на сцену с колосников под музыку Глиэра, представляющую собой подлинный гимн Петербурга. Ну и естественные аллюзии на самодержавную власть, взятничающее чиновничество и мелкотравчатое пресмыкательство перед городовым. И вообще, Нос у Гоголя это, как принято считать, не совсем нос и даже совсем не нос. А главреж Театра сатиры человек, мягко говоря, пожилой — и лишней головной боли ему не нужно.

Так или примерно так я сказал Светлане, когда она позвонила мне поблагодарить за помощь. Помощь, как пояснила она, действенную: обнаружив меня в зале, её начальство переполошилось, а по окончании спектакля заверило режиссёра в том, что «Нос» из репертуара ни в коем случае исключён не будет, более того, откроет афишу сразу же по окончании летнего отпуска. Я поневоле удивился собственному могуществу, но за режиссёра порадовался. И счёл всю эту историю исчерпанной. Режиссёр Свирко обратилась ко мне, человеку нетеатральному, не исключено, потому, что у меня «лёгкая рука». Во всяком случае, так считается. За некоторое время до истории с «Носом» я первым написал о прокатном запрете кинофильма Ильи Хржановского «4» (по сценарию Владимира Сорокина) — и фильм в прокат всё-таки выпустили. Правда, не после (и не вследствие) моей статьи, а в результате его триумфального шествия по европейским кинофестивалям, но тем не менее.

История с этим фильмом, снятым отчасти на государственные деньги, отчасти на спонсорские, тоже получилась прелюбопытной. Официальная претензия к режиссёру заключалась в том, что фильм вышел на сорок минут длиннее оговорённого в предварительных условиях. Вот эти сорок минут Хржановскому и предложили вырезать. Уделив особое внимание злоупотреблению натурализмом в форме пьяного старушечьего стриптиза и сквернословием. Ну и кое-чему другому тоже… На мой взгляд, дело заключалось как раз в другом. А именно вот в чём: в одной из начальных сцен фильма персонаж, выдающий себя за сотрудника кремлёвской охраны (а на деле являющийся оптовым торговцем мясом), отвечая на вопросы случайных собутыльников, утверждает, что президент у нас — нет, не пьёт, а вот супруга его… «Но он же не настоящий сотрудник! Он же всё выдумывает!» — возмущался в баре петербургского Дома кино молодой режиссёр.

— А вот представьте себе, — со старческой мудростью возразил ему я, — что именно этот фрагмент прокручивают Путину. Или Сечину. Или хотя бы Суркову. Кто прокручивает? Министр культуры в борьбе со Швыдким. Сам Швыдкой в борьбе с Голутвой. Кто угодно. Вот, мол, какое кино снимают у нас на народные денежки! Поэтому вам и говорят: уберите лишние сорок минут. А на деле надо убрать всего две…