Сергей Родин - Отрекаясь от русского имени Страница 29

О степени достоверности сообщаемых им исторических фактов и описываемых событий можно судить хотя бы по следующим примерам. Так, «История Русов» по пунктам воспроизводит текст Зборовского трактата, который будто бы гласит: Русский Народ, «яко из веков вольный, самобытный и незавоеванный», отныне «ни от кого, кроме самого себя и правительства своего независим». Указывается и точная дата подписания договора: 7 сентября 1649 года [101].

На самом деле, никакого трактата в природе не существовало, а было «объявление милости Его Королевского Величества Войску Запорожскому на пункты, предложенные в их челобитной», подписанной королем Яном Казимиром 9 августа 1649 г. Текст этого документа не имеет ничего общего с тем, который приводится в «Истории Русов». Ни о каком народе нет в нем и помину, договор оставляет «при всех старинных правах» только реестровое казачество, число коего определяется в 40 тысяч человек. Перепадает кое-что и православной шляхте: король обещает ей «все должности и чины в воеводствах киевском, брацлавском и черниговском». А вот насущнейший вероисповедный вопрос об отмене унии оставляет на усмотрение польского сейма ( с легко предсказуемым отрицательным результатом).

Таковы были достижения Хмельницкого в момент наибольших его успехов. Сочиненный автором текст о якобы имевшем место освобождении Русского Народа «от всех притязаний и долегливостей Польских» и «добровольных договорах и пактах», которые Малороссия якобы имела с соседними государствами, является чистейшим вымыслом, дезинформацией, преследующей вполне очевидную цель: изложить под видом исторического документа давно минувших дней современную ему, автору, программу малороссийского сепаратизма.

Точно также вымышлен автором текст Гадяцкого договора, якобы подписанного Юрием Хмельницким в 1657 г. и толкующий все о тех же фантастических «стародавних правах, привилегиях и вольностях» казаков, прирожденном их «шляхетстве» и значительной самостийности их малороссийской «неньки». Сочинены: речь Ивана Богуна, отвратительный пасквиль на Россию и Русский Народ; текст мазепинской прокламации, излагающей все те же пункты сепаратистской программы, в числе коих блистает и наиболее выдающийся ее перл, абсурдный до идиотизма штамп всей последующей украинской историософии: «прежде были мы то, что теперь московцы: правительство, первенство и самое название Руси от нас к ним перешли» [102] (или, иными словами, спасайте, нас обворовали! – вечный плач «украинца», совершившего отказом от Русской национальности, Русской Культуры, православной веры своих предков историческое и этническое харакири и пытающегося свалить вину за это на тех, кто подобного отступничества не совершал…).

Незнание предмета, о котором автор распространяется, поражает даже видавшего виды читателя. Например, о походе войск Б. Хмельницкого на Львов в 1648 г. он сообщает: город взят казаками штурмом, обезоруженный гарнизон «выпущен в Польшу с договором: не служить более против казаков». Взяв с побежденных огромную контрибуцию, гетман «оставил сей город под управлением граждан и с казацким комендантом и гарнизоном». На самом деле Львов не был взят, откупившись от осаждающих огромной суммой в 200 тыс. золотых, и, разумеется, никакого казачьего гарнизона в своих стенах в глаза не видел.

О смерти гетмана Многогрешного «История Русов» сообщает следующее: в августе 1671 г. в битве с Дорошенко и приведенными им турками, гетман был тяжело ранен. «В 1672 г., Февраля 7-го дня, Гетман Многогрешный от ран своих УМЕР и с великими почестями, военными и церковными, в Батурине погребен. Все чины и народ с чистосердечным сокрушением оплакивали сего достойного их начальника». В реальности же никакой битвы с Дорошенко не было. В феврале 1672 г. Демьян Многогрешный жил и здравствовал, а в марте казачья старшина при помощи стрельцов арестовала «сего достойного начальника», обвинив в измене и тайном умысле переметнуться на сторону турецкого султана. В апреле сего же года скованного гетмана привезли в Москву, а в мае, после проведенного следствия и суда, приговорили к смертной казни, замененной по Царской милости ссылкой в Сибирь, в г. Селенгинск. Год смерти Многогрешного не известен, но еще в 1688 г. , т.е. спустя шестнадцать(!!) лет после торжественных похорон, устроенных ему «Историей Русов», он был жив и отправлял государеву службу.

Тоже касается и Петра Дорошенко. Запятнав себя многочисленными изменами, он в виду народного возмущения, должен был в 1676 г. сложить с себя звание гетмана правобережной Малороссии и отдаться в волю левобережного гетмана Ивана Самойловича. Последний, согласно версии «Истории Русов», «по убедительным просьбам сослал Дорошенко на его родину, в город Сосницу, где он, под присмотром и поруками, жил до своей смерти». В реальности же, после оставления гетманства, Дорошенко был вызван в Москву и здесь оставлен на жительство вместе с семьей. В 1679 г. назначен воеводой в Вятку, в которой пробыл три года, а затем снова вернулся в Москву, где и скончался 9 ноября 1698 года…

Даже там, где «История Русов» не прибегает к прямой лжи, а как-будто следует за реальной канвой исторических событий, она переворачивает все с ног на голову. Так, многочисленные просьбы Хмельницкого о присоединении к России приобретают в ее интерпретации прямо противоположный смысл: оказывается, все шесть лет войны именно Русское правительство уговаривало гетмана соединиться на любых условиях с его стороны. С этой целью уже в начале 1649 г. отряжено в Малороссию специальное посольство во главе с князем Алексеем Трубецким и боярином Пушкиным. «По наказу Царскому, соглашали послы оные Хмельницкого, чтобы с народом Русским и войском соединился он в Царство Московское на таких условиях, какие им заблагорассудятся; а Царь готов, между прочим, признать его, Хмельницкого, с потомством владетельным земли тоя князем».

Казалось бы, малороссийский гетман должен сразу ухватиться за столь лестные предложения, но не тут-то было. Фантазия автора «Истории Русов» возносит его на столь головокружительную высоту, что московские предложения выглядят слишком мелко. В гетманской резиденции толпятся послы едва ли не всей Европы и Турции в придачу, стремясь любою ценой заручиться союзом со столь могучим правителем, поэтому в общении с Царским послом Хмельницкий надменен и горд, едва ли не в приказном порядке требуя со стороны России немедленного объявления войны Польше, но отнюдь не с целью скорейшей ликвидации польской оккупации (ведь автор уверяет, что таковой никогда не существовало!), а лишь затем, «чтобы народ Малороссийский узнал прямо и убедился об усердии к нему народа московского, воюющего в помощь его поляков; а второе, чтобы малороссияне, увидев могущество народа московского, переменили те о нем мысли, кои имели о слабости его во время владения поляками городом Москвою и почти всем Царством сим» [103]. Понятно, что Русские не проходят заданного им теста. Так как ведут себя коварно и вероломно… На то они и Русские.

* * *

Как подлинно украинское произведение «История Русов» использует для описания Русских только один цвет: черный. Среди них «владычествует самое неключимое рабство и невольничество … и человеки, по их мыслям, произведены в свет будто для того, чтобы в нем не иметь ничего, а только рабствовать». «А вер у них столько, сколько слобод и в них домов, а нередко и в одном доме несколько их вмещается, и одно семейство от разноверства не может вместе ни пить, ни есть из одной посуды». «И так ежели с сим народом соединиться нам, то или они нас распродадут по одиночке, или переморят на улицах своих и распутиях: ибо никто из них не пустит в дом свой никого нашего прохожего, а паче с табаком, употребление которого почитается у них страшным грехом, смертным грехом, и единственным человеческим грехом во всем мире» [104].

За намерение воссоединиться с Россией анонимный автор «Истории Русов» устами анонимных же казаков величает гетмана Хмельницкого «зрадцею и предателем отечества», а для обоснования самостийнического постулата о том, что решение Переяславской Рады явилось фатальной исторической «ошибкой», наполняет свой пасквиль лживыми россказнями о якобы творимых Русскими в присоединенной Малороссии жестокостях и грабежах, чему московская власть всемерно способствовала и даже поощряла «разорявшие народ воинские команды, прохожие и квартировавшие, коих поступки с народом здешним умалены были мало чем от нашествия татарского и других неприятелей. Десяток солдат разгонял прежде целые деревни, а капральство их потрясало самые города и местечки». Нечастным «малороссиянам» и пожаловаться было некому: Русские начальники «были неприступны, как султаны азиатские, а привязки их и претензии мудренее всех узлов Гордианских. Все у них до последней булавки значило интерес Государев, и за него придирки и взыскания были бесконечные».