Эксперт Эксперт - Эксперт № 17 (2014) Страница 3

При этом надо понимать, что в целом задача разоружения федералистов востока — это вопрос прежде всего не политической воли, а политической договоренности между регионами и центром. «Пару недель назад я был в захваченной донецкой ОГА, и там нет ни оружия, ни “зеленых человечков”. Все там прекрасно понимают, что если “Альфе” будет дан приказ, то через двадцать пять минут здание будет очищено. Но центральная власть не готова на это пойти. И дело не только в воле. В руководстве силовых ведомств юго-восточных регионов есть консенсус: они не готовы, не собираются и не будут действовать против народа и отдавать приказ о штурме. Напомню, что взятием харьковской ОГА занимался не харьковский, а полтавский “Беркут” — одно из самых националистических, если так можно сказать, среди всех спецподразделений милиции Центральной Украины», — говорит Денис Денисов. То есть опять-таки получается, что если украинские регионы и центр договорятся между собой о разделении полномочий, то проблем с восстановлением порядка и сохранением территориальной целостности быть не должно. Вопрос в том, есть ли желание договариваться. «Восточные регионы согласятся на федерализацию Украины лишь при условии, что федеральным единицам будет позволено проводить внутренние референдумы о выходе из состава единой страны. После всего, что было, восточные элиты не верят Киеву и понимают, что те права, которые будут предоставлены регионам в рамках конституции, могут быть затем легко попраны, и Украина вернется к централизации, — продолжает рассуждать Денис Денисов. — А если пункт о референдумах и праве выхода будет включен в конституцию, то они смогут действовать по принципу “если что-то не нравится — голосуем и уходим”».

Восточные регионы согласятся на федерализацию Украины лишь при условии, что федеральным единицам будет позволено проводить внутренние референдумы о выходе из состава единой страны

Фото предоставлено организацией «Донецкая Республика»

Вашингтон их теряет

Американцы прекрасно понимают, что предоставленные украинцам женевским заявлением возможности способны привести к тому, что в рамках реального демократического процесса США могут потерять рычаги давления на Украину в целом. Поэтому они стремятся максимально избавить Киев от необходимости договариваться с регионами (потому что в рамках такого договора будут подавлены подконтрольные США национал-радикалы, а сравнительно пророссийские регионы получат большие полномочия). Причем «упростить» диалог Киева и регионов, по мысли США, должна Москва. Так, госсекретарь Джон Керри заявил, что ожидает скорейшего разоружения именно федералистов на востоке, и ни словом не обмолвился о «Правом секторе». При этом американский чиновник добавил, что если восточные регионы Украины не разоружатся, то отвечать будет Москва. «Я дал понять министру Лаврову, что, если мы не увидим немедленного прогресса, не увидим выполнения достигнутых договоренностей, у нас не останется выбора, кроме как ввести дополнительные санкции против России», — пригрозил Керри.

Однако Россия давно привыкла к двойным стандартам Вашингтона, и звучащие по двадцать раз на дню угрозы «ужесточить санкции» ее вряд ли испугают. Для России здесь куда важнее позиция Европы. Если США будут пытаться навязать свой сценарий, Москва, вынудив именно Киев сорвать соглашение, даст убедительные аргументы в руки влиятельным силам в ЕС, выступающим против ввода «третьего пакета санкций». Более того, многое указывает на то, что соглашение было достигнуто в столь, мягко говоря, неудобном для нынешних украинских властей и их американских покровителей виде из-за того, что Вашингтону нужно было продемонстрировать сохраняющееся трансатлантическое единство.

Другим важным моментом соглашения стало обязательство Киева отпустить ряд задержанных активистов. Конечно, украинская сторона может заявить, что они причастны к тяжелым преступлениям, однако доказать это будет непросто. К тому же Москва получит возможность требовать освобождения и бойцов «Беркута», на который официальный Киев бездоказательно повесил расстрелы всех активистов на Майдане.

Наконец, еще один (и немаловажный) плюс этого коммюнике — выигрыш Москвой времени. Сейчас все понимают, что время работает на федералистов. Украинская армия на юго-востоке страны разлагается, слабая власть в Киеве теряет легитимность в глазах населения, а Украина бодро идет к экономическому коллапсу. Поэтому чем дальше, тем яснее перед Киевом будет вставать дилемма: сохранять лояльность Вашингтону любой ценой и в итоге потерять страну — или начинать договариваться с регионами и Москвой.

Сила — ключ к пониманию

Что касается отношений России и Запада, то последний изгиб украинского кризиса — обострение ситуации на востоке и переговоры в Женеве — позволяет сделать два основных вывода.

Вывод первый. России наконец удалось «объяснить» Западу — и не только Европе, но и США, — что вести себя в регионе, затрагивающем основные жизненные интересы России, так, словно нашей страны не существует, более невозможно. Иллюзию, что у России не может быть особых интересов в сопредельных странах, на Западе лелеяли давно. При этом если в вопросах военно-политических (расширение НАТО) какие-то приличия еще соблюдались (тема сама по себе довольно взрыво­опасная, а потому побуждает к сдержанности), то в сфере, скажем так, политэкономической на это не было и намека. Причем в этой области наиболее усердствовали европейцы — просто в силу того, что американцам экономически интегрировать постсоветское пространство как-то не с руки.

Первые признаки нового подхода к восточному направлению политики в ЕС проявились в 2002 году, формально из-за вопроса транзитных виз для россиян, добирающихся наземным транспортом в Калининградскую область. В действительности же именно тогда ЕС попытался реализовать схему поэтапного, регион за регионом, «освоения России». В ходе выяснения отношений России пришлось уступить, как, впрочем, и по вопросу о вступлении в НАТО бывших советских республик — Литвы, Латвии и Эстонии.

Четырехсторонние переговоры в Женеве фактически свелись к поиску договоренностей между США и Россией. Слева — госсекретарь США Джон Керри, справа — глава МИД России Сергей Лавров

Фото: РИА Новости

Но дальше стало еще интереснее. Страны Прибалтики были приняты в НАТО в марте 2004 года (в том же году эти страны вступили в ЕС), а уже в ноябре на Украине случилась оранжевая революция, в ходе которой никто особенно и не скрывал трансатлантических целей нового руководства. Тогда же, в 2004-м, Евросоюз отказался от переговоров с Россией о новом соглашении о партнерстве и сотрудничестве по причине того, что Россия не соглашалась, например, на прямые контакты Брюсселя и российских регионов. С тех пор отношения между РФ и ЕС фактически заморожены, а основным приоритетом ЕС на Востоке стала политика отрыва оставшихся неохваченными евро и евроатлантическими структурами постсоветских стран. Попытки же России достучаться до руководства ЕС и ключевых европейских стран — мол, надо бы как-то согласовать интересы — успеха не имели.

В политике по отношению к РФ со стороны что США, что Европы утвердился такой подход: Россия — угасающая держава, которая рано или поздно развалится, у нее нет альтернативы фактически бесправной интеграции в общеевропейское пространство и она ничем не может помешать политике расширения Западом своего влияния. Украинский кризис разрушил эту удобную картину мира, причем разрушил, как говорится, с особым цинизмом. Отсюда такие растерянность, недоумение и даже замешательство наших западных партнеров: все, что они делали последние десять лет, оказалось страшной ошибкой. Тем более неприятной, что за эти годы Россия худо-бедно выстроила альтернативную систему союзов — Таможенный союз с перспективой вырасти в Евразийский, стратегические (не только политические, но и экономические) отношения с Китаем, а также союз наиболее мощных развивающихся стран БРИКС.

Поэтому когда в ходе украинского кризиса Россия фактически заявила, что не видит более какой-либо особой ценности в отношениях с Западом, обозначив при этом свои довольно значительные возможности, это стало для США и ЕС не просто ударом, это повергло их в настоящий шок.

Вывод второй. При всей важности так называемой мягкой силы фундаментальное значение все же имеет сила «жесткая». «Мягкая сила» работает тогда, когда необходимо провести какие-то корректировки, когда элита страны в основном лояльна оператору «мягкой силы»; пример — бархатные революции в Грузии и на Украине, где происходила именно коррекция и без того прозападного курса в странах с однозначно прозападными элитами. Там же, где элиты сравнительно независимы, «мягкая сила» сама по себе имеет крайне ограниченный потенциал воздействия. Даже в Югославии «мягкая сила» сработала не до бомбардировок, а лишь после — то есть когда Слободан Милошевич уже фактически сдался, а элиты были сломлены и дезориентированы.