Газета День Литературы - Газета День Литературы # 107 (2005 7) Страница 3

Вижу, в мире действуют законы Божии и дьявольская планомерность. Планомерно уничтожают Россию. И если когда-нибудь наша экономика поднимется с колен, потребуются рабочие и специалисты, то где их будет взять? Не так давно на самолетостроительном заводе рабочие высшей квалификации получали зарплату в размере пенсии. Недобор специалистов в цехах был огромен. А главное — не было молодых. И уже поздно звать. Мастера с золотыми руками никому не передали своих навыков, а ведь прерывать эту связь нельзя! То же самое творится и в науке, и в культуре, и в литературе. Порвалась связь времен. В сложившейся ситуации останется только одно: размещать на территории России иностранные заводы и фабрики, на которых будут работать только иностранные рабочие. Никто из них не будет учить русского навыкам своей работы. Таким образом, мы становимся подонками, неумехами, и это делается нарочно, и какой фактор: денежный? политический? — играет здесь главную роль?

Униженные, опустивши руки, смотрим мы, как продвигается демографическая политика новейшей истории России. Какие бы законы ни принимала Государственная Дума, в Россию никогда не будет ограничен въезд иностранцев, потому что эти-то смогут нарожать и рабочих и солдат, выплачивать налоги. С растоптанным же народом поступят, как с одряхлевшей собакой, — вон со двора. Такова и политика временщиков-работодателей, которым побыстрее нужно построить новые дома, аквапарки, продать китайские товары на рынке, и успеть до возможной революции (на этот раз снизу, а не сверху, как было десяток лет назад) слинять из России. К чему они готовы, как уверяет нас многомудрый политолог Кара-Мурза. О Париже говорят, что это город, в котором когда-то жили французы, то же скоро скажут и о Москве. Сколько разговоров на кухне, сколько бытового расизма у простого народа — столько же и трусости. В этом свете мы похожи на беспартийных подпольщиков, а скинхеды — на "молодогвардейцев"-фадеевцев. Русские потеряли инстинкты размножения и самосохранения, но потеряли бездарно, т.е. совсем не так, как хотелось бы — в пути, на пути к духовности, православному единству: душить "нечто животное" в себе нужно при условии, что заместишь их духовностью. Да, вот так мы и оказались беспомощны. Да, мы не можем ни рожать в четыре раза больше, чтобы противостоять "нашествию иноплеменных" (так называются пришельцы в известной молитве к Богородице); не стали ни духовнее, ни цивилизованнее, чем были в XVII веке, но исчерпали уже свой потенциал жизни под пытками вивисекторов, которые мыслят "глобально" и "прогрессивно", бодро, миллионами людей и триллионами долларов. Уже принялись они с участливой рожей душить пенсионеров, но на самом деле "дожить" никому не дадут, в лучшем случае решат "освежить" русскую нацию. Не случайно же в последнее время вместо слова "русский" используется слово "россиянин". Представляю, как, наверное, последние из племени чероки ненавидели слово "американец", которым были обозваны? Но это всё цветочки, теперь о серьезном — о том, что будет в худшем случае. Демографический план уже заработал: правящая элита задумала поменять народ. Не экономическую и социальную политику, не себя: чтобы меньше жрать, а просто уничтожить один народ и создать другой из жителей Востока и Азии. В России народ не рожает, а вымирает — факт; уже не у каждого члена семьи в элите есть даже свой золотой унитаз: некому на них работать. Почти половина населения — предпенсионного и пенсионного возраста, большая обуза. Как избавиться? Задушить монетизацией, выселить из квартир, не дать возможности прописать родственников (ведь те, прописавшись, смогут и помочь в выплате за квартиру), а на малооплачиваемых работах установить контроль за бухгалтерами и сажать за "черную кассу" (единственная помощь для малоимущих), в задачу входит отследить все денежные потоки даже самых бедных. Это приведет к тому, что из бюджетных организаций в массовом порядке начнут уходить служащие, закроются библиотеки, некоторые издательства, музеи, больницы, поликлиники, школы, институты, служители которых давно живут по принципу взаимопомощи. Предусмотрено вообще оставить в России не больше двадцати так называемых "национальных" (уже и слово продумано, не российских, а "национальных", кто его знает, чьи они потом станут?) университетов. Следующий шаг: поднять, причем со слезой святой необходимости в глазу, вопрос о ввозе на территорию страны рабочих сил из близлежащих республик. Ну, конечно, будут споры, в которых не поймешь, кто продажнее: те, кто "за" или кто "против". Для правдоподобности игры законопроект несколько раз провалится на обсуждении Госдумой. Отчаяние и правота, замешанная на слезах, появится в голосе президента, кем бы он ни был; интеллигенция в очередной раз предаст; старуха по телевизору, в чепце от народа, скажет, что ей всё равно; очередной Фома Опискин, "гордость нации", устыдит народ за упрямство — и завертится сатанинское колесо: массовое обнищание, выселение из квартир, и тут, как бы само собой, исподтишка, примется и закон о миграции. И вот уже хлынул он, разношерстный народ с верблюдами, ослами и тюфяками, с анашой и сухофруктами, со сладкими столами. "Мы вас ждали" — скажет кто-то, и слова эти будут долго повторять, умиленно фыркая соплей, разные наши "гордости". А тем будет по фигу. В однокомнатных квартирах, которые по сорок лет зарабатывали москвичи, поселятся десятки человек. Образование им не потребуется, Большой театр так и не откроется, зато кругом будут стройки и рынки. Ничего не нужно такому народу: ни медицинское обслуживание, ни пенсия, ни школы, никакие другие социальные гарантии, тем более милиция, — они сами в себе варятся и во всем разбираются. Платить им государство будет мало, а разбираться супергрубо —наше будущее государство уже сейчас можно увидеть на любой стройке. Да и они платить за квартиры не будут, но этот вопрос, разумеется, похерится, даже, возможно, примется закон об исключительном положении мигрантов, и отмене в связи с многодетностью оных платы за жилье. Всё опять будет подло, но гладко, и всегда со слезой в глазу и демократической гримасой умиления. Зато какая выгода правящей элите?! Налоги, поборы, никакой ответственности перед народом. Унитазы опять все сплошь золото, они и срать будут золотом. Но уже через поколение внуки внуков посмотрят в унитаз и скажут, что папа жил лучше, поскольку ни один народ, даже диссимилированный, в своих внуках уже не будет терпеть унижения. А может, и не стоит так скорбеть по поводу недостаточного деторождения. Что проку от него, когда оно становится политикой без народа, биологией? Не о деторождении нужно думать и демографии, а о "нарождении", от какого слова и произошло другое —"народ". Если вытравлено само понятие о народе, то и деторождение в его демократическом понимании — достаточно порочная вещь.

ЖЕНСКИЙ ВОПРОС

Лукавство дальнезападной цивилизации напоминает природу женского эгоизма. Похоже, мы еще долго будем идти на поводу у женской цивилизации. Женское даже человечнее, чем "слишком человеческое". Чем женский эгоизм лучше вышеперечисленных? Спросите любую, особенно роженицу: вот есть первое, а вот второе в твоей жизни — Бог и твое дитя. Что поставишь на первое место? Каждая ответит: "Бога!", — и каждая солжет. И не то плохо, что на самом деле выберет не Бога, а что солжет, и лукавство это будет у нее в глазах. И биологическую правоту свою, от самого мяса, она не предаст в душе: веры нет, дух нисколько не постигнут и еще что-то страшное руководит ею. Нет надежнее друга и опаснее зверя, чем материнский инстинкт, который так возвеличен западной цивилизацией. Мы все знаем, кто такие Чикатило и Фишер. Кто-нибудь видел их матерей на суде? Даже там мать, оказавшаяся у "ада погибели", под взглядом тех, чьи пятьдесят родов пресек людоед, подаст свою руку сыну, и жизнь за него отдаст. И брат пойдет по следам преступлений своего брата, будет терзать людей для того, чтобы запутать следствие, чтобы оно засомневалось: пойман ли настоящий маньяк, — и оттянуло казнь. Вместо того, чтобы убить выродка в зале суда, матери невыносимо видеть страдания своего урода. Окажется пособницей, седовласая, и ополчится, сама любовь, против всего человечества. Это своего рода отрицательная духовность. Самая распространенная. А если задуматься, ведь и рожаем для себя, а не для людей, т.е. наоборот, не от любви, а от тоски, а кто и от ненависти к людям. Кто способен привести домой бомжа, накормить, отмыть его, вывести двенадцать видов вшей, восемнадцать видов глистов, самому заразиться, нечаянно, от него, и вместе с ним вступить в борьбу с насекомыми, и еще всё стерпеть, когда тот изобьет тебя, ограбит и убежит в твоих новых ботинках? Я думаю, ну, Серафим Саровский был способен это оправдать и так поступить. И у него бы получилось, а вот уже отец Георгий (Чистяков) увидит в этом только бесовство, натужное извращение, и будет прав, ведь необыкновенно трудно полюбить человека, вот и оказываешься ты подлецом, никого не любящим, когда через долгий труд, а не натужный подвиг пытаешься полюбить человека, когда ненавидишь легкое, а признаешь только трудное. Я тоже не способен. Хотя, бывало в шестнадцать лет, глянешь озорно на ближнего своего, прищуришься глазком, прищурится он в ответ тебе, — и восторженно понимаешь, что ты на стороне добрых сил. Кажется, другой отец Георгий (Кочетков), говорил, что кощунственно думать, будто семья есть малая церковь, — не помню, чья это искусительная мысль, — как она хорошо вписывается в систему общечеловеческих ценностей, которая предполагает всё в облегченном варианте (в американском варианте, к примеру, семья космических "робинзонов"). Казалось бы, всё понятно, но борьба за наши православные, духовные ценности идет не на шутку: церковь, культура, литература. Цивилизация убеждает, что Тьма Египетская, саранча развивающаяся — Великая цель человечества. Но не каждый ли патриарх своего рода на смертном одре вопрошал в младенческом изумлении: "Зачем жил? Зачем всё?" Дети повторят путь своего отца, недолгим будет ликование плоти, недолгим счастье отцовства и материнства, рожденный ребенок не принесет бессмертия твоей плоти, она умрет; души, некогда слитые воедино, разлучатся; "…все увядоша, яко трава, все потребишася, велие плач и рыдание, велие воздыхание и нужда, разлучение душ", — говорит Иоанн Дамаскин. Душа сына не принадлежит отцу, и смерть не побеждена, и томящийся дух не получит ответа, за что наказан ленивым телом, и жил в разладе с душой. Нет, не найти никакого вечного прибежища и покоя человеку в теле его, а только суждено с ним ладить во время всего пути. Тело человеческое Андрей Платонов называл "ангелом-хранителем человека", читай —"хранитель духа". Тело свое, бесспорно, надо любить, в нем есть великий замысел, но не выше всякой меры, выше Бога. Надо признать, борющийся с природой человек считает, что дети не самое главное в его жизни, пока сам не обзаведется потомством, — тут же взорвется родительский инстинкт, какие-то железы, уже известные науке, выделят ферменты привыкания и родительского счастья. Природа потребует человека всего целиком… всё пожрет египетская саранча, вихрь, гипноз — и обнаружит он себя бессильным, высохшим стариком на бедной койке с байковым одеялом, посмотрит на руки свои, на ноги, не достающие до пола, — и не узнает. Поражение гордого человека. Я вообще сомневаюсь, что в природе есть какие-то нравственные законы. Если так, какое тогда дело человеку до протекающей мимо него жизни природы, зачем ему лидировать? Цель ее лишь в распложении, увеличении впрок биологической массы, путем поедания всего, что дается, а цель эволюции — создать как можно больше разнообразных кретинически-устойчивых форм жизни, в той внешней среде, в какой обитает ее биология. Но, даже не лидируя, простой человек всегда участвует в жизни, и всегда — до поражения.