Владимир Шулятиков - Ответ Е. А. Соловьеву Страница 3

Цитаты на с. 323–325 «Очерков» приведены не для характеристики миросозерцания Страхова: в данном месте г. Соловьев лишь пользуется сочинениями Страхова для характеристики «западничества» эпохи «великих реформ», вместо того чтобы сделать самостоятельную оценку этого явления.

14) «Упрека, что я слишком широко пользуюсь трудами A.M. Скабичевского и В. Розанова при характеристике Достоевского – не понимаю», – заявляет г. Соловьев. Со своей стороны, я не понимаю, почему г. Соловьев не обратил внимания на то место моего фельетона, где я точно указываю пределы этого «широкого пользования» трудами г. Скабичевского и г. Розанова: «у г. Скабичевского г. Соловьев целиком заимствовал характеристику Достоевского как представителя городской культуры и как разночинца. Учение Достоевского о целительной силе страдания он излагает» по г. Розанову». А это два существенных пункта в сделанной им характеристике Достоевского, как художника и мыслителя [27] . Что же касается «некоторого» влияния, которое, по нашему мнению, оказали на г. Соловьева произведения г. Волынского [28] , оно замечается в тех местах характеристики, где говорится о «чувстве трагического», о «своеволии личности», о «восстании против богов».

15) Г. Соловьев отрицает, что он «точно» изложил содержание характеристик, которые г. Скабичевский дал Клюшникову, Всеволоду Крестовскому [29] , Авсеенко [30] и Головину [31] .

Мы имеем в виду ту общую характеристику особенностей талантов этих писателей, которую г. Скабичевский сделал в своей «Истории» и которую г. Соловьев повторил в точности, имеем в виду их распределение по степени их таланта, их отношение к аристократии и чиновнической среде, мы имеем в виду сходство в разных деталях. Г. Скабичевский пишет: «Самое заглавие первого романа («Панургово стадо») показывает, как смотрел В. Крестовский на движение шестидесятых годов; он отрицал в нем всякую самостоятельность и самобытность, органическую связь с процессом развития русской мысли»… Г. Соловьев перефразирует: «Заглавие «Панургово стадо» особенно характерно для автора. Мелочно и злобно относится он к описываемой им жизни, он видит в ней что-то стадное, нецельное»… Г. Скабичевский характеризует Клюшникова, как «идеалиста сороковых годов», которому именно приверженность культуре сороковых годов не позволили понять шестидесятников. Г. Соловьев повторяет сказанное г. Скабичевским [32] .

Правда, г. Скабичевский делает некоторые дополнения. Из книги г. Головина «Русский роман» он берет дополнения к характеристике романа «Петербургские трущобы». Фраза: «Крестовский выводит кружок аристократов, но эти последние обрисованы без всякого таланта, по шаблону французских бульварных романов»… есть, несомненно, «переложение» соответствующего места из книги г. Головина [33] . Но, безусловно, отрицательная оценка «реализма» Крестовского, реализма, с которым он обрисовал петербургские вертепы, навеяна также соответствующей оценкой у г. Головина. Но то место, где говорится о «сгущенных красках и в одном фокусе собранных эффектах» – опять-таки является результатом влияния г. Скабичевского. Дополнение к характеристике Клюшникова ограничивается изложением в нескольких строках взглядов Писарева [34] на «Марево». Г.Соловьев дополняет характеристику Авсеенко и Орловского [35] указанием на их симпатии к среднему дворянству. Но при этом он выражает свои мысль не в категорической форме, а в форме предположения [36] . Он как будто сам сомневается в справедливости своей мысли. В виду чего мы сочли невозможным придавать ей серьезное значение.

16) Касаясь вопроса об общих взглядах на ход литературного движения, г. Соловьев опять-таки прибегает к удивительному полемическому приему. Как явствует из начальных строк моего фельетона, я разумею «под общей точкой зрения» именно ту «общую точку зрения», в деле установления которой он (г. Соловьев) считает себя новатором (см. его статью в «Жизни», 1899 г., ноябрь, с. 421). Об этой точке зрения, согласно которой историк литературы должен выяснить ход литературной эволюции из развития общественных групп, я и говорил тогда, когда ссылался на произведения г. Михайловского, г. Скабичевского и г. Протопопова [37] . В своих прежних произведениях названные критики много и убедительно трактовали о психологии писателей-дворян и писателей-разночинцев. А нового освещения психологии и художественного творчества писателей-дворян и писателей-разночинцев г. Соловьев не дал. «Больше того, что говорили по данному вопросу названные критики, г. Соловьев не сказал. Он лишь повторял их слова».

Г. Соловьев на это отвечает, что ни у г. Михайловского, ни у г. Протопопова, ни у г. Скабичевского русская литература не рассматривается «с точки зрения ее борьбы с официальной народностью» и ход этой борьбы не излагается по формуле диалектического развития». Ответ, как видите, дается замечательно удачный!

Что же касается «борьбы с официальной народностью», то действительно в начале книги она выставляется г. Соловьевым в качестве «основного тезиса русской литературы». Но, во-первых, тезис этот не представляет из себя ничего особенно глубокомысленного, хода литературного развития за целое столетие никак нельзя объяснить с помощью этого тезиса, и в книге г. Соловьева он является чем-то искусственно пристегнутым. Поэтому мы и не упоминали об этом тезисе. Весь интерес книги заключается в «проведении» другой «общей точки зрения». Но к несчастью, в деле проведения последней точки зрения автор «Очерков» не сказал никакого «нового слова».

17) Говоря об изложении философских взглядов Герцена, я имею в виду взгляды, высказанные в тех статьях Герцена, которые г. Соловьев называет «философскими статьями».

Г. Соловьев не возражает ничего против того, что данные взгляды он изложил не по Герцену, а по статье г. Скабичевского. Возражать, действительно, против таких фактов, как переписывание на протяжении двух страниц одинаково подобранных цитат из Герцена, сопровождаемое переписыванием нескольких фраз, принадлежащих г. Скабичевскому [38] , конечно, нельзя. Но вот г. Соловьев указывает, что «понимание философских взглядов Герцена как выражения непримиримого противоречия стихийных сил природы и истории и воли человека у г. Скабичевского нет». Действительно, подобной точки зрения г. Скабичевский определенно не высказывает (он скорее намекает на нее в тех местах своей статьи, где говорит о «диалектических противоречиях жизни», о взглядах Герцена на личность и государственный организм). Но зато на подобной точке зрения стоит г. Страхов, статья которого служит для г. Соловьева «источником» (см. Страхов «Борьба с Западом», т. 1, например, с. 15, 33, 40–41, 66). Страхов указывает и на «ничем неотвратимую возможность бед, независимых от нашей воли», и на «страшную сторону жизни» (ср. «Очерки», с. 162: «он (Герцен) видел какую-то огромную и страшную силу, силу стихийную, которая ведет людей независимо от их воли и т. д.»), и на «зависимость человека от случая, от обстоятельств, которых невозможно предотвратить и предвидеть», и на «неразумность и жестокость» исторического процесса, не дающего «выхода силам» отдельного человека, и на «слепую природу». Обо всем этом и даже чисто в аналогичных выражениях говорит и г. Соловьев (см. указанные им места из его книги) [39] .

18) Наконец, г. Соловьев дважды в своем «Письме в редакцию» упоминает о некоторых пунктах «обвинительного акта», которые хотя были высказаны, но ничем не обоснованы. Опять странная неточность! Г. Соловьев на самом деле не оставил без внимания решительно ни одного пункта и на все, за исключением вопроса о влиянии г. Волынского, ответил…

Но как ответил?.. Надеемся, что мы достаточно выяснили характер его ответов и характер тех полемических приемов, которыми он пользуется.

Курьер. 1902. № 87.

Курьер. 1902. № 90.

Примечания

1

Соловьев, Евгений Андреевич (1866–1905) – критик, историк литературы, беллетрист. Под псевдонимом Скриба писал фельетоны в «Русской жизни» и «Новостях». Принимал участие в работе над биографической серией Ф.Ф. Павленкова, для которой под псевдонимом Смирнов написал ряд биографий, в том числе Д.И. Писарева, Л.Н. Толстого и А.И. Герцена. В 1893 г. выпустил сборник рассказов и очерков из жизни идейной молодежи «В раздумье». В конце 1890-х гг. под псевдонимом Андреевич стал сотрудничать в журнале марксистского направления «Жизнь», где были напечатаны его статьи «Семидесятые годы» и статьи о Чехове и Горьком, часть которых вошла в состав «Книги о Чехове и Горьком» (1901) и «Очерков из истории русской литературы XIX века» (1903). В 1905 г. в «Знании» вышла его книга «Опыт философии русской литературы», а также переработанная монография о Толстом. Являясь по своему историко-литературному методу критиком, придерживающимся марксистских взглядов в соединении с народнической идеологией, Соловьев считал возможным при анализе художественных явлений отказываться от их эстетической оценки и отождествлять литературу с выражением «нравственно-освободительной идеи». Весь ход русской литературы XIX века он представлял как проявление борьбы классов и сословий и сводил его к смене «дворянского» прекраснодушия озлоблением «разночинца» и предчувствием грядущей победы у представителей пролетариата.