Станислав Лем - Молох (сборник) Страница 30

4

Ответить на оба заданных выше вопроса нелегко. С тех времен, когда я опубликовал этот постулат, прошло тридцать лет, и накопленные за это время знания вселяют оптимизм. Я даже не надеялся, когда писал «Сумму технологии», что доживу до исполнения хотя бы частички прогнозов-надежд, выраженных в ней. Вместе с тем оказалось, что уже то, что должно служить для нас на первом этапе эталоном, намного сложнее, чем в то время принято было считать в науке. Чем большие шаги делает молекулярная биология и особенно генетика (с возникшими в ней зачатками генной инженерии), тем лучше мы понимаем, как странно, удивительно и, хотелось бы сказать, не по-человечески (то есть не в согласии с каким-либо типом инженерного и строительного мышления людей) сконструирован и действует код наследственности. Частично это происходит потому, что он должен был «сам себя сконструировать», поскольку ведь никакого Инженера-Строителя, рисующего планы, над океанами Праземли не было. В результате возникло то, что является не просто «дьявольски сложным», а то, что по крайней мере, частично «отягощено излишними сложностями». Излишними в том смысле, что код «влечет за собой» собственные древние плоды, некоторым образом остатки того, что составляло отбросы «проб и ошибок» и что можно было бы себе представить (в значительном упрощении) в виде, допустим, современного аэродинамического электровоза, способного развивать скорость 400 км/ч, оборудованного абсолютно бесполезным дымоходом, доставшимся от эпохи паровозов. Или в виде самонаводящейся на цель ракеты с абсолютно ненужным «прицелом» сверху, тоже помнящим времена, когда человек должен был целиться «сам». Этим «балластом, тащимым кодом» является в первую очередь так называемый «нуклеотидный мусор». Это также есть нечто такое, чем были бы, допустим, в книге, подвергшейся не слишком старательной корректуре, но, несмотря на это, вполне читаемой, кляксы на полях или попадающиеся в отдельных стихах такие знаки, как ^, /, +, * и т. д. Читать книгу можно, перескакивая через эти ненужные «добавки», и именно таким способом сохраняются «считывающие» клеточные системы, такие как РНК, рибосомы и т. п. Неизвестно, как давно тянется этот балласт в разных ветвях древа эволюции, но среди разных видов животных «вклеено» разное количество такого «мусора — пассажиров, едущих на ротозеях». Это (но не только это) дало мне повод назвать код таким миллиарднолетним транспортным средством для передачи посланий в биоэволюции, который эволюции необходим, поскольку последующие организмы в таком понимании являются «только» очередными посланцами, как бы подстанциями, «почтальонами» вечно (несмотря на переменчивость) пересылаемого от поколения к поколению нуклеотидного кода. Но это в скобках. Через два года после опубликования этой моей идеи ее развил (независимо от меня) английский биолог Докинс («The Selfish Gene», «Ген-эгоист» — это книга, которую он посвятил проблеме: «что является важнейшим в биоэволюции»).

5

Код — это такой «учебник строительства», который сам себя читает и в соответствии с прочитанным планом поэтапно сам себя строит. Возникают различные «побочные» сложности этого самостоятельного чтения, например, метаморфозы насекомых в циклах «яйцеклетка — личинка — куколка — взрослое насекомое» и другие подобные. «Лабиринто-слаломные» движения, закрепленные в наследственном коде насекомых, возникли из необходимости маневрирования для выживания видов, а когда какой-нибудь цикл маневров состоялся, он остался зафиксированным на многие миллионы лет; сравните, например, муравьев, ос, пчел, жуков и т. д. — существует около миллиона видов насекомых. «Учебник», называемый геномом, написан нуклеотидами — «всего лишь четырьмя буквами», составляющими весь алфавит биологической технологии. Это основа нуклеиновых кислот, но в настоящем эссе я не собираюсь вникать в их химический состав, как не надо вникать в состав чернил, используемых в компьютерных печатных машинах. Важно то, что геном построен из тех четырех «букв» и составлен так, что мы имеем в нем два кода: код, составленный из структурных генов, обеспечивающий благодаря «переводу» возникновение определенных белков, а также «типографический» код, который действует для того, чтобы структурные гены были отделены друг от друга как бы «знаками препинания» (как в печати).

6

На вопрос «На кой ляд в журнале, посвященном компьютерам, говорится о генетическом коде?» ответ звучит: «Потому что в информатике мы имеем средства, служащие для переработки данных, то есть средства, преобразующие и перерабатывающие входную информацию в выходную информацию; преобразователями же могут быть абсолютно разные объекты: от катодных ламп через полупроводники до молекулярных структур. Мы всегда вводим информацию и получаем информацию (то есть она „вводится“ через некий input и «выводится» через некий output). Зато в биологии информация помещена в таких носителях, которые перерабатывают эту информацию в нечто, что является организмом, например, в пальму, слона или тетю Франю. Процесс самопроизводства, в котором уже содержится будущая саморепродуктивность (пальма благодаря кокосам, слон благодаря слонихе и слонятам, тетя благодаря дяде в племянниках «повторяется»), с точки зрения условий собственного возникновения и продолжения на протяжении миллиардов лет требует очень сложной организации, которую мы понемногу уже распознаем, а также систем, переводящих геном в производные белка, энзимы, пока из всего этого возникнет благодаря открытым недавно морфогенам весь организм. Это немного похоже на язык, но больше — на пародию симфонии, в которой одновременно слышна мощь всех инструментов. Ошибки возможны как фальшь в симфонии и проявляются в виде уродств — побочных явлений эмбрионального развития, обычно вызывающих возникновение различных monstrositates. Ими занимается тератология, которой здесь внимания мы уделять не будем.

7

Если бы буквы-нуклеотиды писать так, чтобы на странице разместилось их 1000, то на весь геном потребовалась бы тысяча томов, причем каждый состоял бы из тысячи страниц. (Этот пример грубо соответствует написанию генома мыши.) Как мы видим, геном — это род самодействующей физико-химической энциклопедии, причем действует он в жидкой среде, поскольку такие условия преобладают в клетках. Для инженерии, которая мечтала бы перенять эту технологию, это довольно важная новость.

По крайней мере первый шаг к осуществлению моего вступительного постулата, то есть к заимствованию нами биотехнологии жизни, сделал Дуглас Хофштадтер в книге под названием «Metamagical Themes», где, в частности, он занялся разрешением интересной проблемы: всегда ли код наследственности, являющийся единым, состоит из одних и тех же букв и построен для любой Жизни на Земле из одного и того же химического «синтаксиса» и «грамматики»; единственно ли это возможный код или скорее всего он является случайным. Значит ли это, что другой код, построенный из других «букв», мог бы также функционировать, и это, в свою очередь, означало бы, что такой код, который и нас создает, мог «вероятнее всего» возникнуть на Земле, но где-то в другом месте его могло заменить «нечто» по составу и химически иное. А также, добавлю от себя, если бы он оказался произвольным, «отчасти случайным», то инженер-генетик мог бы начать заимствование методов кода с других «букв». Здесь я должен добавить, что Хофштадтер не рассматривал ни идею предбиологического строительства (смысл термина я объяснял выше), ни a fortiori транс— (или вне биологического) согласно методу кода. Иначе говоря, его исследовательская позиция была больше академической, теоретической (так как он хотел узнать, удалось ли бы код, который создал жизнь здесь, заменить другим кодом, например, уже не состоящим из нуклеотидов как основ нуклеиновых кислот, а только, может быть, состоящий из тех же самых основ, но взятых из других нуклеиновых кислот, которых существует масса, но которые Эволюция «почему-то» не использовала). Зато моя позиция представляет более дерзкую трансагрессию кода: я хотел бы узнать, можно ли использовать этот код в качестве учебника и учителя, чтобы сконструировать (неизвестно пока как) другой биологический код, способный создавать иную жизнь, чем наша, и, более того, можно ли вообще дойти до такой «биотической техноцивилизации», которую я описал с шуточным оттенком в Science Fiction как ситуацию, когда мы высеваем «технические зерна», поливаем горстью воды, и в результате «вырастает видеомагнитофон». Правда, следует оговориться, что никакие автомобили и никакие видеомагнитофоны, похожие на современные, никогда ни из одного техносемени не вырастут; однако при этом следует иметь в виду и то, что даже мышь, не говоря уже о мудрейшем человеке, в несколько миллионов раз более сложное «устройство», чем любой автомобиль или компьютер, даже если это компьютер Cray, поскольку информационное содержание как генотипа, так и фенотипа мыши является гораздо более сложным и богатым, чем любое творение человеческой техники (произвольное). К сожалению, даже обыкновенная муха со многих точек зрения является более способной, чем суперкомпьютер, хотя она не умеет играть в шахматы и ничему новому для своего генома не научится. Здесь мы вскользь отметим перед окончательным вступлением к главной теме: как это могло случиться, что вся современная медицина, вся фармацевтика, вся сфера синтеза антибиотиков в последнее время оказались побеждены многими из тех видов бактерий, против которых благодаря массовому использованию новейших лекарств добились полного иммунитета. И вот во всей своей черной красе вновь возникает угроза болезней, с которыми, как нам казалось, мы (благодаря антибиотикам) покончили: дифтерит, туберкулез, не говоря уже о таких вирусных заболеваниях, как страшный СПИД. Ответ звучит, может быть, слишком общо: бактерии, живущие на Земле несколько миллиардов лет, благодаря тренингу в очень «тяжелые для планеты» времена получили такую мутационную универсальность, что справятся с каждым новым бактерицидным препаратом, платя за это такую цену, как массовое вымирание неприспособленных: когда 98 % бактерий гибнет, на «поле боя» остается 2 % устойчивых и они мгновенно вновь размножаются. Сможет ли это предотвратить стереохимический синтез — это отдельная, трудная проблема не для сегодняшнего дня и ее следует оставить пока без ясного развития.